Хоть бы Беатрис была дома! Ее компаньонка, с которой они вот уже три года делили квартиру в Гринич-Виллидже, была уникальной дамой. Имея роскошную внешность, круглую сумму на счету от бывшего мужа-миллионера и должность начальника отдела в одном из банков Нью-Йорка, она вела двойную жизнь. Днем Беатрис была "бизнес-леди": то есть жесткой, деловой, безукоризненно пунктуальной и сдержанной во всем. Внешний образ для этого Беатрис подобрала соответствующий, хотя и немного карикатурный, на взгляд Эллис: строгий костюм, тугой пучок светлых волос на затылке и небольшие квадратные очки, кокетливо спущенные на кончик носа, так, по ее словам, проще чувствовать себя экономистом. Но иногда вечерами Беатрис осчастливливала окружающих: снимала очки и распускала старушечий пучок, и в ночных клубах, куда подружки непременно заглядывали хотя бы раз в неделю, умудрялась в свои тридцать пять собрать столько поклонников, сколько, правду сказать, Эллис, при ее молодости и броской внешности, не могла найти за неделю. По этому поводу на следующее утро у них случались ядовитые пикировки, потому что Эллис, относившаяся к ней, как к старшей сестре, не могла пережить, что та бессовестно уводит у нее поклонников из-под носа, но всерьез подруги ни разу не ссорились. Беатрис была незаменима, как воздух. Ее беспринципный оптимизм, вечная ирония на устах и сильный решительный нрав – пожалуй, единственное, что не дало Эллис совсем пасть духом после гибели отца да и по сей день поддерживало. Просто рядом с Беатрис все жизненные проблемы воспринимались просто как проблемы, а не становились катастрофой вселенского масштаба. А уж радости переживались в два раза сильней.
Чуть приободрившись от этих мыслей, Эллис зашагала быстрее в направлении своего квартала. Ничего. Может, Беатрис поможет выкрутиться, у нее же всегда есть деньги, значит, за жилье они заплатить смогут. А остальное… а остальное – ерунда.
Ключи от дома, как выяснилось, Эллис оставила на рабочем столе, когда в оцепенении выходила от редактора. Вдавливая кнопки домофона, она нетерпеливо перебирала ногами: лучшая подружка долго не открывала дверь. Это могло быть по двум причинам: Беатрис не одна, и тогда ей придется стоять тут неизвестно сколько, или что-то случилось, что, впрочем, как и первое, заставит ее мокнуть под снегом. Но через минуту Беатрис выскочила на крыльцо и что есть мочи заорала мимо Эллис:
– Цезарь! А ну иди сюда, или останешься завтра без индейки!.. О господи, Эллис! А я не открываю, думаю – кто-то чужой. Ты же должна быть на работе. Или с ключами. Что-то случилось?.. – С каждой фразой Беатрис сосредоточенно понижала голос и хмурила брови, а на последних словах дошла почти до таинственного шепота: – Случилось, да? Так, ну-ка давай заходи быстрее… Цезарь!!! – резко выкрикнула она напоследок, так что Эллис вздрогнула, и, не дожидаясь ответа, повела подругу в дом.
Цезарь был лучшим котом на свете, толстым, ленивым и умным, по этой причине Беатрис и ее мама – капризная старушка из маленького городка близ Нью-Йорка – постоянно делили его между собой. Его редкое присутствие в доме у своей законной хозяйки создавало атмосферу истинного уюта, такого теплого и покойного, что Эллис хотелось свернуться калачиком в кресле рядом и урчать от удовольствия под стук дождя за окном. Но сейчас было не до него. Ведь она может потерять и этот дом, и этот уют, и Цезаря… Конечно, у Бетрис было столько денег, что она могла оплачивать три квартиры и за себя, и за Эллис, лишь бы не жить рядом с мамочкой в собственном доме. Но Эллис предпочитала честно вести дела: пополам, значит, пополам. И платила всегда сама.
Остановившись на пороге кухни, Беатрис жестом пресекла всякие ее попытки заговорить и резко сказала:
– Сначала горячий кофе. Потом будем плакать. А пока – марш в ванную!
Под душем Эллис казалось, что вместе с водой с нее стекает какая-то чернота. Она старалась смыть мрачные воспоминания, но слезы непроизвольно струились по лицу вместе с каплями душа. К горячему кофе она вышла уже немного успокоенной, во всяком случае, способной внятно излагать свои мысли.
Беатрис критически смотрела на нее своим "фирменным" взглядом: иронично приподнятая бровь, сдавленные уголки губ и ямочки на щеках. Это означало, что внутренне она смеется.
– Ну?
– Вот и ну! – Эллис плюхнулась в кресло.
– А по существу? Что произошло? Ты была похожа на ощипанную курицу, которой чудом удалось сбежать с конвейера.
В этом была вся Беатрис: она никогда не жалела вслух, ни разу Эллис не слышала от нее слов утешения, какие обычно говорятся в подобных случаях. Ее манера общаться всегда отличалась резкостью, саркастичностью и откровенностью, но Эллис помогало. Это называлось у подруг "шоковой терапией".
– Беатрис, меня уволили с работы, меня бросил Фрэнк, мама мне отказалась дать денег, а послезавтра наша хозяйка позвонит в дверь и потребует очередной годовой взнос. Ты не могла бы…
– Начало хорошее, – перебила ее Беатрис. Она почему-то утратила свое "шоковое" выражение лица и стала серьезной. Очень серьезной. – Ну а ты ничего не путаешь?
