– Что случилось? Это что, твоя волшебная свеча? – То, что от нее осталось…
– Она же совершенно безопасна! – изумленно качая головой, цитирует инструкцию Иззи.
Я набираю воздуху в грудь.
– Иззи, Си Джей здесь.
– Какой такой Си Джей? О ком ты?
– Помнишь парня, с которым я познакомилась десять лет назад на театральных курсах?
– Смутно.
– Пантин-поэт!
– А, ну да! И что значит "он здесь"?
– Позвонил в дверь и вошел.
– Судя по всему, ты не слишком рада его видеть, – замечает Иззи, наклоняясь, чтобы осмотреть мою покалеченную руку. Кажется, она решила, что у меня не все дома. Неудивительно!
– Иззи, это звучит дико, но жених Надин… Я давлюсь слезами и умолкаю.
– Кристиан… – помогает мне Иззи.
– Кристиан – это и есть Си Джей. Мой Пантин-поэт.
Несколько секунд Иззи молча таращит глаза. Затем приказывает:
– Ни слова! Ни жеста! – и вылетает за дверь. Возвращается минут через пять – с неиссякающим запасом сочувствия и бутылкой "Хосе Куэрво".
– Черт возьми, вот так история! Точно он! Вхожу – сидят. Познакомились, завязался разговор, я и говорю: "Ах, то да се, есть в вас что-то артистическое". Надин, конечно, сразу встряла: "Нет, это все в прошлом, теперь Кристиан занимается архитектурой". А он молчит и ежится. Тогда я говорю: "А знаете, Джейми, сестра Надин, тоже мечтала стать актрисой. Впервые узнала вкус театра десять лет назад, на летних курсах в Гилфорде". – Иззи! Не могла же ты…
– Еще как смогла! Ты бы видела, как он побагровел! Тут, ясное дело, все стали спрашивать, куда ты пропала. А я отвечаю, что мы с тобой заняты важным делом и скоро спустимся. Спешить некуда, шашлык ты все равно не ешь.
Она садится рядом и наливает мне слоновью дозу текилы. Я делаю глоток и морщусь; но спиртное согревает меня – становится чуточку легче.
– Иззи, что же мне теперь делать? Я никого, кроме него, никогда не любила! Он для меня единственный!
– А ты для него, как видно, нет.
– Как ты можешь так говорить? – кричу я.
– Он целый год провел с Надин. На нем пиджак. У него короткая стрижка. Этот не тот человек, вместе с которым ты обливалась слезами над Шелли.
Мы отхлебываем еще и еще. Мозги у меня начинают затуманиваться.
– По-моему, взорвавшаяся свеча – это знак судьбы, – говорит Иззи.
Она знает, чем меня пронять: я в любой ерунде готова увидеть знак.
Потянувшись за текилой, Иззи смахивает на пол книгу. "Стихи о любви", которые вчера попали мне в руки.
– Я-то думала, ты бросила эти глупости! – укоризненно замечает Иззи.
Никогда она не одобряла моей любви к поэзии – от стихов, по ее словам, я превращаюсь в слезливую мокрую курицу.
– Ну… да, просто…
– Загадай страницу, – перебивает она.
Уже много лет мы не гадали по книгам. В школьные годы, оказавшись на пороге какого-нибудь рискованного решения, мы порой брали книгу, загадывали страницу, открывали и вверяли свою судьбу первым строкам, на которые упадет взгляд. Особенной глубиной и загадочностью, помнится, отличались пророчества "Винни-Пуха".
– Девяносто пять! – решаюсь я.
Она открывает:
– Мама моя родная! Ты только послушай:
"Любовь моя!
Могу ль назвать тебя своей?
Увы!
Сказать так может лишь твоя невеста.
– Хватит! – кричу я.
Никакой мистики. Это все фокусы подсознания. В нужный момент из глубин моей памяти выпорхнула нужная страница.
– Попробуем еще раз. Открой книгу!
Иззи молча смотрит на меня. Затем касается моей руки и тихо говорит:
– Так дальше жить нельзя.
Иззи и сама на взводе. Потом я узнаю, что накануне она выслушала от Дейва очередное предложение руки и сердца. "Всякий раз, как он встает передо мной на колени, – говорит она, – я вскакиваю, словно вижу маньяка с топором". Словом, обе мы в самом подходящем настроении для великих свершений и безобразных кутежей.
Только один раз мы с Иззи ездили в отпуск вместе. Поездка длилась неделю, – больше всего мне запомнился наш истерический хохот, когда у ее "Гольфа" в восьмой раз за день заглох мотор. Но на этот раз все будет иначе. Отчаяние требует отчаянных мер. Настало время осуществить Проект Пресли!
– Так жить нельзя, – повторяет Иззи. – Мы получаем то, чего заслуживаем. Чтобы изменилась наша жизнь, надо и самим измениться.
Во мне просыпается робкий огонек надежды.
– Вот скажи, тебе твоя нынешняя жизнь нравится? Я бросаю на нее взгляд, полный горькой укоризны, и отвечаю:
– Какая там жизнь!
