- Красивый мальчик, жалко будет попортить мордашку, - с лёгкой ироничной улыбкой, кривоватой из-за шрамов, сообщила женщина, чуть склоняя голову к плечу и внимательно меня разглядывая. В глазах плескалась насмешка.
- Ты сначала попорти, потом будешь жалеть, - я ответил спокойной и безмятежной улыбкой. Чтобы вывести меня из себя и спровоцировать на агрессию, нужно нечто большее, чем чьё-то ехидство. Во-первых, дрессура Петровича даёт о себе знать, а, во-вторых, лично себе я уже всё давно доказал, спорить же с окружающими просто не люблю.
- Ну, тогда не жалуйся, - она повела плечами и, повернувшись спиной, подошла к стене. Одно прикосновение, и стенная панель отъехала, открывая шкаф. Не обращая внимания на наше присутствие, Юнаро начала спокойно раздеваться. Впрочем, "начала" - это громко сказано, кроме халата на ней ничего не было.
Плотная тёмная ткань скользнула по коже, и - каюсь, я залюбовался. Если лицо женщины не блистало особой красотой даже без учёта шрамов, то её тело, напротив, было совершенным. Великолепно сложенное, гармонично развитое; красивая спина с прорисованными плавными изгибами мышц, узкая гибкая талия, мягкий контур бёдер, округлые упругие ягодицы и совершенно умопомрачительные стройные длинные ноги.
На спине женщины красовалась великолепная татуировка земного снежного барса. Я не большой любитель нательной росписи, но этот зверь был невероятно красиво исполнен; казалось, он шевелится и плавно потягивается при каждом движении хозяйки.
- Барсик, ты во мне сейчас дырку проглядишь, - насмешливо окликнула меня женщина, извлекая из шкафа белую футболку.
- Тёзкой залюбовался, - хмыкнул я в ответ, ничуть не смутившись. - Красивая киса.
- Лучше разомнись, а кису в галанете посмотришь, - одёрнула она меня, пряча ирбиса под футболкой и натягивая узкие эластичные леггинсы.
- Так интересней, - хмыкнул я. Бросив сумку со своими немногочисленными пожитками прямо на пол, убрал болталку в карман куртки, куртку положил сверху на сумку и, быстро разувшись, прошёл на середину ринга, в самом деле на ходу разминаясь.
- Хорошо двигаешься, - похвалила она, наблюдая за мной. - Позёрства бы тебе ещё поменьше!
- Надо же показаться потенциальному работодателю, - хмыкнул я.
Смешно, но пластика движений была пунктиком Петровича. Он утверждал, что настоящий бой может быть только красивым, а если красоты нет, то бой превращается в драку. Вот и вдолбил в меня свои представления о том, что такое "хорошо". Более того, с его пинка я почти три года параллельно с основными нагрузками ещё и - стыдно сказать! - бальными танцами занимался. А самое смешное, что кое-какие части тех занятий пришлись весьма кстати. Нет, не танцевальные па, но координация и чувство ритма сильно улучшились.
Вообще, анализируя отношение ко мне тренера, можно было с грустью констатировать: я не был для него человеком. Емельяненко воспринимал меня как кусок камня, из которого именно он, не соотнося свои желания с мнением этого самого камня, вырубал то, что считал правильным. Может, ему стоило стать скульптором? Может, у него в предках затесался кто-то из великих, и гены Микеланджело не давали покоя?
- Мальчик, шёл бы ты богатых бездельниц развлекать. Зачем тебе эта работа? - скрестив руки на груди, сочувственно и совсем без язвительности проговорила Юнаро, наблюдая за мной.
- Всю жизнь мечтал быть вышибалой, столько готовился, а ты - развлекать! - весело передразнил я. - Не бойся, я не буду сильно тебя бить.
- Если получится, я только порадуюсь, - хмыкнула она.
- Потанцуем? - не удержавшись, я шутовски раскланялся, протягивая ладонь в приглашении.
- Позёр, - вздохнула Юнаро, но шагнула ко мне.
Женщина была хороша. Нет, не так; она была изумительна! Плавная, быстрая, сильная, с великолепной техникой и выдержкой. Чувствовалась великолепная школа, очень странная для простого вышибалы; не галактический уровень, но для этой планеты - более чем неожиданно! Вот только на пятой секунде боя я окончательно для себя признал: я не могу её ударить. Не потому, что женщина; это ведь, в конце концов, спарринг, и собственную сестру я порой знатно гонял, когда она всё-таки уламывала меня на тренировку. И синяки были, и ушибы. Да, осторожничал, соизмерял силу, но не до такой степени.
Сейчас мне было элементарно жалко расцвечивать синяками такое великолепное тело. Поэтому я просто ушёл в глухую оборону, мягко отводя все выпады и удары и не поддаваясь на провокации. А ещё через несколько секунд понял, что я, чёрт побери, действительно танцую, и слышу в голове ритм пасодобля!
