- Не будет ли лучше, дорогой Артур, - сказала она, - если у твоей племянницы найдется гувернантка или надежная компаньонка, которая сможет пожить с ней за городом, пока не закончится лондонский сезон? В конце концов, бедная девочка сейчас в глубоком трауре и не сможет принимать приглашения даже на чай, не говоря уже о балах и приемах.
- А вот в этом ты ошибаешься, - ответил лорд Брэнстон.
Люси с удивлением взглянула на него, и он пояснил:
- Катрина сказала мне, что ни ее отец, ни моя сестра не одобряли обычая носить траур. По ее словам, они не верили в смерть!
- Что, скажите на милость, она имела в виду? - чуть повысив голос, спросила Люси.
- Как тебе известно, первые годы совместной жизни моя сестра с мужем провели в Индии и, очевидно, увлеклись там буддизмом. Поэтому они верили, что никто не умирает, а живет вечно.
- Никогда в жизни не слышала подобного вздора! - резким тоном заявила Люси. - Как могут люди исповедовать такие глупые и совершенно фантастические идеи? И ты, и я - мы оба видели покойников. И они были безусловно мертвы, когда их клали в гроб и опускали в могилу!
Лорд Брэнстон вздохнул.
- Я полагаю, многие не согласятся с тобой, да я и сам иногда думал о том, как было бы разумно и справедливо, если бы все усилия, потраченные нами в этой жизни на пути к самосовершенствованию, не пропали даром.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - твердо заявила Люси, - и не намерена больше выслушивать подобный вздор!
- Хочешь ты слушать или нет, - сказал лорд Брэнстон, - но, хотя Катрина глубоко несчастна из-за потери родителей, девочка твердо убеждена, что она с ними никогда не расставалась и что они оберегают ее, и не собирается носить траур.
Он немного помолчал, а потом продолжил:
- Поэтому она будет вести себя так, словно ничего не случилось, и станет посещать все приемы, которые мы будем устраивать и на которые нас будут приглашать.
- Я нахожу из ряда вон выходящим и чрезвычайно бессердечным, что молодая девушка, хоть сколько-нибудь любившая своих родителей, не оплакивает их гибель.
- Я же объяснил тебе, Люси, - с ноткой раздражения в голосе сказал лорд Брэнстон, - что она не верит в их смерть.
- В таком случае, по моему мнению, ее следовало бы поместить в клинику для душевнобольных! - едко заметила Люси.
Но, взглянув на лицо мужа, она поняла, что совершила ошибку. Нежным, ласковым голосом, который, как она знала, он находил совершенно неотразимым, она произнесла:
- Мне очень жаль, дорогой Артур, что ты лишился сестры. Я знаю, как ты любил ее, хотя она все время жила за границей, и, конечно же, мы должны сделать все, что в наших силах, для бедной осиротевшей Катрины.
- Именно это я и хотел от тебя услышать, - тяжело вздохнув, сказал лорд Брэнстон и похлопал жену по плечу. - Я рассчитываю на тебя, дорогая, и надеюсь, что ты оденешь ее так, как это подобает моей племяннице, и сделаешь все возможное, чтобы она произвела хорошее впечатление в обществе.
Именно в этот момент Люси пришло в голову, что чем скорее она сумеет выдать девчонку замуж, тем лучше.
Еще до приезда Катрины Люси уже решила, какие платья она купит ей и в каких именно магазинах. Однако чего она совсем не ожидала, так это того, что Катрина окажется красавицей. Когда девушка вошла в дом лорда Брэнстона, Люси была потрясена. И хотя она и не подозревала об этом, на мгновение ее собственное хорошенькое личико стало почти уродливым.
Катрина оказалась совершенно не такой, какой она ее себе представляла. Люси знала, что сестра Артура, которую она сама никогда не видела, считалась очень хорошенькой и что ее муж, которого та страстно любила, был красивым мужчиной.
Ей всегда казалось нелепым, что Элизабет, которая могла бы царить в высшем свете - а это, по мнению Люси, было самым главным в жизни, - вышла замуж за человека без денег и положения только потому, что влюбилась в него.
Судя по тому, что рассказывал лорд Брэнстон, многие молодые аристократы увивались за его сестрой, едва лишь она вышла из детского возраста.
Майкл Дарлей появился в их загородном поместье по недосмотру родителей Элизабет. Его пригласили на обед, который они устраивали в своем доме перед Балом охотников.
Он гостил у одного беспутного пэра, который проникся к нему симпатией. Дарлей был превосходным наездником и умудрился на лошадях своего хозяина выиграть все местные скачки с препятствиями.
Элизабет разрешили присутствовать на обеде, хотя она еще не начала официально выезжать в свет. А потом кто-то из гостей предложил взять ее на бал.
