Вполне доверяя новому знакомому, Симка залпом осушила бокал с шампанским (во рту пересохло то ли от пыли в номерах, то ли от волнения) и накинулась на мясо под белым соусом, а Юлий осторожно коснулся ее руки и произнес сакраментальную фразу:
– Такие нежные руки не должны держать тряпку.
– Это почему? – Симка усиленно работала челюстями.
– Такая женщина создана для другого. – Ухоженная рука накрыла Симкину ладошку.
– Вы мне что, хотите предложить работу за границей? – прищурилась Симка, готовая расцарапать плоскую физиономию.
– Неужели я похож на подонка, торгующего живым товаром? – удивился бизнесмен.
– А чем вы занимаетесь?
– У меня нефтяной бизнес, подработки мне не нужны.
– А что же вам нужно?
Симка еще раз внимательно посмотрела на Юлия. Этот мелочиться не станет.
– Что мне нужно? – Собеседник выдержал паузу. – Женщина, с которой я провел бы остаток лет. Родная душа. Впрочем, вы еще молоды и, скорее всего, не задумываетесь о таких вещах.
Фразу сопровождал загадочный азиатский взгляд, под которым Сима испытала беспокойство и перестала жевать. Глаза – прикрытые веками темно-карие и распахнутые медовые – встретились.
Симку как током ударило: корейский бизнесмен – вот кто ей нужен.
– Где ее взять, родную душу? – осторожно ступила на незнакомую почву Сима.
Сдержанный кивок и понимающий взгляд были ответом, и эти скупые эмоции тронули душу больше, чем слова.
Неожиданно Симка вспомнила любовника – псевдомачо, обожавшего секс в автомобиле, и грубые ласки мужа, и сердце кольнуло от жалости к себе. "Вы этого достойны", – окончательно убедила себя Сима и тряхнула головой, почти как дива в рекламе L’Oreal.
Напрасно Симка ждала следующей реплики бизнесмена. Юлий воздержался. И воздерживался еще несколько месяцев, ни на чем не настаивая и ничего не обещая.
Симка глотала от обиды и одиночества слезы, кусала губы и продолжала драить полы и унитазы.
В середине октября лег плотный снег, и сразу стало ясно: это – надолго. До конца жизни.
Снег и холод заползали под одежду, проникали в кровь и убивали любую надежду.
Дома, поскуливая в подушку в бессильной злобе, Симка ворочала в голове, как кубик Рубика, один вопрос: почему? Почему она такая невезучая? Почему одна? Даже старику корейцу не нужна. Почему? Почему?
Будущее представлялось кошмаром в виде гостиничных полов и унитазов.
Единственный человек, кто мог что-то объяснить про эту жизнь, была тетка Наина – обладательница диплома. Правда, это был диплом учителя истории, но у Симки не было и такого.
Работы по специальности в северном городке не оказалось, и Наина решительно поставила точку в преподавательской деятельности, найдя себя в сфере туризма.
Всего на двенадцать лет старше племянницы, Наина, несмотря на одиночество, не заделалась феминисткой, да и к своему одиночеству относилась без драматизма и даже отпускала шутки в духе Верки Сердючки:
– Дурных нэма, воны поженылыся.
Для себя тетка выстроила защитную теорию о том, что замужество убивает интерес к жизни, что самая сильная любовь – платоническая, а лучший мужчина – это недоступный мужчина.
Симка тоже хотела бы вот так, легко и непринужденно заменить физическую любовь на платоническую, но, видно, организмы у них с Наиной были разные.
А этот седой симпатичный кореец – просто крючок, мормышка какая-то. Поймал и держит, а Симу давно уже пора подсекать.
Наина, услышав о корейце, удивилась:
– Зачем он тебе нужен?
– Он надежный и богатый. С ним хорошо и спокойно.
– А любовь?
– При чем здесь любовь? Мне же не двадцать!
– Ну, если любовь ни при чем… Мой тебе совет: не показывай, что ты в нем заинтересована.
– Легко тебе говорить, – сморкаясь в платок, пожаловалась Симка. От мороза у нее приключился насморк, – а если он обидится?
– И флаг ему в руки. Но вообще-то не должен. Он кто у нас? Бизнесмен?
– Да.
– Значит, привык добиваться своего. Ты ему голову поморочь, только не лишай надежды.
– Да это не я, это он меня лишает надежды! – простонала Симка. – И некогда ему добиваться. Он как Юлий Цезарь: пришел, увидел, победил.
– Veni, vidi, vici. В связи с корейцем утверждение спорное. Хотя… Попробуй раскрутить бизнесмена. Поведется – значит, все у него серьезно.
Veni, vidi, vici. Тетке бы сборную России по консумации тренировать.
…Юлий оставался любезным, внимательным – и все!
Почти-что-олигарх просто издевался, приглашал в рестораны, водил на антрепризы стареющих актеров, но все оканчивалось так, как любила Наина, – платонически. Своим поведением Юлий выбивал почву у Симки из-под ног. Ни поцелуев, ни признаний – ничего не следовало за совместными ужинами и посещениями филармонии.
