Вскоре она протягивает мне пластиковый стаканчик с водой.
- Спасибо. - Я проглотила таблетку. - Я ведь, кажется, в больнице? Или, может, в роскошном спа-салоне?
Медсестра чуть смутилась:
- Простите, в больнице. А вы разве не помните, как оказались здесь?
- Нет, - призналась я. - Честно говоря, все как в тумане.
- Это потому, что вы сильно ударились головой. А помните, как вы попали в аварию?
Авария… Авария… И вдруг я все вспоминаю! Ну конечно. Вот я бегу к такси, поскальзываюсь в своих дурацких ботинках… Мама дорогая. Должно быть, я и впрямь повредилась головой.
- Да. Кажется, помню. - Я кивнула. - В общих чертах. А… который теперь час?
- Восемь вечера.
Восемь часов? Ого. Значит, я вырубилась на целые сутки?
- Меня зовут Морин. - Она берет у меня стаканчик. - Вас перевели в эту палату всего несколько часов назад. Что еще я могу для вас сделать?
- Мне бы хотелось немножко апельсинового сока, если есть. И я нигде не вижу своего телефона и сумочки.
- Ваши вещи принесут вам. Они в целости и сохранности.
Она направилась к двери, а я стала оглядывать палату. Я даже не знаю, в какой я больнице… Известили ли моих родных? И еще что-то подспудно меня мучит…
Мне срочно нужно домой. Да, правильно. Потому что - о господи! Похороны отца. Я пропустила похороны отца! Не то чтобы я хорошо знала собственного отца. Он не жил с нами, в сущности, он был нам скорее как дядюшка. Этакий веселый, плутоватый дядюшка, приносящий конфеты на Рождество, пахнущий вином и сигаретами. Ему должны были делать операцию на сердце, и все знали, что шансы - пятьдесят на пятьдесят. Но все равно, мне нужно там присутствовать, быть рядом с Эми и мамой. Ведь Эми всего двенадцать, она такая робкая…
По лицу покатились слезы. Сегодня хоронят отца, а я в больнице, и никто не придет меня навестить. Где встревоженные друзья, где родные и близкие, почему никто не сидит у моей постели, держа меня за руку?
Дверь открылась, снова вошла Морин. В одной руке у нее поднос, в другой - большой пакет.
- Ах боже мой, - всплеснула она руками, увидев, что я вытираю глаза. - Вам больно? Таблетка должна помочь.
- Большое спасибо. Но дело не в боли. Просто жизнь у меня… - Я безнадежно вздохнула. - Сплошная ерунда, с начала до конца. Денег нет, парень вчера меня бросил, отец умер…
Повисла тишина. Морин явно в замешательстве.
- Ну, вы, должно быть, шутите, - произносит она наконец, ласково улыбаясь и протягивая руку за пустым стаканчиком.
Я отдаю ей стаканчик и вдруг вижу… свои ногти. Черт побери! Какого дьявола?! Мои ногти всегда были обкусаны до мяса, а эти - эти изумительны. Аккуратные, покрытые бледно-розовым лаком… и длинные. Я с удивлением смотрю на них, пытаясь понять, как это может быть. Неужели вчера вечером мы пошли на ночной маникюр, а я забыла? И мне нарастили ногти акрилом?
- Кстати, ваша сумочка здесь, - добавляет Морин, ставя пакет у кровати. - А теперь пойду принесу вам сок.
- Спасибо, - ответила я.
Когда Морин вышла, я залезла в пакет и вытащила прелестную сумочку от "Луи Вюиттона" с ручками из телячьей кожи, всю блестящую и очень дорогую на вид.
Потрясно! Но это не моя сумочка. Жаль, что они меня с кем-то перепутали. Я откинулась на подушки и закрыла глаза.
Я проснулась. Сквозь задернутые шторы сочится утренний свет. Морин суетится где-то поблизости. Капельница волшебным образом исчезла, и я чувствую себя намного лучше.
- Здравствуйте, Морин. - Голос у меня хриплый. - Который час?
Она оборачивается, вскинув брови:
- Вы меня вспомнили!
- Конечно. - Меня удивляет ее заявление. - Мы познакомились вчера вечером. Мы разговаривали.
- Отлично! Значит, вы вышли из состояния посттравматической амнезии. Не волнуйтесь, - продолжает она, улыбаясь. - Такое развитие событий совершенно естественно при черепно-мозговой травме.
Я тут же потянулась к голове и нащупала повязку. Ого! Действительно, здорово я грохнулась с этих ступенек.
Раздался стук в дверь, потом дверь открылась и вошла высокая стройная женщина лет пятидесяти, с голубыми глазами, высокими скулами и седеющими волнистыми волосами. На ней красный клетчатый жилет поверх длинного набивного платья и янтарное ожерелье, а в руках - бумажный пакет.
Это мама. То есть я уверена в этом на девяносто девять процентов. Не могу понять, что вызывает у меня один процент сомнений.
- Ну и жара же здесь у вас! - восклицает она тоненьким, как у девочки, голоском. Ага, значит, действительно мама. - Я сейчас просто в обморок упаду! - Она начинает обмахиваться и, мельком взглянув на мою кровать, запоздало спрашивает Морин: - Как она?
Морин улыбается:
- Сегодня Лекси гораздо лучше.
