Низвержение голубятни
"Фергана, – позднее пояснил Тигр, – находится на границе возделанных земель. На востоке от нее – Кашгар, на западе – Самарканд, на юге – горы Бадахшанской границы. На севере хотя раньше и были такие города, как Алмалык и Алма-Ата, как пишут в исторических книгах, но теперь из-за нашествий моголов и узбеков они разрушены, и там совсем не осталось населенных мест.
Фергана – небольшая область, хлеба и плодов там много. Вокруг Ферганы находятся горы; с западной окраины, где Самарканд и Ходжент, гор нет; зимой ни с какой стороны, кроме этой, враг не может пройти. Река Сейхун приходит в Фергану с северо-восточной стороны, проходит севернее Ходжента, потом снова уклоняется на север и течет в сторону Туркестана; значительно ниже… эта река, не сливаясь ни с какой другой рекой, вся впитывается в песок и исчезает".
В этих северных степях Юнус-хан выставлял конные дозоры. Теперь, на глазах у мальчика, они превратились во враждебную территорию, со стороны которой на горизонте возникали темные тучи варварских орд. Горные гряды, будучи природной границей, не могли служить защитной стеной, поскольку всадники легко преодолевали их, продвигаясь вдоль стекавших с вершин ручьев, питавшихся талыми снегами. Именно таким маршрутом пользовались караваны, прибывавшие с востока и привозившие на рынки Самарканда товары из
Киты (Китая). В те времена караваны останавливались на привал в заросших клевером лугах возле родного города Тигра, чтобы отдохнуть после дороги, которую приходилось прокладывать сквозь глубокие снега, и перегрузить свою поклажу с длинношерстных яков и пони на лошадей. Красную пустыню возле Самарканда груз пересекал уже на верблюдах.
На время зимних холодов верхние перевалы становились непроходимыми. Однажды караван был погребен на перевале под снегом, и в долину спустились только два человека, оставшиеся в живых.
"Получив об этом известие, мой отец послал сборщиков и задержал все товары каравана. Хотя наследников налицо не было, Омар Шейх-мирза сберег товары, несмотря на то, что сам нуждался. Год или два спустя он вызвал наследников из Самарканда и Хорасана и вручил им их товары в целости… Справедливость его достигала высокой степени".
Омар Шейх был заботлив по отношению к другим, но не к себе. Он любил приглашать гостей в Андижан, но пренебрегал его укреплением.
Вскоре Бабур обнаружил, что в его долине существует два отдельных царства: равнина с селениями, расположенными вдоль рек, и дикая горная страна. Начав с девяти арыков, отводивших в город воду небольшой речки, – несколько лет его поражало, как вода исчезает среди домов, – он распространил свои исследования дальше, к зарослям калины и узкому ущелью, известному под названием Прыжок козы, а затем и до обзорного пункта, находящегося на заснеженной горе Бара.
Под ним расстилался зеленый ковер лугов, усеянный пасущимися стадами и домиками отдаленных селений. Вокруг его наблюдательного пункта тянулись голые склоны летних пастбищ, где в непродуваемых ветром кожаных шатрах селились горные племена, окруженные скудными стадами овец и черных коз. Горцы приветствовали мальчика подношениями – миндалем или жирными фазанами. По наблюдениям Бабура, которого всегда сопровождала вооруженная стража, из одной такой птицы можно было приготовить хороший обед. Во время прогулок по горным пастбищам Бабур поражался чудесам природы, – он видел гранитный утес, похожий на гробницу, и отвесно стоящий камень, такой темный и гладкий, что в нем можно было разглядеть свое отражение, за что камень и прозвали "зеркальным". Горы хранили свои тайны, недоступные жителям города, – тропы, обозначенные кучками камней, предназначались для тех, кто хотел уйти в другую долину, скрываясь от преследования закона. Быстро взрослевший Тигр изучил эти тайные тропы; в обществе своих юных товарищей он охотился на белых кийиков.
В селениях случались праздники, обычно совпадавшие с приходом весны или сбором урожая; люди постарше вместе с Омар Шейхом частенько прикладывались к запретному вину и играли в нарды или кости. Весной, когда зацветали розы и тюльпаны, молодежь прикрепляла зажженные свечи к спинам больших черепах, чтобы побродить по саду после захода солнца. Когда поспевали дыни, все съезжались на конские состязания.
