А потом они болтали и пили шампанское, смеялись, даже танцевали, хоть и недолго, ну а еще потом Дон пригласил ее на обед в субботу, а она, идиотка, опять скукожилась и сказала, нет, спасибо, я очень занята, хотя никаких дел у нее не было, занятий на курсах тоже не было, и противный тоненький голосок внутри нее пел-напевал: "Ну и зря! Вспомни, когда тебя в последний раз приглашали в ресторан? То-то. Почему же ты не можешь пойти?"
Потому что она вбила себе в голову, что у Дона О'Брайена нечистые намерения. С чего она это взяла - непонятно.
Утром Морин ожидал шок. В кухню спустился элегантный молодой бизнесмен в ослепительно белой рубашке, безукоризненном сером костюме и при галстуке. Морин (ночная рубашка, халат, тапочки в виде мишек коала, аптечная резинка криво стягивает волосы в хвост) остолбенела с бутербродом в руках. Кажется, даже рот открыла.
- А… у… красивый галстук.
- Мерси, вы тоже очаровательны, леди.
- Надо полагать, сегодня ты не за стройматериалами едешь?
- Нет, сегодня нет. На сегодня у меня семейные проблемы. Немножко фамильного бизнеса.
Она кивнула, хотя понятия не имела, о чем идет речь. Потом допила кофе, поставила в раковину чашку и сказала совершенно независимым тоном:
- Пойду одеваться. Дядя Джон заждался. Сегодня у меня каталоги…
Дон подошел к ней легко и стремительно, положил на плечи руки, наклонился и нежно поцеловал ее в уголок рта.
- Не перетруждайся. Побереги себя, Морин.
Она обратилась в соляной столп. В мраморную статую. В каменное изваяние. Потом с трудом произнесла:
- Почему ты это сделал?
- Потому что мне захотелось, кроме того, я подумал, что это будет неплохо. Выше нос, леди.
Увидимся завтра.
- Завтра? Ты что, не вернешься сегодня домой?
- Прекрати так явно радоваться. Это неприлично.
- Я просто удивилась, а вовсе не…
- Пока, юная нахалка.
С этими словами Дон О'Брайен повернулся и вышел из дома. Ошеломленная Морин подошла к окну и вторично превратилась в соляной столп. У калитки стоял серебристый "кадиллак". За рулем сидел шофер в униформе, которой мог бы позавидовать даже Аугусто Пиночет.
Дон уселся на заднее сиденье машины, поздоровался с шофером, мельком глянул на себя в зеркальце. Как смешно Морин оторопела, увидев его в костюме. Еще бы! Он сам себя утром не узнал. Сколько лет он не носил костюмы? Почти четыре года. С тех самых пор, как… Нет, не сегодня. Не сейчас. Слишком много солнца. Слишком много жизни.
- Как дела, Гас?
- Отлично, сэр. Спасибо, сэр.
- А твой артрит?
- Жить можно, сэр. Старуха натирает меня пчелиным ядом, сплю, как младенец.
Старому Гасу, должно быть, уже лет сто. Во всяком случае, Дон прекрасно помнил его с тех пор, как сам был мальчишкой. Гас верой и правдой служил его отцу, переезжая из страны в страну с философским спокойствием. "Старуха" - миссис Флаерти, высокая, статная женщина, всюду следовала за мужем. Добрый старый английский дух вассальной верности, иначе не скажешь.
Потом Дон откинулся на спинку сиденья и стал думать о Морин Аттертон. О ее черных волосах, о зеленых глазах, о нежных губах… О высокой груди и тонкой талии, о точеных бедрах и сильных маленьких ножках. О том, как здорово она смотрелась бы в чем-нибудь развевающемся, бледно-лиловом и серебристом, с золотыми кольцами в ушах… О том, как он зарылся бы лицом в ее черную гриву и целовал бы, целовал ее без перерыва и отдыха, а потом любил бы ее прямо на зеленой траве, и небо было бы бездонным и синим…
Глупая маленькая Морин. Она уверена, что ее жизнь должна проходить в вечном поиске работы и денег, что она должна учиться, помогать деду, растить сына - и все это делать сама, одна, не полагаясь ни на кого.
Маленькая женщина с грустными зелеными глазами. Фея Моргана.
Но во сто крат грустнее, Морин, что я не смогу сделать тебя счастливой. Никогда и никого я не смогу уже сделать счастливым.
Потому что нет больше Вероники на земле.
Дорога была долгой, и солнце клонилось к закату, когда серебристый автомобиль подъехал наконец к большой старинной вилле. Вокруг уже давно ничто не напоминало о большом городе. Изумрудные леса, золотистые поля, синее небо и раскаленный золотой поток солнца.
В этом имении О'Брайены, дети суровых британских скал, жили очень давно, последние шестьдесят лет, не меньше. Конечно, и в Англии у них был дом, но Дон всегда считал своей родиной Аргентину. Здесь, в этом каменном доме, он провел свое детство, здесь учился ездить верхом, кататься на велосипеде, плавать, драться до первой крови, охотиться и целоваться с девушками. Здесь, на этой земле, он встретил Веронику…
Не сегодня. Не сейчас.