- Слава тебе, Господи! - Мама на тон понижает голос. - Вчера она страшно бредила.
- Лекси пришла в себя, - поясняет Морин, направляясь к двери. - Она слышит все, что вы говорите.
На самом деле я почти ничего не слышу. Я не могу оторвать глаз от мамы. Что с ней не так? Она выглядит иначе. Похудела. И… постарела.
- Ну вот, моя хорошая, - произносит она громко и ясно, - это я. Твоя мама. - Она протягивает мне бумажный пакет, в котором лежит бутылка шампуня, и клюет меня в щеку.
- Привет, мам. - Я хочу ее обнять, но руки повисают в пустоте: она уже отвернулась посмотреть на свои крошечные золотые часики.
- Боюсь, я не смогу пробыть у тебя долго. Мне нужно показать Роли специалисту.
- Роли?
- Он из последнего помета Смоки, детка. - В мамином взгляде читается упрек. - Ты должна помнить малютку Роли. - Не знаю, почему мама думает, что я могу удержать в памяти клички всех ее собак. Их не меньше двадцати, и все уиппеты. - Да, еще тебе открытка. - Она роется в своей сумке. - Куда же она подевалась? От Эндрю и Сильвии.
- От кого? - Я не понимаю, о ком речь.
- От соседей, Эндрю и Сильвии. - Она говорит так, как будто это само собой разумеется.
Но наших-то соседей зовут Филипп и Мэгги.
- Мам…
- Так или иначе, они тебя любят. И Эндрю хотел спросить твоего совета насчет лыж.
Насчет лыж? Но я не умею кататься на лыжах.
- Мам, - я с ужасом хватаюсь за голову, забыв о своей черепно-мозговой травме, - о чем ты говоришь?
Вернулась Морин.
- Сейчас доктор Харман придет вас посмотреть, - предупредила она.
- А мне надо бежать. - Мама встает. - Я приду еще, вместе с Эми и Эриком.
С Эриком? А-а-а, это, наверное, ее новая собака.
Мои размышления прервал стук в дверь - вошел моложавый темноволосый мужчина в халате.
- Здравствуйте, Лекси. - Голос у него бодрый. - Я доктор Харман, невролог. Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, только левая рука ведет себя как-то странно. Словно я ее отлежала и она теперь не слушается.
- Так, - он кивнул, - посмотрим, может быть, пропишем вам какую-нибудь физиотерапию. Но сначала я хочу задать вам несколько вопросов. Не сердитесь, если некоторые из них покажутся вам слишком очевидными. - Его губы растянулись в профессиональной улыбке. - Скажите, как вас зовут?
- Меня зовут Лекси Смарт, - быстро ответила я.
Доктор Харман кивнул и сделал пометку в карточке.
- А когда вы родились?
- В тысяча девятьсот семьдесят девятом году.
- Очень хорошо. - Он опять что-то помечает. - Итак, Лекси, когда вы разбили машину, вы ударились головой о лобовое стекло. У вас образовалась небольшая опухоль мозга, но, похоже, вам повезло. Хотя мне нужно сделать еще ряд анализов.
Врачи никогда не дают вам даже слова вставить.
- Боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Я не разбивала никаких машин.
Доктор Харман нахмурился и отлистал назад пару страниц моей больничной карточки:
- Здесь зафиксировано, что пациентка попала в автокатастрофу.
- Ну, может быть, записали неправильно, - не уступаю я. - Я побежала к такси и упала.
Доктор Харман и Морин обменялись встревоженными взглядами.
- Совершенно точно, дорожно-транспортное происшествие, - бормочет Морин. - Две машины, лоб в лоб. Я видела, как ее внесли.
- Я не могла попасть в автокатастрофу. - Я стараюсь не терять терпения. - Поверьте, у меня нет машины. Я даже не умею водить!
- У вас нет… - доктор Харман перелистнул страничку и сверился с записями, - "мерседеса"-кабриолета?
- "Мерседеса"? - Я в шоке. - Я скажу вам, сколько зарабатывает двадцатипятилетний помощник менеджера по продажам в "Коврах Деллер", ладно? А вы мне скажете, может ли этот человек позволить себе "мерседес"-кабриолет.
Доктор Харман смотрит на меня пристально и как будто печально. Мое сердце тревожно подскакивает.
- Разве со мной что-то не так? - Я выхожу из себя.
- Лекси, я хочу задать вам еще один вопрос, - мягко продолжает доктор Харман. - Скажите, пожалуйста, какой сейчас год?
- Какой сейчас год? - Я в полном смятении.
- Не волнуйтесь, - ободряет он, - это стандартная процедура.
Я смотрю на Морин, потом на него.
- Две тысячи четвертый.
Кажется, даже воздух застыл в палате после моих слов, словно вмиг все перестали дышать.
- Ясно. - Доктор Харман сел на край кровати. - Лекси, сегодня шестое мая две тысячи седьмого года. - Лицо его очень серьезно.
- Но… это же будущее. - Я еле могу говорить.
- Лекси, для вас это потрясение, - Морин ласково теребит меня за плечо, - но это правда. Сейчас май две тысячи седьмого года.
- Не может быть. - Я стараюсь не показывать своей растерянности. - Сейчас две тысячи четвертый год, я же не дура…