* * *
– Госпожа Торн, распишитесь, пожалуйста, вот здесь. Спасибо. Поздравляю, господин Доминик, – сказал нотариус, ставя электронную печать на документ и протягивая его Ариэлю. – Вы теперь свободный человек. Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, вам сведут татуировки.
Мальчик вышел оттуда через пятнадцать минут. Лоб его теперь был так же девственно чист, как и при рождении, и с внутренней стороны запястья был удален регистрационный номер раба, проставленный в купчей.
Теперь, без рабского клейма, без вульгарных золотых браслетов, одетый в нормальную одежду, с волосами, стянутыми в хвост на затылке, он больше не выглядел как уличная шлюха, с одобрением отметила Нэлза. Она отсчитала нотариусу деньги, и они вышли на улицу.
Сообразно обстоятельствам, Ариэль должен был сиять, как начищенный медный триггер, но он был странно мрачен и молчалив. Наверное, еще до конца не осознал, что произошло, не свыкся с мыслью, что он свободен. С другой стороны, мальчику просто вернули то, что принадлежало ему по праву, неужели он должен прыгать из-за этого до потолка?
Они уселись в дальнем углу портовой кантины, подальше от пьяной толпы, и там Нэлза вручила Ариэлю небольшую пачку кредиток, нож и бластер в плечевой кобуре.
– Мой тебе совет – носи его незаметно, под курткой. Здесь на улицах полно сброда, готового прикончить тебя просто для того, чтобы забрать оружие.
Он тяжело вздохнул.
– Ну что еще опять, что за похоронный вид? Денег тебе хватит на пару месяцев, за это время, я думаю, ты найдешь работу…
– Госпожа Нэлза, пожалуйста, не оставляйте меня здесь.
– То есть? Не могу же я взять тебя с собой!
– Почему нет? Я буду вам помогать, я…
– Ариэль, прекрати. У меня тяжелый и опасный бизнес, я привыкла работать одна, а ты будешь только мешать. Сам подумай, у меня всего одна каюта, и вообще корабль для двоих не приспособлен.
– Это же грузовик класса "Трезубец", на нем всегда бывает две каюты, он рассчитан минимум на двух пилотов. Должно быть, вам временами бывает трудно с ним управляться…
– Погоди-ка, ты что, разбираешься в кораблях?
– Я родился и вырос на корабле, – ответил он с плохо скрываемой гордостью. – Правда, не на таком, как ваш, а на "Секире". И я могу быть пилотом, отец меня учил.
– Вот и прекрасно, значит, у тебя тем более не будет проблем с работой. Наймешься на любой корабль в порту. К сожалению, у меня нет тут знакомых, чтобы дать тебе рекомендацию…
– Вы, госпожа Нэлза, редко бывали на Эскузане и не знаете здешних нравов. Вся столица – просто один большой бордель. Здесь все продают себя за деньги или за еду, от поварят до корабельных юнг. Никто моложе тридцати не чувствует себя в безопасности, если у него нет семьи или покровителей. В первой же кантине, куда я зайду, мне подсыплют что-нибудь в питье, и очнусь я точно с такой же татуировкой на лбу.
Она тупо смотрела на Ариэля, начиная понимать, что все не так просто, как казалось ей поначалу.
Тебе не приходило в голову, что мало будет просто выкупить его и выписать вольную? Хотела бросить его прямо на улице, сунув в зубы пару кредиток, и улететь по своим делам? Если ты оставишь его на Эскузане, через три дня он окажется там, куда так боялся попасть – в публичном доме! Нэлза, ты просто свинья. У Альрика он был хотя бы накормлен и имел крышу над головой.
– Ну хорошо, – сдалась она. – Раз уж я связалась с тобой, то несу определенную ответственность за твою судьбу. Я отвезу тебя на Кендар, поскольку сама туда лечу. Там у меня есть друзья, и будет легче тебя куда-нибудь пристроить.
– Я бы хотел остаться с вами, госпожа Нэлза. Пожалуйста! – он поднял на нее свои синие глаза, в которых была мольба и печаль.
– Разговор окончен, – сказала она сквозь зубы. – До сих пор я работала без партнеров, и так будет продолжаться и дальше.
Нэлза оставила Ариэля на "Авроре", вручила ему ведро и тряпку для мытья пола, а сама отправилась навестить пару нужных людей. Вернувшись, она убедилась, что он не врал насчет своего опыта: мало того, что полы и стены сияли чистотой, так еще он умудрился починить проводку в коридоре, до которой у нее уже месяц руки не доходили, выправил несколько вмятин на переборках и перебрал заедающий механизм двери в рубку.
Тем же вечером они вылетели на Кендар – прибежище наемников и контрабандистов со всей галактики.
* * *
Чем больше Нэлза присматривалась к Ариэлю, тем более приятное впечатление он производил. Как только кончилось действие наркотика, исчез и блудливый огонек в глазах, и легкая развинченность движений, и эмоциональная неустойчивость. Мальчик снова стал таким, каким и должен был быть: спокойным, уравновешенным, сосредоточенным. Правда, Нэлза сомневалась, что он во всем остался прежним. Он не шутил и не улыбался, и вряд ли такая серьезность могла считаться естественной в его возрасте.
Она удивлялась самой себе: так быстро привыкла к нему, что его присутствие практически перестало нервировать. Он был молчалив и почти никогда не заговаривал первым, дожидаясь, пока она сама обратится к нему. В разговоре был сдержан и лаконичен, а речь его была классически правильной, от произношения до построения фраз, как у образованного человека. И кроме всего прочего, у Ариэля действительно были задатки пилота: Нэлза устроила ему маленький экзамен и была просто поражена результатами. Пара лет опыта – и он сможет брать призы на косморегатах!
Прекрасно воспитан, хорошие манеры, не болтлив, знает свое дело. Нэлза, он просто идеален.
Ариэль кратко пересказал ей историю своей жизни. Как она и предполагала, он родился свободным. Родители его были родом с Тары, из аристократических, но обедневших семей. Нэлза ожидала чего-то в шекспировском духе, например, два враждующих рода или суровый отец, решивший выдать дочь за другого. Но все было гораздо проще и банальнее: молодые люди просто поженились, купили новенький космогрузовичок и отправились путешествовать, зарабатывая себе на жизнь торговлей и проводя иногда пару лет на твердой земле приглянувшейся планеты. Мальчик действительно родился на борту корабля, в буквальном смысле, когда они были в открытом космосе. Он рос, окруженный любовью и заботой, мать учила его читать и писать, а отец – разбираться в навигационных приборах и держать в руках инструменты. Весь мир мог убираться к чертям – трем счастливым людям на "Зарнице" он был не нужен. Но по всем законам жанра идиллия не может продолжаться долго – и вот несчастный случай унес жизнь матери Ариэля, а потом, когда отец и сын только-только оправились от горя, большой мир ворвался в их жизнь и разрушил ее самым жестоким и беспощадным образом.
Ей повезло. Она умерла мгновенно. Ее смерть не была бы такой легкой, останься она с ними до конца. Может быть, когда мальчика тащили на пиратский корабль, он первый и единственный раз в жизни порадовался, что ее уже нет в живых. Но ты не будешь спрашивать его об этом, Нэлза.
Прежде чем он упомянул о том, как попал в рабство, она ловко перевела разговор на техническое оснащение их "Зарницы". Мальчик был рад отвлечься от грустных воспоминаний. Глаза его заблестели, когда он с воодушевлением начал рассказывать обо всех усовершенствованиях, которые они с отцом сделали своими руками. Она снова перевела разговор на другое, прежде чем он вспомнил, что корабль, бывший их домом, захватчики развеяли в пыль, сгрузив с него все ценное.
Ариэль еще ни разу не произнес слова "пираты", однако для Нэлзы все было очевидно с самого начала. Как еще свободнорожденный юноша из хорошей семьи может оказаться в таком положении, в каком она его нашла? Она не хотела, чтобы он говорил об этом. Пару раз ей приходилось вести дела с пиратами, так что нравы их знала не понаслышке, а о том, что они вытворяют на захваченных кораблях, ей рассказывали предостаточно. Мальчику, может быть, и полезно выговориться, излить душу, по крайней мере, так сказал бы психолог или исповедник, но ради всего святого, я не хочу об этом слышать, подумала она.
"Я не хочу об этом слышать!" – хотелось ей завизжать, когда несколько часов спустя глухой прерывистый голос мальчика в темноте каюты вонзался ей в уши, когда она прижимала к груди его голову, и на руки ей капали горячие слезы, непонятно – его или ее собственные.
Была ночь по корабельному времени, все огни потушены, двигатели ровно гудели, и Нэлза лежала на койке, вслушиваясь в темноту и гадая, что ее разбудило, как вдруг звук повторился – шорох, тихий стон, всхлип, снова шорох. Парню приснился дурной сон, подумала она, не шевелясь, надеясь, что он сам успокоится и заснет, она же не воспитательница в детском саду, чтобы гладить его по голове и подтыкать ему одеяло… Снова стон, и теперь можно различить слова:
– Пожалуйста, не надо, не трогайте меня, пожалуйста, нет, не надо…
Услышав сдавленные рыдания, Нэлза срывается с постели и наклоняется над мальчиком. Он ворочается, из-под закрытых век струятся слезы, прочерчивая на щеках мокрые дорожки, он продолжает умолять, и голос его во сне звучит совсем по-детски, беспомощно и жалобно:
– Не надо, нет, нет, пожалуйста…
– Парень, проснись, черт тебя дери!
Нэлза трясет его за плечи, он открывает глаза – совершенно безумные от ужаса, с воплем отталкивает ее руки, пытается вырваться, твердя все те же слова, как заклинание; она блокирует его сопротивление, прижимая его к себе крепко, но осторожно, и говорит на ухо ровным спокойным тоном:
– Ариэль, это сон, это всего лишь сон, ты меня слышишь? Никто тебе ничего не сделает, успокойся, все в прошлом, их здесь нет, тебе приснился кошмар, ты слышишь меня, Ариэль?