На пороге дома стояла мать. Высокая, стройная, улыбающаяся женщина, истинная англичанка.
- С приездом, сынок. Как твои приготовления?
- Отлично, мама, спасибо. Все идет хорошо. Как папа?
- Как всегда. Сидит в кабинете, курит, просматривает биржевые сводки и ругается. Умоешься с дороги, или сразу к нему?
- Сразу к нему. Я ведь не верхом приехал.
- С тебя станется, ранчеро! Иди, он заждался.
Отец и впрямь сидел в кабинете, курил сигару, попивал виски и ругался вполголоса, читая газету. При виде Дона он поднялся и широко улыбнулся.
- Наконец-то! Блудный сын на пороге родительского дома. Рад тебя видеть, сын.
- А я рад видеть тебя, папа.
Они обнялись, поцеловались и вскоре уже сидели в удобных креслах у раскрытого окна, пили виски и беседовали. Отец живо интересовался всеми делами Дона, вставлял свои замечания, и Дон не уставал про себя восхищаться деловой хваткой и человеческой мудростью Кристофера О'Брайена.
- Сынок, я вот что хотел спросить… Ты приехал надолго, так, может быть, присоединишься к нам? Дом твой, ты это знаешь…
- Нет, па. Полагаю, ты сам понимаешь, что задаешь риторический вопрос.
- Понимаю, и меня это раздражает. Ладно, дело твое. В любом случае тебе всегда здесь рады.
В дверь заглянула мама.
- Дон, если вы уже закончили, то в гостиной тебя ждет сюрприз.
- Сейчас угадаю. Анжела?
- Точно. Она хочет тебя видеть.
- Буду через минуту. Па, я пошел. Надеюсь, вино удалось и в этом году? За ужином я рассчитываю попробовать молодое мерло.
- Не волнуйся, с этим здесь перебоев не бывает. Беги к девочке. Она очень замученная и бледная. Тебя ждала.
- Опять проблемы с Карло?
- Она сама тебе все расскажет. Увидимся за ужином. Пока, сынок.
- Пока, папа.
Анжела поднялась ему навстречу, и Дон в который раз поразился величественной красоте своей двоюродной сестры. Белокурые локоны спадали на плечи, темно-зеленое платье облегало безупречную фигуру.
- Привет, Анжи! Рад тебя видеть.
- Как поживает мой любимый братик?
- Лучше всех. А как ты, сестричка?
- Не спрашивай. Истинные леди не выдают своих тревог. Все хорошо, раз я здесь. Bay! Ты в костюме! И не скажешь, что ты только что из джунглей.
- Я уже несколько дней провел в городе. Пообтесался, знаешь ли.
- Как твой мост через Парану?
- Было трудно, но мы победили.
- Я не сомневалась. И зачем я спросила? Когда Дон О'Брайен начинает что-нибудь, Дон О'Брайен всегда добивается нужного результата.
- Похоже на предвыборный лозунг.
- Нет, это просто зависть. Ты слишком компетентен, мне на это никогда не хватало терпения, а может, и мозгов.
- Анжи, не пугай меня. Что все-таки случилось?
- Обычные семейные проблемы. Ничего смертельного. Звонят к ужину. Пойдем?
- Одну минуту. Мне нужно позвонить. Впрочем, это подождет до вечера. Вряд ли она уже дома…
- Она?
- Потом, сестричка. Пошли к столу.
Ужин прошел великолепно. Так всегда было в доме О'Брайенов. Любовь и уважение друг к другу, искреннее участие в судьбе своих близких… Здесь никогда не велись пустые светские беседы.
После ужина Дон набрал номер. Морин подошла быстро. Голос был уставшим, но довольно бодрым.
- Алло?
- Привет, это Дон.
- Ну, привет. Чего звонишь?
- Проверить, как ты.
- Проверить?! С чего вдруг?
- Вернулась ли домой.
- А куда ж еще я могу вернуться?
- Может, у тебя опять кончился бензин и ты сидишь на обочине дороги, бедная, одинокая, всеми покинутая…
- Очень смешно!
- Совершенно не смешно, потому что я остаюсь здесь и не смогу спасти тебя в случае чего.
- Не надо меня спасать!
- Это хорошо, ненаглядная. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, придурок.
- Я тебя тоже очень люблю.
Он повесил трубку, улыбаясь, и вернулся к столу. Ничего. Она устала, но зато уже дома и сегодня сможет выспаться.
Отец закурил верную подругу-сигару и осведомился:
- Надолго ты приехал в цивилизованный мир?
- До октябри пробуду. В октябре меня зовут в Боливию, там затевается грандиозное строительство. Все, как я люблю. Джунгли, водопады, электростанция и мост. До тех пор поживу в Айресе, тем более мне надо успеть построить дом. Я присмотрел кусочек земли рядом с Филом.
- ДОМ?
- Да, дом. Своими собственными руками свой собственный дом.
Отец, мама, Анжела - все смотрели на Дона с нескрываемым изумлением. Наконец папа недовольно фыркнул:
- Я думал, ты уже вырос. В детстве ты строил дома на деревьях.
Дон рассмеялся.