– Как чёрный, – с какой-то тревогой произнесла Юля, – Нет-нет, чёрный – это черновой вариант.
– Что? – удивился Егор, – Какой ещё вариант?
– Я хотела сказать, он слишком мрачный, тебе не идёт. А чем тебе не угодил синий?
– Да, понимаешь, точно такие же, синие, уже пошли в массы. Сегодня в маршрутке ехал с парнем, у него был точно такой же, один в один. Как-то неловко себя чувствуешь, как из одного инкубатора…
– Опять двадцать пять. Нет уж, это мой подарок, и я хочу, чтобы ты его носил.
– Ладно, ладно… Завтра в командировку.
Глава 4. Артист и прокурор
Предрассветный вокзал встретил Егора свежевымытыми полами, бодрой суетой пассажиров и предвкушением необременительного командировочного путешествия.
Походив по вокзалу, прогулявшись с полчаса по перрону, Егор с сумкой вошёл в вагон подошедшего поезда, взял у проводника постельное бельё и, пройдя по коридору, открыл двери своего купе. На нижних местах спали женщина среднего возраста, на другой – молодой мужчина. Егор поставил сумку на свободную верхнюю полку, сел в ноги мужчине и стал смотреть в окно.
Когда поезд тронулся, мужчина-попутчик проснулся и сел рядом с Егором. Полноватый, лет тридцати пяти, с холёным выразительным лицом он был одет в спортивный костюм. Лёгкий запах спиртного и затуманенный взор говорили о вчерашнем возлиянии.
– Здравствуйте, – сказал мужчина, кивнув Егору головой.
– Здравствуйте.
– Какой город?
– Беловск.
– Я тоже здесь живу, земляк, – приветливо улыбнулся пассажир, – Но сейчас мы гастролируем по области. В Никишино сел вчера, отстал от труппы. Ещё двое суток ехать, до Кузнецка.
– А я уже завтра утром приеду, в Чехловск, – поддержал разговор Егор.
Мужчина протянул руку:
– Дмитрий.
– Егор.
– А я загулял малость, ну и отстал в Никишино, – ещё раз уточнил Дмитрий, – Наш театр гастролирует, пятого в Кузнецке даём спектакль, как раз успеваю.
Егор понимающе кивнул:
– А я в командировку, вроде как на стажировку, надо освоить новую печатную машину. Я печатник. Офсетных машин.
Проснулась женщина, села на кровать. Возрастом лет за пятьдесят, но лицо сохранило красоту молодости, пышные волосы, одета она была также в спортивный костюм. Посмотрела на часы, заправила постель, села.
– Доброе утро, – обратилась она к присутствующим.
– Доброе утро, – ответили мужчины.
Посмотрев в окно, дама констатировала:
– Беловск уже проехали.
– Да, – сказал Дмитрий, посмотрев на часы, – Девятый час, надо бы позавтракать.
Женщина встала, посмотрела в зеркало, растёрла лицо ладонями, пригладила волосы.
– Вы, наверное, ночью сели? А как вас зовут? – обратился артист к женщине.
– Ольга Андреевна. Да, села в два часа, в Таёжном.
– А давайте сообща и поедим, у кого что есть, – предложил Дмитрий попутчикам.
– Давайте, – сказала женщина, выходя из купе.
Дмитрий и Егор достали пакеты с продуктами, разложили еду на столе.
– Пойду тоже ополоснусь, да чай закажу, – сказал Дмитрий и вышел.
После утреннего туалета Егор, Дмитрий и Ольга Андреевна сели завтракать.
Дмитрий достал из сумки небольшую плоскую бутылку коньяка.
– Давайте по чуть-чуть? Я вчера, признаться, перебрал, – обратился он к присутствующим.
– Да я с утра как-то не очень, – нерешительно произнёс Егор.
– Исключительно для аппетита, поддержите.
– Ну, разве чуть-чуть, – согласился Егор, посмотрев на даму.
– А вы? – спросил Дмитрий у женщины.
– Спасибо мужчины, выпейте, я не буду, – спокойно ответила Ольга Андреевна.
Егор с Дмитрием выпили из пластиковых стаканчиков, принялись за еду.
Ольга Андреевна спросила у Дмитрия:
– У вас очень интересная профессия, актёр театра. Что вы закончили?
– Щукинское театральное, тогда ещё училище, – ответил преображённый актёр, с удовольствием жуя помидор, – И тогда ещё по распределению начал служить в Калужском драматическом.
– А вот интересно, как вы вживаетесь в роль, перевоплощаетесь, что вы чувствуете? – в свою очередь спросил Дмитрий.
– Главное, когда выходишь на сцену, полностью отключить свою волю. Абсолютное подчинение воли режиссёра, когда земли под собой не чувствуешь. Это особый талант – стать чистой волей режиссёра. Только тогда получается и роль, и игра. Никакой отсебятины. Да и спокойнее так. Плывёшь, словно по течению.
– Я что-то слышал об этом, – сказал Егор, – Ну а после спектакля, после роли, как вы возвращаетесь к реальности? Воля режиссёра ведь уже не действует, или как?