В очень милом, но совсем простом платьице и без всяких украшений девушка разительно отличалась от остальных дам, увенчанных сверкающими диадемами и одетых в пышные кринолины, мешающие им сидеть. Элизабет была похожа на скромную полевую ромашку среди зарослей экзотических орхидей.
Майкл Дарлей сразу же влюбился в нее, а она отдала ему свое сердце.
Они ждали шесть месяцев, в течение которых Дарлей почти постоянно гостил в доме своего приятеля.
Впервые в жизни Элизабет пришлось хитрить и скрывать правду от родных. Она в одиночестве отправлялась кататься верхом, чтобы встречаться с Майклом в лесу. Они также виделись на нескольких приемах, которые устраивались соседями.
Когда влюбленные объявили о своем намерении пожениться, на родителей Элизабет это произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
Лорд и леди Брэнстон чуть ли не на коленях умоляли дочь провести сезон в Лондоне, как первоначально планировалось.
Но все было напрасно. Элизабет была влюблена, страстно и безудержно.
Ее родителям пришлось признать, что любое сопротивление ее решению совершенно бесполезно, и в конце концов дать согласие на помолвку.
Не успело сообщение о помолвке появиться в газетах, как Майкл и Элизабет принялись настаивать на том, чтобы была объявлена дата их свадьбы.
Поскольку спорить с влюбленными было пустой тратой времени, лорд и леди Брэнстон вынуждены были капитулировать.
Трудно было найти двух более счастливых людей. У них было очень мало денег; в основном они жили на небольшое содержание, которое выплачивал Элизабет ее отец. Но ничто не имело для них значения, коль скоро они были вместе.
Они путешествовали по всему миру, останавливаясь в самых дешевых гостиницах и зачастую терпя множество неудобств, и наслаждались каждым мгновением.
Когда Майкл заявил о себе как талантливый живописец, они поселились во Франции, где искусство ценили больше, чем в Англии.
Однако нельзя было сказать, что занятие живописью приносило ему сколько-нибудь существенный доход. За те картины в стиле импрессионистов, которые ему нравилось писать, он не получал ни гроша. И его не волновало, что над импрессионистами смеялись и что критики поносили их на все лады.
В то же время Майкл мог также рисовать картины, которые он сам называл "халтурой". Они хорошо продавались, потому что были написаны очень мило и с воображением. Таким образом он зарабатывал достаточно денег, чтобы позволять себе кое-какие излишества. Например, он всегда заботился о том, чтобы у Элизабет были туалеты, в которых она выглядела такой же красивой, как в тот день, когда он впервые увидел ее.
Они были бедны, разумеется, бедны, но только в том, что касалось денег. Их дом был наполнен смехом, остроумными беседами, они интересовались передовыми идеями своего времени, и все это привлекало к ним самых необычных и выдающихся людей.
Кроме того, они старательно откладывали деньги, чтобы каждый год совершать путешествие в какую-нибудь часть света, где они еще ни разу не были.
В Грецию Катрина попала, когда ей было всего пять лет. Двумя годами позже она побывала с родителями в Турции, а еще через год - в Египте.
Еда зачастую была ужасной, а гостиницы, в которых они останавливались, лишены всяких удобств. В то же время они видели то, чего не видели другие путешественники, тратившие на поездку сотни фунтов.
Они возвращались домой с новыми картинами, которые Майкл Дарлей продавал без труда, поскольку они были, как он их называл, "слащаво-красивыми".
В то же время Катрине они очень нравились. Когда она приехала в Лондон, в ее чемоданах было очень мало одежды, хотя она взяла с собой и свои, и мамины вещи. Но все написанные ее отцом картины и даже эскизы, которые она смогла найти в доме, были тщательно упакованы и уложены в дорожные сундуки, которые она за бесценок купила на рынке.
- Не знаю, что ты собираешься делать со всем этим хламом! - презрительно сказала Люси, увидев содержимое сундуков.
- Дядя Артур сказал, что я могу взять с собой все, что захочу, из вещей, принадлежавших моим родителям, - ответила Катрина.
- Если ты собираешься хранить это в своей спальне, там просто невозможно будет повернуться, - возразила Люси. - Распакуй лишь то, что совершенно необходимо, и прикажи слугам отнести сундуки на чердак. Ты всегда сможешь любоваться их содержимым там, если у тебя не найдется дел поважнее.
Катрина ничего не ответила. Она не рассчитывала на то, что тетя поймет ее.
Еще прежде чем Люси впервые заговорила с ней, Катрина почувствовала, что та настроена враждебно. Она явно была недовольна тем, что племянница мужа собирается жить у них.
"Я должна буду уехать, если смогу подыскать себе другое жилье", - несколько растерянно подумала Катрина.