- Света, прекрати, наконец! Перестань! Мне надоели твои выдумки! – вдруг разозлилась на дочь Ася. Очень сильно разозлилась. Потому что на миг представилось ей, как она будет говорить Жанне, что дочь ее по магазинам с ней больше не пойдет…Она даже и лицо ее увидела в этот момент, и содрогнулась вся. Нет, нет и нет, она не выдержит Жанниной обиды, просто физически не выдержит! А то, что Жанна обидится, было совершенно определенно, уж она–то знала свою подругу…
- Мам, ну чего ты кричишь… - подняла на Асю удивленные глаза Света. – Я же тебе честно, как на духу, а ты кричишь…
- Да потому и кричу, что ты чушь, чушь несешь! Ты просто неблагодарная, зажравшаяся девчонка, вот ты кто! Нельзя людей так обижать! Нельзя плевать в колодец, из которого пьешь!
- Да не пью я из этого колодца! Не пью! И пить не собираюсь!
- Да? А как ты, например, милая моя, собралась образование получать? А? У меня нет таких денег, чтоб за твою учебу платить! Или ты у нас отличница–медалистка, на бюджетное место поступишь? Они же тебя, Левушка с Жанночкой, и учить будут! Ты что, не понимаешь этого? Я вот, например, прекрасно понимаю! И буду столько дерьма за ними убирать, сколько потребуется! Потому что я–то как раз и умею быть благодарной!
На последней фразе Ася вдруг задохнулась и схватилась руками за отвороты теплого махрового халата, будто застряло что–то очень больное и горькое у нее в глотке. Света посмотрела на нее, испуганно моргнув, и тихо совсем, будто уступив уже и сдавшись, еле слышно прошелестела:
- Но так же нельзя жить, мамочка! Нельзя, нельзя…
Потом вдруг отчаянно всхлипнула, обхватив руками голову и ткнулась лбом ей в плечо, и через секунду они обе уже плакали в голос, и обнимались, и вытирали пальцами одна у другой слезы со щек.
- Дурочка ты моя маленькая! Светочка! Ну что же делать теперь, если так жизнь сложилась? – с трудом выговаривала сквозь частые всхлипывания Ася. – И не надумывай себе ничего! Жанночка нас любит, очень любит… Мы столько лет вместе…Ты все, все себе придумала… Неправда все это, Светочка…
- Мамочка, ну не надо так унижаться, прошу тебя! – перебивая ее и мотая головой из стороны в сторону, причитала Света. - Это же невыносимо, в конце концов! Как ты этого не понимаешь–то? Да лучше вообще не надо мне никакого образования, я лучше работать пойду… Или сама поступлю…
- Замолчи! - вдруг резко перестав плакать, оттолкнула от себя дочь Ася. – Замолчи лучше! И в голове даже такого не смей держать! Работать она пойдет! Еще чего не хватало! Кем ты пойдешь работать без диплома? На рынке в палатке стоять? Или, может, к станку встанешь? И думать даже не смей!
- Мам, да я сама поступлю…
- Не говори ерунды! Никуда ты сама не поступишь. Ты будешь делать то, что подобает делать в нашем с тобой положении! Так надо, Света. Надо – и по магазинам с Жанночкой будешь ходить столько, сколько ей захочется! Надо – и посуду грязную будешь мыть на даче, и улыбаться, и дружить, и быть нужной и полезной. Надо просто знать свое место в жизни, понимать его и ему соответствовать. И надо уметь быть благодарной, Света. А все остальное – твои глупые выдумки. Чушь собачья…
- Нет, мама, не чушь, не чушь…
- Хватит! Хватит, я сказала! - уже совсем истерически закричала Ася и заколотила ладонями по кухонному столу. - Ты что, до белой горячки меня довести хочешь, дрянная девчонка? Мало мне достается в жизни, да? Мало я устаю? Мало из–за вас нервничаю? Ты хочешь, чтоб у меня еще и сердечный приступ случился? Этого ты хочешь? Этого?
И она действительно схватилась за сердце и, согнувшись, сопровождаемая в спину перепуганным Светиным взглядом, ушла к себе в комнату. Оттуда уже услышала, как вскоре хлопнул входной дверью вернувшийся домой Пашка, как долго шептался о чем–то с сестрой на кухне, как разбрелись они по своим комнатам и затихли, наконец.
Сон долго не шел к ней в эту ночь. Спать хотелось смертельно, но сон не шел. Не впускали его, видно, вовсю разгулявшиеся в ней тревога, страх да озабоченность, заняли, оккупировали внутри все свободное пространство и отгоняли вожделенный и сладкий сон–отдых, и заставляли ее напрягать шею, плечи, и дрожать веками, и сжимать изо всей силы в кулачки ледяные ладони. А под утро, когда, наконец, сон отвоевал–таки в ней себе маленькое пространство, привиделся ей совсем уж полный кошмар – куда там гениальному Спилбергу с его неуемными фантазиями. Снилось ей, как Жанна всем своим мощным туловом переселяется в хрупкую Свету, как юное лицо ее семнадцатилетней дочери становится лицом ее подруги: вот уже и глаза из серо–голубых и наивных стали темно–карими, жесткими и властными, вот розовые Светины губы окрасились в темно–багровый цвет дорогой французской Жанниной помады, а вот и рука ее поднимается вверх характерным резким Жанниным жестом и грозит ей, Асе, толстым пальцем с намертво вросшим в него кольцом с крупным черным бриллиантом…
***
3.