– Реальность для меня ужасна, – ответил артист, – возвращаюсь к ней через ломку (это понятие точно подходит). Я её боюсь, эту реальность. Так бы и жил в роли, в бесконечном сериале. Вот, помогает алкоголь. И жду следующего спектакля, следующей роли, чтобы снова зажить настоящей полнокровной придуманной жизнью.
– Да, специфическая профессия…, – посочувствовала женщина, – А до игры надо, наверное, хорошо выучить текст?
Дмитрий заметно оживился;
– Конечно, но у меня своя система. Поделюсь секретом. Читаю, учу текст и целиком погружаюсь в образ, перевоплощаюсь, так сказать, по Станиславскому… И вот, когда роль выучена, прошли репетиции и я становлюсь героем, наступает важный завершающий этап, который изобрёл я сам, – Дмитрий поднял палец и даже и сделал лёгкий поклон, – Чтение купюр.
– Купюры – это же какие-то изъятия в тексте. Зачем вы их читаете? – спросил Егор.
– Ну да, в каком-то роде изъятия, отсутствие… Но я читаю купюры в самом обычном смысле этого слова – денежные купюры всех номиналов.
– М-м-м… То есть, как это? И зачем? – даже перестал жевать Егор.
– Это моя система, – убедительно заговорил актёр, – моё открытие, изобретение… Это реально помогает, можете попробывать, и вам поможет, вот увидите. У меня есть специальная лупа. Сначала я перечитываю весь текст "Банк России. Пятьдесят. Билет банка России. Номер целиком. Пятьдесят. Подделка билетов банка России преследуется по закону". "Преследуется"! Далее – "Пятьдесят рублей. Пятьдесят. Пятьдесят. Санкт-Петербург. Пятьдесят. Одна тысяча девятьсот девяносто семь". Поэма!
Против такого текста не попрёшь! И так все номиналы: сотенная, пятисотенная, тысяча рублей и, наконец, пять тысяч рублей.
Егор и Ольга Андреевна удивлённо застыли, смотря на Дмитрия. Переглянулись.
– Затем я погружаюсь во внутреннее пространство купюр, – вдохновенно вещал Дмитрий, – Каждая из них – настоящий живой мир. Наслаждаюсь цветом: темно-зеленой и темно-коричневой десяткой, голубой полтинной, коричнево-свёкольной сотней, фиолетовой пятисоткой, зеленой тысячной купюрой и, наконец, красно-оранжевым главным героем – купюрой номиналом пять тысяч рублей.
А сама структура материала! – продолжал оратор, – Микроперфорация, муаровый узор, водяные знаки, скрытые изображения, волокна… Каждый раз я путешествую и по местности купюр: Красноярск, мост через Енисей, часовня, Красноярская ГЭС, Санкт-Петербург, женская фигура Невы, Петропавловская крепость, набережноая, Большой Театр в Москве… Но это отдельная песня… Иногда я даже молюсь на денежные храмы и монастыри. И всё это великолепие создаёт ваш коллега, Егор, печатник. Следуя заданному сценарию, конечно.
– Да, действительно, интересная профессия, – нерешительно поддержал энтузиазм актёра Егор, – …А монеты вы э-э-э… не читаете?
Дмитрий махнул рукой:
– Монеты… Монеты – это не деньги, это памятники деньгам. Сплошной металл, что там читать. Купюры – полноценные герои, а монеты – это второстепенные персонажи, мелочь…
Все на минуту замолкли, переваривая содержательную информацию.
Дмитрий обратился к женской части компании:
– Ольга Андреевна, а вы где работаете?
– Я на пенсии. А так, почти всю жизнь проработала прокурором.
– Ого! Интересно. Сразу напрашивается вопрос, уж извините: много ли невиновных попадает в тюрьму?
– Бывает, конечно, – вздохнула красивая женщина в годах, – Но по большому счёту виновными становятся все. Даже невиновные рано или поздно смиряются и начинают считать себя преступниками. На начальной стадии, когда пишется постановление о возбуждении уголовного дела, невиновный ещё может решительно протестовать и гореть, так сказать, жаждой справедливости. Но потом всё равно смиряется. И что интересно: по опыту знаю, что чем больше у подследственного эмоций, тем больше документов, которые… появляются и множатся вокруг него.
– Интересно. Как это? Почему же так происходит? – спросил Егор.
– Вина – это базовое чувство, не зависимое от деяний. Это я тоже знаю по опыту работы, да и философы об этом писали… Главное – воплотить её в документах, оформить текстуально, в систему текстов.
– Но ведь это несправедливо. Почему так происходит? – удивился Егор.
– Как бы вам объяснить…, – задумалась на секунду бывший прокурор, – Вот смотрите, если Дмитрий сознательно заучивает текст своей роли и перевоплощается в образ, то обвиняемый перевоплощается в персонаж под давлением всей судебной системы, главное в которой – до-ку-мен-та-ци-я. Это огромный гомеровский эпос, в котором обвиняемый – главный герой. Знаете, сколько документов создаётся за время процесса даже по делу средней сложности? Около сотни, а то и больше: дела, акты, постановления, несколько десятков протоколов, заключения, ходатайства и жалобы, рапорты, уведомления, справки, подписки, повестки и требования… Эти документы окружают человека со всех сторон, и в конце концов загоняют его в тюремную камеру.
– А стихов нету? – то ли серьёзно, то ли шутя спросил отставший от труппы артист.