Не знаю, замечала ли это Юнаро, но я вёл её в танце, а никак не в бою. Впрочем, танец этот тоже был боем; старым человеческим кровавым развлечением, корридой, перенесённой на ровный пол танцевального зала и разделённой на двух людей. Женщина нападала - быстро, опасно, красиво, - а я исполнял партию матадора. И получал огромное удовольствие, прижимая к себе стройное тело партнёрши, ощущая ладонями его упругую силу и двигаясь с ней вместе под неслышный окружающим старинный ритм кастаньет. Шаги, отведённые удары, повороты; я почти видел, как плещется в моих руках мулета.
Одновременно случились две вещи. Заметившая, что бой превратился в нечто весьма странное и далёкое от изначального плана, Юнаро отступила, глядя на меня очень озадаченно. А я… я почувствовал возбуждение. Обычное такое, знакомое каждому мужчине ощущение, весьма неуместное в данной ситуации.
Чёртовы стимуляторы!
Чёртова баба!
Если бы передо мной сейчас оказался мужчина, всё было бы просто: мы спокойно, без лишних эмоций померились силами, и на этом бы проблемы кончились. Но этот проклятый танец и мой собственный азарт опять подстегнули гормоны.
Вот именно это сильнее всего отравляет мою жизнь все годы, которые я сижу на стимуляторах. Гормональный фон пребывает в таком виде, что Гольдштейн каждый раз, делая очередной анализ, долго и выразительно страдает. В спокойном состоянии всё как будто в норме, но стоит спокойствию немного пошатнуться, и привет. Иногда всплески порождают агрессию и раздражение, но чаще получается… вот так. Я периодически пристаю к доктору с вопросами о медикаментозном снятии подобных проявлений, но он каждый раз меня очень далеко посылает.
И в итоге мне остаётся два выхода из положения: либо каждый раз наносить себе серьёзные травмы, потому что пара переломов и отбитые почки сводят подобные поползновения организма на нет, либо идти и искать женщину. В крайнем случае, конечно, можно было ограничиться иными, чисто механическими способами удовлетворения собственных потребностей, но я питал к ним стойкую не вполне объяснимую неприязнь.
Знал бы кто, как мне надоели эти развлечения, и как хочется иногда после очередного напряжённого боя просто расслабиться и полежать на диване с книгой, а не давать организму дополнительные физические нагрузки. Скажи кому, ведь не поверят, заявят - зажрался парень!
Впрочем, сейчас, - не иначе, для разнообразия! - состояние оказалось не настолько плачевным, как бывало обычно. Злости и раздражения оказалось вполне достаточно, чтобы унять неестественные позывы организма, и ощущение возбуждения быстро пошло на убыль.
- Неплохо, - женщина одобрительно кивнула, подходя ближе. Правда, смотреть она продолжала с каким-то непонятным не то подозрением, не то неприязнью.
- Неплохо? - я насмешливо вскинул брови.
- Ладно, мальчик, уговорил. Хорошо! - усмехнулась она, легонько щёлкнув меня по носу. Я не стал уворачиваться. - И всё-таки, ты точно уверен, что тебе нужна именно эта работа? - подозрительно сощурилась женщина.
- Что заставляет тебя сомневаться? - вздохнул я, возвращая на место болталку. Разговор начал раздражать, но оставлять недосказанность не хотелось. Вдруг, у блондинки были какие-то объективные причины настаивать на своём?
- Твоя внешность, - тяжело вздохнула она, качнув головой. - Ты слишком хорошенький, слишком чистенький и привлекаешь много внимания. Да и твой уровень слишком высок для этой работы. Откуда только такой взялся! Из-за этого могут быть проблемы, потому что тот же папаша Чун может захотеть сделать на тебе деньги. Если тебя стукнуть по голове, накачать транквилизаторами и продать, можно будет выручить очень хорошую сумму.
- Если меня накачать транквилизаторами, я отброшу копыта, и никаких денег не будет, - я пожал плечами. - Но за предупреждение спасибо, я об этом как-то не подумал.
- Могу свернуть тебе нос набок, но, боюсь, это не поможет, - Юнаро уголком губ обозначила усмешку.
- Благодарю за заботу, но я как-то привык к этому носу и всей остальной собственной физиономии. Жалко портить, зря что ли родители старались? - хмыкнул я. - Сделаю пластимаску пострашнее, сойдёт.
- Тогда я совсем не понимаю, для чего тебе всё это надо, - махнула рукой женщина.
- Я всё время забываю, как люди любят говорить ни о чём, - подал голос Сай-Сааар ун Иссаваар, о котором, похоже, забыл не только я, но и моя собеседница. - Завтра, Барс, ты приступишь к своим обязанностям. Юнаро, позаботься о нём.
- Хорошо, Сай, - она недовольно поморщилась, но кивнула. - Пойдём, котик, покажу, что здесь интересного есть.
- Пойдём, кошечка, - скопировав её устало-покровительственный тягучий тон, передразнил я. За что удостоился задумчивого непонятного взгляда и вопроса.
- Где ты научился так драться?
- А где тебе лицо так разукрасили? - вопросительно приподняв брови, парировал я. Да, грубо и бестактно; но мы же вроде не на светском приёме, да и собеседница моя не похожа на леди утончённого воспитания.
Юнаро одарила меня ещё одним задумчивым взглядом, медленно кивнула, принимая такой ответ, и едва заметно усмехнулась каким-то своим мыслям.