А утро свое она проспала. Соответственно проспали и Павлик со Светой – привыкли уже, что мать их все равно разбудит, и дрыхли себе в удовольствие. Умчались все по своим делам, не позавтракав даже – Ася на работу, Света в школу, Павлик в институт… Ругая себя на чем свет стоит, Ася влезла в переполненную маршрутку и под недовольные восклицания водителя–кавказца поехала "стоя", чуть согнув ноги в коленках и упершись головой в потолок. Да и какая разница – при ее росте можно и в маршрутке удобно устроиться. Если б не высокие каблуки, вообще пряменько бы стояла, и коленки бы не пришлось подгибать…
На работу ей опаздывать никак было нельзя. Такие обстоятельства сложились, что просто никак. Потому что в рекламном агентстве, где она занимала вот уже пять лет скромную должность офис–менеджера, происходила в этот момент самая настоящая революция, то есть смена власти. Правда, она была скорее розовой, эта революция, поскольку власть перешла всего лишь от мужа к жене, но если учесть при этом все сопутствующие нехорошие детали, то обстановка в офисе, если уж следовать этим грустным аналогиям, напоминала наступление жестокого постреволюционного диктаторского режима.
На это достаточно хлебное место привел ее однакашник, Валерка Маковский, то есть Валерий Федорович, конечно. Встретились как–то на улице, она и не узнала его сразу–таким стал вальяжно–презентабельным, куда там… Разговорились, конечно. Порасспросили друг друга об одноклассниках, кто, что да как, да где кто кем пристроился. Ася и о себе рассказала. Собственно, похвастать ей тогда было особенно и нечем : ранее важная ее бюджетная организация с громким и длинным названием разваливалась прямо на глазах, и все ждали со дня на день рокового решения сверху о скорой ее ликвидации, и потихоньку подыскивали себе другие места – некуда нынче бедному чиновнику и головушку свою приткнуть…Ася и не думала вовсе ни о чем таком Валерку просить, просто так пожаловалась. Надо же было о чем–то разговаривать, раз встретились. А Валерка вдруг взял да и сам предложил:
- Слушай, Аськ. А давай ко мне на фирму офис–менеджером! А что? Работа, конечно, не ахти какая престижная, но все же. А я тебе платить хорошо буду. Я ж тебя знаю – ты у нас девушка вусмерть обязательная, никогда не подведешь. И спокойная, не из скандалисток каких. Я вообще баб шумных не люблю, ты знаешь…
Так Ася и оказалась на Валеркиной фирме. После старых и допотопных письменных столов в ее конторе Валеркин офис показался ей вообще роскошью несусветной – она такое только в кино и видела. Даже квартира Жанночки с Левушкой перед этой красотой как–то померкла, хотя тоже казалась ей верхом совершенства и фешенебельности. Валерка встретил ее очень душевно: напоил кофе, представил всем сотрудникам, все честь по чести. А потом коротко и ясно обрисовал ей задачу:
- Аська, я не знаю, как ты все это будешь делать, но даю тебе полный карт–бланш. В общем, так: чтоб все кругом было свежо и чисто, чтоб все были в любое время на рабочем месте и в то же время довольны и сыты, чтоб было здесь в меру дружелюбно и тихо, без бабских этих ваших базарных склок…
Так Ася и приступила к новой своей должности. И старалась изо всех сил. Что касалось Валеркиных требований насчет свежести и чистоты – с этим было всего проще, конечно, потому что зарплаты на Валеркиной фирме платили хорошие даже уборщицам. С постоянной сытостью Валеркиных сотрудников тоже вопрос решился просто - в отдельной комнатке Ася организовала что–то вроде буфета на скорую руку, или "Асиного бистро", как его окрестили вскорости. В кофеварке там никогда не кончался кофе, а в большом термосе – хороший зеленый чай. Можно было на ходу засунуть бутерброд в микроволновку или достать какой–нибудь салатик из холодильника в пластиковой упаковке, а сильно страдающий от напавшего эпигастрального дискомфорта мученик мог себе и овсянку–пятиминутку из пакетика заварить. Все для вас, ребята, работайте только хорошо…
А вот в области затребованных Валеркой миролюбия и дружелюбия были у Аси постоянные проблемы. Сама она была девушкой неконфликтной совсем. И даже слегка завидовала тем, кто умел конфликтовать, кто жил конфликтом, кто чувствовал себя в нем, как рыба в воде. Этот выброс–обмен отрицательной энергией многим людям вообще жизненно необходим, но иногда просто лень, а иногда и очень страшно входить в это опасное состояние – а вдруг получишь в ответ плохого больше, чем своего выбросишь?