Оказывается, это не был такой уж хороший блеф. Дэвид увеличил ставки.
Дверь хлопнула за моей спиной, закрываясь, наподдав мне напоследок. Словно дружеский шлепок по голой заднице. Я завизжала, прикрывая руками грудь, потом уронила одну руку вниз, пытаясь создать явно недостаточную ширму от любопытных глаз. Я сдвинула ноги, прижалась спиной к дереву двери и выдавила:
– Очень смешно, Дэвид! Ну, давай же, помоги мне.
По его голосу нельзя было сказать, что он развлекается.
– Тебе нужно научиться одеваться самостоятельно.
– Я это сделаю. Клянусь. Но – не прямо сейчас, хорошо?
– Нет, не хорошо. Или ты признаешь, что еще не готова и возвращаешься сюда, или создавай себе одежду самостоятельно.
Я не обнаружила ни капли сочувствия в его приглушенном голосе.
Я набрала воздуха, оперлась на дверь и напряглась, чтобы сконцентрироваться. Одежда – очень мудреная штука, если вы создаете ее из воздуха и энергии, при этом стараясь сделать ее красивой, ну хорошо – нормальной. Хотя, сейчас, честно говоря, я предпочла бы уродливый, но быстрый вариант.
Я зажмурилась и сосредоточилась. Секунды бежали. Я почувствовала подступающий приступ паники, поскольку мой разум был всецело, чрезвычайно…
– Еще раз, – посоветовал Дэвид. Его голос шел не из-за двери, он был передо мной. Я подняла голову и увидела его, опирающегося о стену напротив. Его улыбку невозможно было классифицировать никак иначе, нежели садистскую – весьма привлекательную, но садистскую. Он посмотрел на часы.
– Здесь часто ходят люди. Я дам тебе… две, ну, может быть три минуты. Надеюсь, тебе повезет до того как сюда кто-нибудь войдет.
– Ублюдок, – пробормотала я и вернулась к концентрации. Создав в голове картинку, я широко раскрыла глаза и тупо уставилась на него, приступая к созданию наряда. Да конечно, я попыталась отомстить ему.
И, кроме того, это было так клево.
Я добавляла детали одежды тем же самым способом, который я использовала, формируя тело: изнутри вовне. Сначала трусы-штанишки (кружевные), потом лифчик (прозрачный), чулки (высоко на бедра), кожаная юбка до колена (черная), зеленая под лайм рубашка, обнажающая живот (полиэстер). Дэвид, прислонившись к стене, наблюдал этот стриптиз наоборот, потрясающе выразительно поднимая брови к небесам. Я завершила свой наряд парой туфель цвета лайма на ремешках с трехдюймовыми каблуками, что-то из весенней коллекции Маноло Бланник, которую я видела два месяца назад в журнале "Вог".
Он оглядел меня, подмигнув из-за стекол очков, и поинтересовался:
– Это все?
– Да, – огрызнулась я, – а ты что, из полиции нравов?
– Не думаю, что сдал бы вступительный экзамен. – Его брови не опускались. – Я и не подозревал, что ты можешь быть такой…
– Стильной?
– Ну, это не совсем то, что я собирался сказать.
Я приняла впечатляющую позу и посмотрела на него из-под сверхъестественно блестящих ресниц.
– Да ладно, ну признай же, что я выгляжу сексуально.
– Это-то я и хотел отметить.
Ну да. Мы собирались встретиться с Льюисом. Я решила не слишком задумываться о том, каковы мои мотивы. Уже слишком поздно. Я прошла мимо Дэвида, высоко подняв голову, и направилась к лифтам.
– Ты идешь? – спросила я.
Он появился в шаге от меня.
– Принимая во внимание то, что я единственный, кто знает, где он предложил встретиться, тебе бы лучше надеяться, что да.
– Я удивлена, что ты с такой готовностью идешь на встречу с ним. – Не то, чтобы они с Льюисом не ладили или не общались, но, во всяком случае… – Ах, ты надеешься, что у него есть какие-нибудь соображения по поводу твоих маленьких искрящихся штучек.
На это я получила еще один хмурый взгляд.
– Я надеюсь, что он захочет поговорить, что это такое.
– Вместо…
– Чего-то другого. Я, в самом деле, нервничаю, когда вселенная не подчиняется своим собственным законам.
– Добро пожаловать в мою шкуру, – заметила я. – Я в эти дни постоянно получаю опыт столкновения со сверхъестественным.
Я не выходила из комнаты, если не считать путешествия через эфирный план – и того тошнотворного посещения Драк-отеля – с тех самых пор, как мы зарегистрировались в номере; элегантность накатила, как ударная волна. Сначала ковер – сине-золотая пышность Французского Провинциализма. Потом – подлинный Луи – позолоченные столики с приземистыми стеклянными вазами с шелковыми цветами.
Нет, определенно, мой наряд не соответствовал убранству помещения.
Я на полном ходу остановилась у пятна солнечного света, идущего из окна холла, и позволила коже впитывать энергию. Я и не знала, что нуждаюсь в этом, пока что-то не поднялось изнутри и не заставило меня застыть на месте так, что лишь касание Дэвида привело меня в чувство.
