Аннотация: Знаменитый киевский писатель Борис Штерн впервые за всю свою тридцатилетнюю литературную карьеру написал роман. Уже одно это должно привлечь к «Эфиопу» внимание публики. А внимание это, единожды привлеченное, роман более не отпустит. «Эфиоп» – это яркий, сочный, раскованный гротеск. Этот роман безудержно весел. Этот роман едок и саркастичен. Этот роман... В общем, это Борис Штерн, открывший новую – эпическую – грань своего литературного таланта.
Короче. Во время спешного отъезда остатков армии Врангеля из Крыма шкипер-эфиоп вывозит в страну Офир украинского хлопчика Сашко, планируя повторить успешный опыт царя Петра по смешению эфиопской и славянской крови. Усилия Петра, как известно, увенчались рождением Александра Сергеевича Пушкина. Результаты же повторного эксперимента превзошли все ожидания...
---------------------------------------------
Борис Штерн
КНИГА ВТОРАЯ. ПОСЛЕДНИЙ ИЗ КГБ
Клянусь прахом моего дорогого Рабле и еще более дорогого Сервантеса.
Л. Стерн
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. БОМБА ДЛЯ МУССОЛИНИ
Читатель, который дорог мне, знает те чувства недоверия и отпора, которые вызываются видимой преднамеренностью автора. Хочу написать роман ни о чем, о хаосе жизни, как она есть, без «сюжета», без всякой «художественности» и «литературности».
Л. Толстой
ГЛАВА 1. Аудиенция у ngouse-negouse
Поэзия, прости господи, должна быть глуповата.
Между нгусе-негусом и Гамилькаром произошел глубоко-умный диалог.
– Где ты был, Гамилькар? – грозно спросил нгусе-негус тоном еврейского бога Элохима, устроившего провокационный допрос Каину: мол, «где брат твой, Авель?» – хотя прекрасно знал ответ. Зачем же спрашивать, если знаешь?
Гамилькар промолчал.
– Нашел ли ты страну Эльдорадо? Молчание.
– Человек, не знающий, куда он идет, должен, по крайней мере, знать, откуда он пришел, – сказал нгусе-негус.
– Неизведанные страны тревожат мое сердце, а знакомые окрестности причиняют беспокойство ногам, – наконец ответил Гамилькар.
– Рад слышать твой голос. Сердце и ноги – плохие советчики, – заметил нгусе-негус – Мы больше доверяем собственной заднице. А нашу задницу волнует удобный сортир и мягкое кресло. Волка кормят ноги, философа кормит жопа.
(Напоминаем, что офирские Pohouyam'bi никогда не говорят «я», они говорят о себе во втором лице – «мы», «наш», даже о своей задней части: «наша»; но регент Фитаурари еще не обладал высшим титулом, и это «мы» было бы верным признаком мании величия или даже узурпации власти, если бы не все снижающая ироническая «жопа».)
Первый раунд аудиенции Фитаурари чисто выиграл, что и отметил Сашко, выглянув из-за спины Гамилькара:
– От дурной голови ногам лихо.
– Это кто? – удивился нгусе-негус.
– Прадед Пушкина, – представил Гамилькар.
Теперь уже промолчал нгусе-негус, и равновесие на ковре восстановилось.
– Есть много видов сумасшествия, но здравый разум только один,
– наконец вздохнул нгусе-негус
– Это что? – спросил он, указывая судейской бамбуковой палочкой на водонапорную колонку.
– Бахчисарайский фонтан, – ответил Гамилькар. Опять наступило молчание.
– Приходя в гости, открывай глаза, а не рот. Что знаешь – принадлежит тебе, что говоришь – другим. Ты всегда был умницей, Гамилькар, но где ты шлялся целых шесть лет?
– В России. В Крыму. В Севастополе, – ответил Гамилькар.
– Эфиоп твою мать, – сказал нгусе-негус – Ты заразился от эфиопов!
Нгусе– негус недоумевал. Он недолюбливал обожженных солнцем эфиопов[1] , не понимал этой эфиопской страсти к России. Что за штучки? Воздушный мост «Аддис-Абеба -Севастополь – Тель-Авив». Какая-то гоп-компания «BLYADI РО BEZNALU», русско-эфиопское малое предприятие.