– Вот так же тошно становится и мне всякий раз, как Дейв просит назначить дату свадьбы. Если я выйду за него замуж – конец мечтам. Мечтам о пышной свадьбе, о мужчине, который будет носить меня на руках, о волосах, как у Дженнифер Энистон… Я понимаю, одной тоже не сладко: но ты хотя бы можешь надеяться, что приедет принц на белом коне и все разом изменит. А я, если выйду за Дейва, собственными руками похороню свои надежды. Превращусь в домохозяйку, научусь менять пробки, узнаю, каким средством лучше всего отмывать раковину… Да лучше утопиться! Глубоко вздохнув, она продолжает:
– И вот я думаю: не может же быть, чтобы на свете никого лучше Дейва не нашлось! И ты не веришь, что больше не испытаешь настоящей любви. Так сколько можно сидеть сложа руки? Пора проверить, может ли исполниться наша Великая Мечта!
– О миллионере на белом коне? – уточняю я дрожащим от недавних рыданий голосом.
– А чем плохо? Или ты предпочитаешь Великую Мечту о тяжелой работе и нищенской пенсии?
– Ну уж нет! – улыбаюсь я.
– Помнится, тебе предлагали сделать репортаж из Лас-Вегаса. Еще не поздно согласиться?
– Н-нет… – отвечаю я. Господи боже, неужели мы действительно это сделаем?
– Тогда звони в редакцию!
ГЛАВА 8
Десять лет я мечтала об одном – снова увидеть Си Джея. Сбылась мечта идиотки: он всего в одном этаже и нескольких комнатах от меня. Но десять лет – слишком долгий срок. Не говоря уж об обстоятельствах встречи… Иззи торопливо перевязывает мои раны: обе мы сознаем, что непозволительно долго скрываемся от общества. Пора встретиться с "нареченными" лицом к лицу.
– Только вокруг запястья не обматывай! – ною я. – Еще решат, что я резала вены!
– Да ладно тебе! – морщится Иззи.
Я смотрю на свою руку. Конечно, порезы широкие, пластырем не стянешь: но едва ли они заслуживают прижизненной мумификации, какую устроила Иззи.
– Ладно, сойдет, – хмурится она, обрезая бинт и затягивая узел.
– М-да, на свидание с Си Джеем я иду во всеоружии! – сокрушаюсь я.
– Джейми, какое там свидание? Тяжкое испытание, которое надо пережить с минимальными потерями. Вот и все.
Я берусь за косметичку.
– Подрумянься, – советует Иззи, – ты белая, как привидение. И прекрати смотреть на меня такими убитыми глазами!
С таким напутствием она исчезает в ванной, оставив меня любоваться в зеркало на собственную унылую физиономию.
Внезапно – словно включается невидимый приемник – в комнату врываются голоса снизу. Похоже, вечеринка переместилась в холл. Кажется, смотрят наши с Надин детские фотографии, что хранятся в тумбочке под телефоном. Я слышу раскатистый папин смех и мягко-укоризненное мамино: "Айвен, дорогой!" Си Джей, кажется, держится поодаль; слышно, как Надин зовет: "Кристиан! Кристиан!" – ни на секунду не желая выпускать нареченного из-под опеки.
Иззи выходит, когда Надин как бы невзначай заговаривает о том, как трогательно выглядят малыши на свадьбах.
– Господи, а четверть часа назад они обсуждали глазурь на свадебных пирогах! – стонет Иззи. – Еще раз услышу слово "свадьба" – закричу. Пойдем-ка их встряхнем!
Мы дожидаемся, пока "комитет по встрече жениха" вернется в гостиную, и начинаем свое нисхождение в ад. Текила кипит у меня в крови и шумит в голове; я начинаю бояться, не ляпну ли при встрече с Си Джеем что-нибудь такое, о чем буду потом жалеть.
– Говорить буду я! – шепчет Иззи.
Я охотно соглашаюсь – и, видит бог, уже из одного этого можно понять, как мне хреново.
– А вот и старшая сестра, которую все ждали! – провозглашает – на мой взгляд, чересчур бравурно – Иззи, пропуская меня в гостиную.
Но я мнусь в дверях, озираясь в поисках безопасного места. На диване рядом с Си Джеем… нет, ни за что! Мама и Надин болтают у камина, картинные позы их напоминают рекламные плакаты шестидесятых годов. Надин как-то странно ерзает: не сразу я замечаю, что она старается незаметно задвинуть в глубь каминной полки ярко-синюю фарфоровую черепаху.
– Стена – твой первый друг! – шепчет сзади Иззи. Придерживаясь за "первого друга", я направляюсь к папе, который ведет с Си Джеем светскую беседу, в то же время приглядывая за барбекью сквозь приоткрытую дверь во двор. На эту-то дверь я и налегаю всем телом. И вываливаюсь в сад.
– А вот дверь – нет! – шепчет Иззи, помогая мне подняться на ноги. Она кусает губы, чтобы не рассмеяться.
– Что это ты сотворила со своей рукой? – интересуется папа, всем своим видом давая понять, как утомлен моим существованием.
– Да так, ерунда, – объясняет Иззи. – Волшебная свеча взорвалась. Бац – и осколки по всей комнате!
Черт бы побрал Иззи – в ее изложений я выгляжу этакой недоделанной иствикской ведьмой! О чем я думала, когда разрешила ей взять переговоры на себя? Когда имеешь дело с моей лучшей подругой, временами начинаешь жалеть, что под рукой нет кляпа.
Мама кидается ко мне, начинает причитать "ад раненой рукой, щупает лоб, словно больному ребенку:
– Джейми, да ты вся горишь! Температуры нет?