Он некоторое время молчал. Просто стоял рядом со мной в жарком золотом пятне солнца. Когда я посмотрела на Дэвида, его глаза были закрыты, на восхищенном лице читалось почти что благоговение. Я взяла его за руку. Он посмотрел на меня, улыбнулся и вдавил кнопку "ВНИЗ" на панели возле лифта.
– Почему это настолько приятно? – спросила я. – И не говори мне, что оттого, что мы сидели в комнате в течение многих дней.
– Это как зов любви, – ответил он. – Ты ведь теперь состоишь из огня.
– Значит, я буду испытывать нечто подобное каждый раз, оказавшись у открытого огня? Великолепно. Просто огоньгарзм какой-то.
– Помнишь, что мы говорили о концентрации? Учись использовать это.
Лифт зазвенел и открылся. Внутри никого. Мы вошли, и Дэвид коснулся кнопки "1".
– Ты не сказал мне, куда мы направляемся.
– Нет, – согласился он.
– И ты не собираешься этого делать?
– Правильно.
– Слишком много для партнерства, не так ли?
Он все еще стоял лицом к панели управления, избегая смотреть на меня.
– Я отвечаю за твою безопасность, Джо. Ты должна позволить мне принимать решения о том, что является слишком опасным.
– Что опасного в том, чтобы сообщить мне, куда мы идем?
– Ничего. Но ты должна иметь в виду, что независимо от того, о чем собирается говорить Льюис, это разговор со смертным, с человеком. И ты должна прямо с этого момента очень тщательно заботиться о том, чтобы всегда разделять наши два мира.
– Поэтому, независимо от того, о чем собирается говорить Льюис, мы скажем ему нет, если только дело напрямую не касается джиннов?
– Да.
– А он знает об этом? Поскольку, если знает, я вполне уверена, что он не стал бы напрасно суетиться…
Лифт не останавливался, и я была уверена, что мы заходили в пустую кабину, но совершенно внезапно третий голос произнес позади меня:
– А, вот вы где.
Я завизжала и понеслась сломя голову, пока не уткнулась в стену; мое тело собиралось расплыться туманом, но я не позволила. Здесь, в кабине вместе с нами, находился еще один джинн, который стоял, небрежно прислонившись к противоположной стене лифта. Я тут же ее узнала, хотя бы по ее неоново яркой одежде. Сегодня она была в сногсшибательно голубом: брюки-клеш, жилет с низким вырезом без какой-либо рубашки под ним, красиво скроенный жакет. Голубой ей шел тоже. Он подчеркивал богатый темно-шоколадный оттенок ее кожи. В ее изящные тоненькие косички до плеч были вплетены подходящие по цвету синие неоновые бусинки, щелкавшие как сухие кости каждый раз, когда она наклоняла голову.
Рэйчел всегда умела подбирать аксессуары.
Джинны, как я начала понимать, имели пристрастие к театральным эффектам, следовательно, появление без предупреждения не всегда имело смысл рассматривать как угрозу. Рэйчел при мне делала так и прежде, в дни, когда у меня еще был пульс и человеческая продолжительность жизни. В первую нашу встречу, она обнаружила свое присутствие на пассажирском сиденье мой машины, которая в тот момент за семьдесят, и я едва удержалась на дороге. Тогда она наслаждалась своей шуткой, и было ясно, что наслаждается теперь. Она стояла, прислонившись к стене, скрестив на груди руки, и с улыбкой любовалась произведенным эффектом.
В отличие от меня, Дэвид не казался удивленным ее внезапным появлением. Он медленно повернулся к ней непроницаемым выражением на лице.
– Рэйчел.
– Дэвид.
– Не то, чтобы я не рад тебя видеть, но…
– Я по делу, – сказала она решительно.
– По своему или моему?
– Обоих. Никого. Ты знаешь, по чьему делу я здесь, не так ли?
Дэвид промолчал. Рэйчел не обращала на меня ни малейшего внимания, но теперь взгляд ее ярких мерцающих золотом глаз заскользил в моем направлении. Они сузились, скрывая чувство, которое могло быть интересом, раздражением или же отвращением.
– Белоснежка, – сказала она, – любишь химическую завивку.
Защита своей прически была последней в списке моих забот.
– Рэйчел, что, черт возьми, происходит?
У меня не было никаких сомнений в том, что назревали неприятности. Как только Льюис попытался получить меня, так сразу же возникла Рэйчел со своим неотложным делом, и это не было совпадением. Я чувствовала, что мы угодили в самый эпицентр больших проблем. Она не ответила. То есть не ответила непосредственно. Она вновь вернулась взглядом к Дэвиду и пожала плечами.
– Скажи ей.
Дэвид засунул руки в карманы пальто и прислонился к стене, рассматривая ее.
– Нет, я так не думаю. Если Джонатан желает меня видеть, пусть он придет, найдет меня сам. Я не собираюсь бежать к нему словно ребенок к директору школы.