Это правда, не считая того, что каждый в его семье теперь готов перегрызть другому глотку, чтобы сманить к себе клиента. Дед объявил, что тот, чей журнал принесет наибольшую прибыль за этот год, возглавит холдинг. И никто не хотел проиграть.
Поскольку голос Лайама как финансового директора был решающим, все это легло на его плечи. Он должен забыть о симпатиях и антипатиях и опираться только на голые цифры. Это нелегко. Он переживал за холдинг. Еще больше он волновался за свою мать.
И пока он старался спасти свою огромную семью от склок и скандалов, жизнь проходила мимо. Ему был тридцать один год. Его родители к этому возрасту уже давно были женаты и имели четырех детей. Двое его братьев обзавелись семьями. Гэннон женился в феврале. Он и его жена Эрика ждали первого ребенка. Младший брат Лайама Тэг был помолвлен. Сестра Бриджит недавно вышла замуж за шерифа из Колорадо и оставила семейный бизнес.
А что было у Лайама? Долгие, выматывающие отношения "не с теми" женщинами, работа и квартира на Парк-авеню, в которой он только ночевал. У него не было никого, кто поддержал бы его так, как отец поддерживал мать в ее беде.
В последние несколько месяцев отец, которого все считали трудоголиком, очень четко расставил свои жизненные приоритеты: на первом месте - семья. Работа на втором. Хотя так было не всегда. Лишь когда у его жены обнаружили рак груди, Майкл Эллиот понял, что в его жизни главное.
Официантка принесла сандвичи и удалилась.
Обри посмотрела на Лайама своими фиалковыми глазами, и он почувствовал, что дыхание у него перехватывает.
- Как себя чувствует ваша мать? Я читала о ее болезни в газетах.
Она что, ненормальная?
- Ей намного лучше. Она прошла химиотерапию. У нее уже отрастают волосы.
- Ее диагноз, наверное, был ударом для всех вас. ~Да.
- Вы, наверное, очень любите свою мать.
- А вы что, не любите свою мать? Взгляд Обри потух.
- Нет. Она оставила моего отца, когда мне было одиннадцать.
- Вы с ней не общаетесь?
- Некоторое время я жила то с отцом, то с матерью, но потом она снова вышла замуж… - Обри опустила голову, и густая прядь светло-каштановых волос скрыла ее лицо. - Сандвич действительно вкусный, и вы были правы насчет уксуса. Это нечто.
Но он не дал ей сменить тему.
- Вы не понравились ее новому мужу? Обри слегка побледнела.
- Я ему чересчур понравилась.
Лайаму вдруг показалось, что он жует кусок резины.
- Он к вам приставал? Обри отодвинула тарелку.
- Да.
- Сколько вам было?
- Шестнадцать.
- Ваша мать с ним развелась?
- Нет. Послушайте, мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
Лайам больше не хотел есть. Он хотел спросить, как ее мать могла дальше жить с этим извращенцем и почему ее отец его не убил. Но он только сказал:
- Конечно.
- Я слышала, Патрик подумывает об отставке. Кто его заменит?
- Обри, я не намерен обсуждать внутренние дела холдинга.
- Я понимаю. Извините, что отняла у вас столько времени.
Лайам никак не мог понять выражение ее лица. Она была разочарована, это понятно. Но он готов был поклясться, что она связывала с этой встречей еще какие-то надежды и эти надежды рухнули. Что же произошло?
- Не за что. Это был самый приятный завтрак за последние полгода. До тех пор, пока вы не начали выпытывать у меня служебные тайны.
Она покраснела и хотела что-то ответить, но тут зазвонил его телефон.
- Извините. Я слушаю.
- Мистер Эллиот, это Триша из художественной галереи. Джильда Рейне согласилась поговорить с вами о продаже картины, которую вы хотели купить для своей матери. Не могли бы вы приехать? Она хочет встретиться с вами прямо сейчас.
- Я еду. - Он позвал официантку. - Мне очень жаль, но я должен идти.
- Проблемы на работе?
Он усмехнулся. Девушка не сдается?
- Нет. Я много месяцев вел переговоры о покупке картины одной художницы, которую моя мать очень любит. Художница наконец согласилась со мною встретиться.
- Кто это?
- Джильда Рейне. Обри вскочила.
- Серьезно? Я тоже ее обожаю. Вы едете к ней! Она же никого к себе не подпускает. - Она схватила его за руку, отчего по его ладони пробежали искры. - Можно я пойду с вами?
Лайам смотрел на дочь своего врага, на ее хрупкую, тонкую кисть, сжимавшую его руку. Если у него есть хоть немного мозгов, он остановится на этом и попрощается. Прямо сейчас. Но, очевидно, мозгов у него не было, потому что сияние фиалковых глаз и робкая улыбка Обри затмили все доводы рассудка.
- Можно. Но мы не будем разговаривать про холдинг. Предупреждаю, если вы зададите хоть один вопрос, я остановлю такси и высажу вас. Ясно?