Симку не покидало чувство обманутой вкладчицы. Вклад "Юлий Юн" перевели на депозит без ее согласия.
На приглашение пойти в корейский ресторан Симка уже намеревалась ответить категорическим отказом, но, вспомнив теткины наставления, прикинулась казанской сиротой:
– Не знаю. Наверное, я не смогу пойти с вами.
– У тебя кто-то есть? – быстро спросил Юлий. Бизнесмен-полукровка не был ортодоксальным буддистом и познал ревность как одну из форм страдания.
– Нет, не в этом дело. – Ей показалось или в мимолетном взгляде узких глаз проскользнуло беспокойство?
– Если ребенка не с кем оставить, возьми с собой, – внес предложение Юлий.
– Нет. Просто… Мне не в чем идти в ресторан, – выдавила Симка. Спугнет или не спугнет это признание стареющего мачо?
Мачо оказался не из пугливых.
– Мы сейчас поедем и купим тебе платье, – просто сказал он.
Симка от души надеялась, что платье станет поворотной вехой в их отношениях, но и покупка вечернего наряда ничего не изменила, Юлий после ресторана целомудренно отвез свою спутницу домой.
Не дождавшись поцелуя, Симка вытянула губы трубочкой, ткнулась в тугую, пахнущую морозом и туалетной водой щеку:
– Спасибо за все.
– Пожалуйста. – Странный ухажер вернулся в машину.
Симка ничего не понимала: почему между ними ничего не происходит? В чем дело?
Платье известного французского дома моды было восхитительным. Все вообще было просто чудесно, если бы не молчание ягнят.
…Развод был неизбежен – Юлий не стал себя обманывать.
Решительно и быстро запустив процедуру раздела имущества с прежней супругой, приступил к неторопливому процессу соблазнения гостиничной Золушки.
Юн имел смутное представление о романтике, поэтому строго придерживался навязанных Голливудом церемоний: за неимением Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина отвез девушку в местный ресторанчик, а там под Lovestory Поля Мориа преподнес даме сердца букет и кольцо с бриллиантом, как учили, в подарочной упаковке.
К действу прилагался пафосный текст.
– Серафима, – торжественно начал Юлий, но вдруг почувствовал себя глупо и свернул преамбулу, – будь моей женой.
– Наконец-то, – с обидой произнесла будущая Юн и впервые услышала, как Юлий смеется.
После ресторана, в нарушение всех правил, Симка оказалась в гостиничном номере, но уже не в качестве горничной.
В постели пленных и трофеи Симка не брала – не разменивалась.
В какой-то момент Юлия посетила скользкая мыслишка, что Симка – нимфоманка и послана ему судьбой в наказание за похоть. Но мысль улетела в мировое пространство вместе со стонами и всхлипами.
Просветления любовники достигли одновременно и оба рухнули без сил.
– Ты моя стволовая клетка, – прошептал сквозь дрему выпотрошенный и разделанный на куски Юлий.
РУСЛАН
Ослепительная, как снег в горах Ичкерии, нежная, как цветок дикой сливы, молодая женщина разглядывала светильники под потолком магазина, откинув голову с тяжелым узлом светлых волос и выставив на обозрение нежную и гибкую, как у горлицы, шею. Медленно переходила от одного светильника к другому, поворачивалась, как в танце, то в профиль, то анфас, то затылком.
Руслан глаз оторвать не мог, с замиранием сердца изучал тонкое лицо, давно не видевшее солнца, ушко с переливчатой бриллиантовой каплей в мочке.
В свои девятнадцать Русик Бегоев мало что видел.
Войну видел, разруху, подвалы, трупы, горе и слезы видел, а такую красавицу – впервые.
Внезапное и острое желание дотронуться до Светловолосой – такой невещественной она казалась – испугало Руслана, ноги налились свинцом, он хотел и не мог уйти.
– Что за дешевка? – Недовольный голос девушки звучал музыкой небес.
Красавица придиралась, требовала, возмущалась, а Русик наблюдал за женщиной, как за высшей формой жизни, – с нарастающим изумлением.
– Чего глазеешь, – шикнул на Русика брат Алан, – нам пора.
Руслан вздохнул.
Родственники, везде и всюду родственники. Шагу не дают ступить, учат и учат, будто он не мужчина, а шпинат зеленый.
Руслан поплелся к выходу. Ничего-ничего, придет его время.
Дядя Лечи, мамин брат, конечно, хороший человек и хочет добра семье. Всех собрал возле себя после смерти отца, всем дает работу и крышу над головой, но Руслан взрослый и сам сможет позаботиться о себе.
У него уже есть машина. Старая, правда, но двигатель новый. Вот заработает денег, купит такой же "мерседес", как у дяди Лечи, и женится на этой красавице. Алан от зависти умрет.
– Помощь нужен? – Руслан не заметил, как оказался возле "тойоты".
– Нет, – буркнул спутник красавицы, – сами разберемся.