Казалось, города запомнились беззаботному Тигру в основном своими вкусными плодами и спортивными состязаниями. В древнем Ходженте, там, где караванный путь подходил к реке Сыр, собирали самые сочные гранаты, а на кишащих змеями холмах добывали превосходную бирюзу. Бабур наслаждался начиненными миндалем сушеными абрикосами из Маргилана, который также славился лучшими кулачными бойцами. В этом городе что ни день случались шумные уличные сражения, и не случайно сложилась поговорка: "Все драчуны – из Маргилана". Над рекой возвышался город, которому предстояло стать для Тигра домом. Ахси была самой старой и неприступной крепостью в долине; сначала Омар Шейх поселился здесь, но затем передумал, оставив в крепости только голубятню. Ветры пустыни гуляли среди голых камней крепости, защищающей город.
"Река Сейхун течет под крепостью. Крепость стоит на высоком яру. Вместо рва там служат глубокие овраги. Пригороды тянутся на расстояние более одного шери от крепости. Поговорку "Где деревня, а где деревья?", вероятно, сказали про Ахси. Дичь в Ахси очень хороша, там много белых кийиков. Дыни там бывают очень хорошие; неизвестно, существуют ли еще где-нибудь в мире такие дыни".
Бабур никогда не забывал этих тяжелых желто-вато-коричневых дынь, таких вкусных, что их назвали в честь Тимура-повелителя. Однако Омар Шейх решил перевезти свою семью в Андижан, расположенный на восточном краю долины, и, судя по всему, Бабур не был в восторге от такого решения. Он сообщает, что Андижан был со всех сторон стиснут крепостными стенами, а его улицы стекались к дороге, шедшей вокруг крепости. Роль крепостного рва выполнял обыкновенный ручей, – обстоятельство, которое вскоре едва не оказалось для Бабура фатальным.
Здесь, расположившись во фруктовом саду, Бабур получал образование при содействии своего наставника. Зимой они занимались в зале, отапливаемом жаровнями. Мальчику следовало много читать, – когда ему исполнится одиннадцать, у него не будет времени на чтение. Тот же учитель наставлял и его младших братьев во всем, что касалось чисел, расположения небесных светил, традиций ислама и истории его семьи, поколения которой восходили к Тимуру и Чагатаям. В памяти Бабура, обладавшего живым любознательным умом, откладывались любопытные подробности. Он замечал, как его наставник, такой требовательный во время занятий, в другое время был распутен и лестью завлекал в свою постель красивых мальчиков. Другой же наставник, сообщает он, был "распутный, вероломный и недостойный лицемер".
С ранних лет вокруг мальчика звучали по меньшей мере три языка, и он легко освоил старый тюркский язык его родины, а также персидский диалект городских улиц и литературные персидский и арабский языки, свойственные образованным людям. Игра слов зачаровывала его. Глубоко интересуясь всем, что происходило вокруг, он стремился донести до жителей родной долины сказания религиозных мудрецов, ходжей, и красноречивые творения поэтов. Он декламировал строки из великой "Шахнаме", – ему казалось, что она воспевает совсем недавние события: победы и поражения героических царевичей, так же, как и он сам, живших в маленьких долинах.
Юный Тигр обладал практическим умом и стремился познать все загадки, с которыми ему приходилось сталкиваться. Среди книг, хранившихся в крепости Андижана, лишь немногие были недоступны его пониманию. Стихи провидца Руми намекали на то, что под звездным небом все находится во власти таинственных существ, – Они, Не имеющие имени, являлись человеку во сне. Его отец умел чудесно декламировать Руми, но обливался потом, когда пытался объяснить эти тайны. Бабур сумел выяснить у своего отца единственное – все тайны бытия известны некоему Ахрари, Учителю святых людей. Но Ахрари никогда не заглядывал в далекий Андижан, в крепость с обвалившимися стенами. Лишь странствующие звездочеты приходили туда, чтобы получить еду и несколько серебряных монет за свои предсказания.
Прислушиваясь к вечерним разговорам, мальчик заключил, что домашний уклад его далеких дядей во многом схож с укладом его семьи. Несмотря на всю свою сноровку в играх и любовь к дорогим винам и коврам, ни один из четырех сыновей Абу Саида не мог похвастаться богатствами; а поэтов, слагавших в их честь хвалебные оды, нельзя было даже сравнивать с Руми; великодушные и беспечные, они грелись в лучах заимствованной славы, – обычные искатели удачи, снедаемые желанием превзойти и ограбить один другого.