Она улыбнулась.
- Яснее не бывает.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Обри хотела узнать Лайама получше, но она вовсе не собиралась сразу хватать его за колени. Не собиралась, но на одном из поворотов ее вдруг бросило на него, и она почувствовала, как мускулы его бедра напряглись под ее пальцами.
- Извините. - Она быстро убрала руку.
- Ничего страшного, - ответил он, но его голос был напряженным.
Лайам пообещал заплатить таксисту по двойному тарифу, если он быстро довезет их до галереи, и таксист старался на славу. На очередном вираже Обри снова прижало к сидящему рядом мужчине - красивому, мускулистому, возбуждающему и абсолютно для нее запретному. Ее бросило почти к нему в объятия, и их глаза встретились. Взгляд Лайама опустился к ее губам. У Обри перехватило дыхание, а сердце застучало, как сумасшедшее.
Как он целуется? Нежно или страстно? Осторожно или грубо? Она никогда этого не узнает. Обри отвернулась, уставилась в окно и постаралась, чтобы он не услышал ее разочарованного вздоха.
Они приехали. Обри быстро выскользнула из машины, пока Лайам расплачивался.
- Вы сказали, что вам нравится эта художница?
- Да. Ее картины очень чувственны.
- Она рисует цветы, - сказал он хмуро. Обри смущенно взглянула на него.
- Она стала рисовать их после смерти своего мужа, которого она очень любила. Я слышала, что она очень необычный человек.
Они вошли в галерею. В дверях их встретила шикарная брюнетка.
- Мистер Эллиот? - Да.
- Триша Эванс.
На взгляд Обри, рукопожатие, которым она приветствовала Лайама, длилось несколько дольше, чем следовало.
-Авы…
- Обри Холт.
- Миссис Рейне ждет вас. Пойдемте со мной. Она повернулась и пошла в глубь помещения.
Обри невольно задалась вопросом, всегда ли Триша ходит так или она виляет бедрами специально для Лайама. Обри затрясла головой. Что плохого в том, что женщина хочет понравиться? Обри и сама вела бы себя точно так же, если бы фамилия Лайама была не Эллиот.
Джильда Рейне оказалась крошечной дамой лет шестидесяти, ростом никак не выше полутора метров.
- Вы хотите купить мою картину, - начала Джильда без предисловий, внимательно разглядывая Лайама.
- Да, миссис Рейне.
- Почему?
- Я писал вам про свою мать. Про ее болезнь.
- Я редко расстаюсь со своими картинами, и никогда - без достаточных оснований. В данном случае я не уверена.
Обри понимала, что это не ее дело, но не могла не вмешаться.
- После того как ей удалят обе груди, его мать должна помнить, что она женщина.
Три головы повернулись к Обри.
- Ваша живопись - воплощение женственности и сексуальности. Я думаю, это то, что нужно сейчас Карен Эллиот.
Глаза Джильды сузились.
- Откуда вы знаете?
- В прошлом году моя подруга Джейн умерла от рака груди. Я проводила много времени у нее в больнице. Там висят две ваши картины. Мне больше нравились "Лилии", но Джейн любила "Гардению".
Обри повернулась к картине, стоящей на мольберте, чтобы скрыть набежавшие слезы. Джейн, секретарша отца, была ей ближе, чем собственные родители, и Обри очень по ней тосковала.
Когда мать Обри снова вышла замуж, Джейн первая поняла, что что-то не так. И именно Джейн заставила ее рассказать о проблемах с отчимом. Именно Джейн пошла к отцу Обри и все ему выложила. Отец немедленно забрал Обри к себе, и с тех пор она больше не появлялась в доме матери. Если мать хотела с ней встретиться, она приезжала к Обри. Это случалось не очень часто.
Джильда подошла к ней и кивнула головой в сторону Лайама.
- Вы считаете, стоит продать?
Обри прогнала воспоминания и оглянулась на Лайама. Вежливое и отстраненное выражение его лица говорило о том, что эта живопись оставляет его равнодушным. Судя по скептическому взгляду Джильды, она это тоже поняла.
- Я смогу объяснить ему. Джильда хмыкнула и кивнула.
- Да, думаю, сможете. Ладно.
Все было сделано моментально. Через минуту картина была упакована и погружена в такси, и теперь Лайам и Обри ехали к нему домой, что казалось Обри одновременно и мудрым и безрассудным. Мудрым - потому что она сможет больше узнать о Лайаме. Безрассудным - потому что она только мучает себя искушением, которому не имеет права уступить.
Таксист на этот раз лихачил безо всякой двойной платы. В результате в какой-то момент Обри оказалась почти на коленях Лайама. Его сильные руки удержали ее. Его глаза были совсем близко, но смотрел он на ее губы.
- Извините меня.
- Ничего страшного.
Обри приказала себе выбраться из его объятий. И не смогла. Лайам медленно поднял руку и погладил ее по щеке. Потом запустил пальцы в ее мягкие волосы. Обри задрожала.