В его темных глазах было то выражение, какое бывает у человека, направляющегося к скамье подсудимых, чтобы выслушать приговор, когда суд уже закончен и присяжные признали его виновным по всем пунктам.
– Вы пришли последним, мистер Блэкстоун, – проговорила секретарша, улыбаясь и старательно демонстрируя свой миловидный профиль. – Но сомневаюсь, чтобы вы многое потеряли.
– Многое потерял? – пробормотал Зик, не отрывая глаз от двери.
– По части планирования. Мистер Уэскотт и мисс Фаин всегда начинают первую встречу с кофе и светской беседы. Чтобы все чувствовали себя непринужденно, в общем, вы понимаете. – Она подарила еще одну лучезарную улыбку – на случай, если он не заметил первую. – Вот мы и пришли, – бодро сообщила она, кладя руку на позолоченную дверную ручку.
Зик остановил ее, схватив за руку.
– Кто – все?
– Прошу прощения?
Зик кивнул на дверь:
– Там. Кто – все?
– О! – Секретарша улыбнулась. – Жених и невеста. Мать невесты. Подружка невесты. И мистер Уэскотт, и мисс Фаин, конечно. – Она улыбнулась еще раз. – Мистер Уэскотт просил показать вас, как только вы приедете.
– Я сам покажусь. – Зик открыл дверь.
– Спасибо, вы очень помогли, – поблагодарил он секретаршу.
Та, обиженная полным равнодушием скандально известного любимца женщин, развернулась на каблучках и засеменила к своему столу.
Зик никак не решался переступить порог. Страх перед публикой, ухмыльнулся он. Впервые в жизни. Однако, приказав себе прекратить валять дурака, он решительно шагнул в комнату.
При его появлении разговор в ней внезапно смолк. Шесть голов повернулись к нему. Шесть пар глаз расширились от удивления.
– Прошу прощения, – смущенно пробормотал Зик, стараясь не смотреть ни в одну из пар глаз. Или, в особенности, в одну пару глаз.
На несколько секунд шесть человек за изящным, с гнутыми ножками столом и кофейные чашки лиможского фарфора, и маленькие пирожные на полпути в рот – замерли на месте. Зик в окаменении стоял в дверях, словно актер, забывший свою роль. Воздух вокруг наэлектризовался, наполнился ожиданием, и все в комнате словно задержали дыхание. Наконец молодая девушка поставила свою чашку на стол и подскочила с места, нарушая напряженное молчание.
– Папа! Папа, ты здесь! Наконец-то! – Камерон Блэкстоун со свойственным ей энтузиазмом бросилась к отцу. – Я боялась, что ты передумаешь в последнюю минуту и не приедешь, – проговорила она, крепко обнимая его.
Зик Блэкстоун тоже обнял дочь, нежно прижал к себе и поцеловал в макушку.
– Самолет опоздал. И на дорогах пробки.
– Он пожал плечами в широком пиджаке от Армани. – Я постоянно забываю, какое ужасное движение в Лос-Анджелесе, – произнес он и провел рукой по волосам дочери, в который раз отмечая про себя, что они такие же светло-золотистые, как и у ее матери. – Мне действительно стыдно, солнышко. Надеюсь, из-за меня не возникло проблем.
– Ты здесь, и это главное. – Кэмерон взяла его под руку и повела к столу.
– Познакомься с Майклом. – В ее голосе звучали любовь и гордость за своего избранника.
Молодой человек уже встал и протянул руку.
– Очень приятно наконец-то познакомиться с вами, сэр. Кэми постоянно рассказывает о вас. – Майкл слегка улыбнулся, сверкнув белыми, ровными зубами.
– Правда? – Зик, пока пожимал руку молодого человека, тайком взглянул на дочь. Кэми? Дочь никому не позволяла называть себя детским именем с… собственно говоря, с детства. – В свою очередь и я слышал от нее в последние два месяца много хорошего в твой адрес. Во всех телефонных разговорах только и было: «Майкл такой замечательный, Майкл просто умница». Я уже ожидал встретить что-то среднее между Мэлом Гибсоном, Альбертом Эйнштейном и архангелом Гавриилом.