– В смысле? – Эллис устало подняла на нее глаза. – Мы же всегда вносим плату после Рождества.
– Нет, в этом вопросе, я вижу, ты не потеряла трезвого ума. Меня волнуют Фрэнк, мама и редактор. Ты не преувеличиваешь?
– Я бы с удовольствием, но Фрэнк уехал к жене, мама послала в казино, а редактор выдал документы и помахал ручкой.
– А при чем здесь казино? – Беатрис все больше мрачнела.
– А это, чтоб денег заработать. А то им с Гарио и так не хватает, наверное, а тут еще я…
– Но это же деньги твоего отца. И, между прочим, его дом! – Беатрис встала с кресла и заходила по комнате. – Эллис, почему ты ни разу не поставила вопрос о наследстве?! Ведь они живут на твои деньги, в твоей половине дома…
– Не знаю, мне это безразлично… Я не хочу говорить об этом.
– Ладно, прости. Что с работой?
– На мое место нашли другую. Как, собственно, и Фрэнк.
Беатрис стояла напротив нее и выглядела очень странно. Эллис ни разу не видела ее такой расстроенной и беспомощной.
– Я просто не понимаю: в чем я виновата? – проговорила Эллис, продолжая мысль, которая пришла ей в голову еще на улице.
– Ты что, не знала, что все мужчины одинаковы?
– Я не про Фрэнка. А про судьбу. За что Бог так сурово наказывает меня накануне Рождества? В чем я перед ним виновата?
– Эллис, – Беатрис снова заиграла ямочками, – я же сказала тебе, что все мужчины одинаковы…
– Твои заявления грешны и богохульны, – со смешком заметила Эллис, – особенно перед Рождеством. Ну ладно, что там с индейкой? Цезарь ее не получит, а я?
Эллис почувствовала, что успокаивается. Бог его знает, каким даром обладала ее подруга, ведь она ничего еще не успела сказать, однако успокоение пришло в душу уже оттого, что они просто пили кофе и разговаривали. Как хорошо, что у нее есть этот дом! Как ей не хватало в своем собственном… ощущения дома. Крепости, тыла, надежной опоры, которая выдержит все невзгоды. Эллис часто задумывалась о том, что, в общем-то, выросла в хорошей семье, с обеспеченными родителями, имея все, чему можно позавидовать. Но Дома у нее никогда не было. Не было этого уюта и Цезаря в кресле. Не было того, к чему стремишься "и в радости и в горе", что любишь бескорыстно и навсегда. А Беатрис сумела подарить ей дом. И это самое главное. А работа, Фрэнк и деньги…
– Эллис! – Беатис трясла ее за плечо, – Ну что с тобой? Ты потеряла рассудок от пережитого?
– А в чем дело?
– Я, конечно, не смею прерывать ход твоих благостных мыслей, но хотелось бы продолжить разговор.
– Каких мыслей? – Эллис улыбалась.
– Предполагаю, что благостных. Иначе почему ты уже десять минут смотришь в пространство, улыбаешься и не реагируешь на мои вопросы? Впрочем, ты не на что не реагируешь.
– А-а-а. Это я задумалась. Знаешь, Беатрис, мне не нужно продолжать разговор. Мне и так хорошо. Главное, что вы с Цезарем у меня есть. Кстати, я поняла, что он снова переехал к нам?
– Ну да. – Беатрис досадливо наморщила лоб.
– Что же ему у мамы не жилось?
– Ему жилось. И маме тоже. А потом приехала я…
– …И деревенская колбаса с супчиком из семги остались в светлых снах Цезаря. А у тебя ему ничего кроме консервов не предлагают.
– Во-первых, консервы – тоже семга… в каком-то смысле. А во вторых – предлагают. Но не дают.
– Тогда я понимаю, почему он сбежал.
– Не забывай, что завтра индейка. И, кстати, я пригласила очень много гостей. – Беатрис как-то странно помялась. – Да, Эллис, мне надо с тобой поговорить.
– Подожди, ты сначала успокой меня: у тебя есть деньги?
– В смысле, ты хочешь мне их дать?..
– Скорее, в обратном смысле.
– Эллис, ты же знаешь, что есть, зачем эти глупые вопросы.
– Мы сможем заплатить за квартиру?
– Мы… Я дам тебе денег, сколько нужно, пока ты не найдешь работу, и не загружай себе этим голову. Отдашь, когда-нибудь со временем… Ты могла бы и совсем не отдавать, но я знаю твою педантичность в этом вопросе. Поэтому прошу: хотя бы не влезай в другие долги.
– Постой… – Эллис почувствовала в душе какой-то холодок. – А почему ты так говоришь? Беатрис… А разве ты не будешь вносить платеж? Ты что, к маме уезжаешь?
Беатрис мерила шагами комнату.
– И надо же было этим негодяям свалиться на твою голову именно сегодня! – Она остановилась спиной к Эллис и говорила, горячо обращаясь к кому-то невидимому в пространство. – Надо же, как все не вовремя. Бедная моя подружка! И правда… За что Бог наказывает тебя?
– Беатрис, так ведь все мужчины одинаковы, ты сама сказала… А что происходит?
Наконец та повернулась к ней: