В любом случае, название "стиляга" было скорее презрительным и уничижительным, и те, кого так называли, с ним себя не отождествляли. "Стиляга" – человек, который выделяется из толпы, который слушает "буржуазную" музыку и ведет "буржуазный" образ жизни. Советская власть не могла такого одобрить. Ей нужны были "молодые строители коммунизма", которые бы вкалывали на "комсомольских стройках" или занимались освоением Целины – неиспользуемых земель в Казахстане, Поволжье и Сибири, один из грандиозных "государственных проектов" второй половины пятидесятых годов.
Кстати, даже когда травля стиляг несколько поутихла и советская промышленность начала производство узких брюк, слово "стиляга" оставалось ругательным. В 1957–м году в газете "Советская культура" вышла статья под названием "Музыкальные стиляги" (см. раздел "Герои фельетонов и карикатур"), критикующая оркестр под управлением Юрия Саульского. Смысл названия: эти люди – стиляги в музыке, то есть делают "что-то не то".
Лишь через несколько десятилетий, когда стиляги и все, что с ними связано, стало историей, слово потеряло свой ругательно-уничижительный оттенок, и сами бывшие стиляги – по крайней мере, часть из них – стали себя с ним идентифицировать.
Алексей Козлов:
Я горжусь тем, что я был "чуваком", а стилягами нас называли жлобы. "Стиляги" – это было презрительное слово, придуманное неким Беляевым, когда появился фельетон "Стиляга". Вот с него и началось. Само слово "стиляга", сам суффикс "яга" – это бедняга, бедолага, доходяга – отрицательный имеет привкус. И нас так называли.
Кстати говоря, у простого народа это прозвище сохранялось довольно долго, даже до появления хиппи. Вот когда хиппи первые появились, простой народ советский, который читал "Правду" и верил в каждое слово, что там написано – жлобье так называемое, – вот они продолжали называть хиппарей всех "стилягами": "Ну, ты, стиляга!" Это был парадокс: они называли волосатых людей в джинсах стилягами. Потому что это уже было общее презрительное название "отщепенцев". "Отщепенец" и "стиляга" – это было одно и то же. Это было отвращение к людям, которые не хотели быть, как все.
Борис Алексеев:
Такого названия не было: "я стиляга", "ты стиляга". Нет, этого не было. Просто каждый вел себя, как хотел. Никто не размахивал руками – я вот то, я вот се. Просто выделялась молодежь. Не поведением – я бы не сказал, а своей одеждой, своей манерой.
Олег Яцкевич:
Стильный человек – это комплимент; а вот "стиляга" – позорный ярлык.
Георгий Ковенчук:
Стиляги – оскорбительное название. А я просто любил хорошо одеться, и таких людей называли стилягами. И тогда я полностью принимал на себя это клеймо. Но я не был каким-то там чересчур… Просто любил одеться модно. Когда мы в то время смотрели заграничные фильмы, мы в первую очередь следили не за сюжетом, а смотрели, кто как одет из артистов. Сейчас же мы смотрим – мы не обращаем внимания, у кого какая рубашка, на какой подошве ботинки, а тогда очень много уделяли внимания этим деталям. [Тогда] это был протест против того, что тебя учат, как выглядеть, что надевать.
Валерий Сафонов:
[Слово "стиляга"] появилось из журнала "Крокодил". Мы – те, кто к этой категории относились, соответственно одевались и причесывались – мы себя, конечно, стилягами не называли. А это не понравилось властям, идеологам, воспитателям молодежи, и они сформулировали таким образом: стиляга. Звучит неприятно, согласитесь? [Разница большая]: "человек стильный" и "стиляга". Это уже клеймо какое-то получается. Вообще, я не думаю, что мы вообще друг друга как-то называли.
Борис Дышленко:
Про стиляг я услышал, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, а сам стал стилягой лет в шестнадцать. Вернее, не услышал, а прочел фельетон "Плесень" (см. раздел "Герои карикатур и фельетонов" – В. К.). Я жил тогда в Кисловодске, учился в школе. Мое отношение к этому было тогда [негативное], как у всех. А позже, когда мне было уже лет шестнадцать, это отношение изменилось совершенно. Я уже жил в Риге, и я сам стал стилягой. Так называемым стилягой, потому что мы себя стилягами не называли, разумеется. Мы себя называли "чуваками", а девушек, соответственно, "чувихами". И нас было довольно много. Я учился в русской школе, и половина нашего класса или была стилягами, или тяготели к этому.
Валерий Попов:
Наверное, [слово "стиляга"] придумали все-таки власти. Это было знаковое, как знак почета… Хотя, смотря где. В школе, если стиляга, то это – все. Тебя замучают. Начнут обсуждать, трепать, нарисуют карикатуру в газете.
По "Броду" до "Коктейль-Холла"
Стиляжная субкультура строилась на интересе молодежи к западному миру, а прежде всего – к Америке. Вектор отношений с этой страной успел поменяться в сороковых годах несколько раз: из воплощения буржуазного империализма США сначала превратились в союзника в войне с нацистской Германией, а потом – в противника в новой войне, "холодной". Будущие стиляги выживали в голодное военное время благодаря американской тушенке и американскому яичному порошку, а встреча советских войск с союзническими на Эльбе стала одним из ярких эпизодов войны.
Представления советской молодежи строились об Америке на том, что видели в голливудских фильмах, и на скудной официальной информации, которая с началом холодной войны приобрела откровенно негативный тон (впрочем, соответствовавший антисоветскому тону американской пропаганды): подчеркивались экономические проблемы, безработица, расизм, высокий уровень преступности в США и тому подобные вещи. Но верить в это не хотелось, потому что благодаря джазу и немногим дошедшим до СССР американским фильмам у части молодых людей в СССР создалась своя картина жизни в Америке, и даже то, что официальная пропаганда объявляло негативным, видеть таким они не хотели. Не зря сочинялись полу-серьезные, полу-шутливые стишки вроде этого:
Не ходите, дети, в школу,
Пейте, дети, кока-колу!
Покупайте пистолеты
И свинцовые кастеты!
Режьте, грабьте, убивайте,
Всё, что можно, поджигайте…
"Если проанализировать сейчас, почему в 50–е годы в СССР возникло движение "штатников", то все становится яснее, если учесть, что это явление было характерным не только для социалистического общества, жившего за железным занавесом", – вспоминал Алексей Козлов. – "[…] поклонение определенной части молодежи какой-либо страны элементам культуры другой страны – явление довольно распространенное. В послевоенные годы многие европейские страны оказались в плачевном экономическом состоянии, Разрушенные пути сообщения, предприятия и жилые дома, безработица, нехватка продуктов и многое другое – вот основные приметы жизни тех лет. И на этом фоне контрастом выглядело все, что относилось к заокеанской преуспевающей стране, начавшей довольно мощную экспансию в послевоенной Европе. Студебеккеры, тушенка, яичный порошок, одежда, ботинки, чуингам, кока-кола, джаз, кинофильмы, блестящие голливудские звезды – все это настолько поражало воображение европейцев, что Америка казалась просто раем. […] Так что, наши бродвейские стиляги и айвеликовые штатники были частью общего процесса, представляя отнюдь не худшую часть общества".
Стиляги не были ни скрытой сектой, ни тайным обществом. Наоборот, своим видом они старались подчеркнуть свою непохожесть на других, выделиться из серой толпы "нормальных" советских граждан. Поэтому они старались появляться в самых людных местах, в центре города. В результате, в каждом крупном городе появился стиляжный "променад", по которому модные парни и девушки прогуливались, показывая себя друг другу и вызывая отвращение и удивление у обычной публики. Этот променад называл "Бродом" – сокращенно от "Бродвей", называния знаменитой нью-йоркской улицы.
Конечно, в "хилянии по Броду" был и элемент хвастовства и тщеславия: продемонстрировать новую, раздобытую где-то шмотку всем, кто "врубается". Существовали даже специальные приемы как бы случайной демонстрации одежды: например, сунуть руку в карман пиджака, чтобы приоткрыть подкладку плаща – фирменный плащ нередко опознавался по подкладке. Но, в то же время, "Бродвеи" становились своего рода клубами, где наиболее продвинутая молодежь встречалась, общалась, делилась новостями и информации. А где еще в то время можно было этим заниматься? Клубов и вечеринок в современном понимании тогда просто не было.
В Ленинграде "Бродом" стал кусок Невского проспекта, в Москве – улица Горького (сейчас – Тверская). Интересно, что эти улицы и шире и "масштабнее", чем "настоящий" Бродвей, на котором никто из стиляг тогда не был.
Московским Бродвеем была часть левой стороны улицы Горького – от памятника Пушкину до самого низа. По ней вечерами двигались навстречу друг другу два потока людей, при этом еще и рассматривавших друг друга. А дойдя до крайней точки, поток разворачивался и шел в обратном направлении, и так по несколько раз за вечер.
Кроме "Бродов", стиляжным местом был, например, танцзал "Шестигранник" в Парке Горького в Москве, а в Ленинграде – "Мраморный зал" дома культуры имени Кирова. Облюбовали стиляги и один из немногих – если не единственный – островок "буржуазной культуры" в столице Советского государства: "Коктейль-холл" (или, "Кок", как они его называли между собой), открывшийся в 1954–м году на улице Горького, в одном из домов на улице Горького, почти напротив здания центрального телеграфа, рядом с популярным парфюмерным магазином "ТЭЖЭ" и магазином "СЫРЫ". Это был единственный по нынешним понятиям "ночной клуб" в Москве – открытый с восьми вечера и до пяти утра. У входа постоянно стояла очередь – причем, не только из стиляг, потому что публика, посещавшая "Коктейль-холл", была самой разнообразной.