Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим - Виталий Протов

Барон Мюнхгаузен, чье имя стало синонимом неуемного враля, предстает перед нами в ином свете на страницах этой книги. Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен (1720–1797) – личность историческая. Прожив без малого двадцать лет в России и оставив весьма заметный след в ее истории, он вернулся на родину в Боденвердер (Нижняя Саксония), где вел по большей части жизнь праздную, рассказывая соседям и посетителям трактира при гостинице "Король Пруссии" в Геттингене истории о своих похождениях и приключениях в России. Его рассказы имели столь широкий резонанс, что часть из них была даже опубликована, правда, без указания имени автора, вызвав впоследствии появление череды мюнхгаузиад.

Еще при жизни барона три автора – Рудольф Распе, Готфрид Август Бюргер и Генрих Шнорр – выпустили свои книги, взяв за основу некоторые из подлинных сюжетов барона, но настолько переврали и их, и сам образ автора, что разгневанный Мюнхгаузен провел в тяжбах с ними долгие годы.

Предлагаемые читателю мемуары барона фон Мюнхгаузена призваны обелить его честное имя и восстановить справедливость перед судом потомков.

Книга проиллюстрирована графическими рисунками петербургской художницы Надежды Васильевой.

Содержание:

• Судьбоносное письмо 1

• На границе 2

• Пожар 3

• Философ во власти 4

• Украденный город 4

• Восстановление справедливости 6

• Неожиданное потомство 7

• На Ивана Купалу 8

• Боевые уточки 9

• Убыточные утехи 12

• Знакомство с будущей супругой 13

• Встреча Фикхен 14

• Фикхен просит покровительства 15

• Освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви... 17

• Плененный гарем 18

• Опасное отцовство 18

• Историческая справка 20

• Персоны, упомянутые в мемуарах барона Мюнхгаузена 20

• Примечания 20

Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим
Пересказ Виталия Протова
Иллюстрации Надежды Васильевой

Сразу хочу заявить, что все слухи о моем пребывании на Корсике под Рождество 1768 года, где я якобы познакомился с некой Летицией Рамолино, ставшей в августе 1769 года матерью и породившей на свет Наполеона Бонапарта, который ныне известная фигура во Франции, являются злостным вымыслом.

Из записок барона фон Мюнхгаузена от 20 марта 1796 года

Пародийный портрет барона Мюнхгаузена работы Гюстава Доре к книге Рудольфа Распе "Приключения барона Мюнхаузена"

В оформлении обложки использован портрет Иеронима Карла Фридриха барона фон Мюнхгаузена работы художника Г. Брукнера (1752)

Оригинал портрета утрачен во время Второй мировой войны

Годы моей жизни подходят к концу, и это одна из причин, которая побуждает меня взяться за перо – вместе со мной не должна уйти в могилу великая тайна, которую я много лет храню в своем сердце. Но даже и теперь, усаживаясь за эти мемуары, я испытываю сомнения: вправе ли я предать сию тайну бумаге, хотя мои записки и будут лежать под спудом, оставаясь до поры до времени недоступными для общества. Я должен быть крайне осмотрителен, потому что откровения, готовые излиться с кончика моего пера, не то что сегодня, но и через сто лет способны вызвать мировые потрясения, о последствиях которых я даже боюсь помыслить.

Но я не обману твоих ожиданий, мой терпеливый читатель, как не обманывал никогда моих слушателей. Настанет час – и эти записки, которые я захороню для будущих поколений, увидят свет, правда восторжествует и многие непонятные вещи станут ясны как божий день. Все откроется, каждому будет воздано по заслугам, и барон фон Мюнхгаузен наконец займет подобающее ему место в истории.

Но не будем забегать вперед. Пока что я сижу в нерешительности над чистым листом бумаги, страшась доверить ему те тайны, что жгут мою память. Терпение, терпение, терпение...

Помимо названных выше обстоятельств меня побуждает взяться за перо и необходимость окоротить неких господ, всевозможных писак, всяких безродныхРудольфов Распе и Готфридов Бюргеров, тяжбами с которыми отравлены долгие годы моей жизни. Они тоже получат по делам своим. Мои мемуары станут им достойным ответом (хотя я и не доживу до торжества справедливости, не увижу собственными глазами, как лжецы прилюдно будут названы лжецами, а герои и праведники будут возведены на подобающее им место в истории), и со временем они будут так же осмеяны перед потомством, как ныне осмелились осмеять меня. А потому я желаю им долгих лет, чтобы они дожили до выхода в свет этих правдивых записок .

Иероним Карл Фридрих

барон фон Мюнхгаузен,

20 января 1796 г.

Судьбоносное письмо

Сегодня 20 апреля 1796 года. Я сижу в кабинете своего родового замка в Боденвердере, что в Нижней Саксонии, передо мною чистый лист бумаги, и я размышляю: с чего мне начать мои мемуары. С детских лет? Со смерти моего батюшки, которая случилась, когда мне было четыре года отроду? Нет, не буду уделять слишком много места моей скромной персоне, а начну с того судьбоносного события, которое положило начало моей умопомрачительной карьере. Как это нередко бывает, толчком к великому стало происшествие малозаметное. Это было даже не происшествие, а письмо, которое я прочел ноябрьским утром 1737 года в замке Вольфенбюттеля, где Его милость герцог Карл любезно показал мне сие послание, сыгравшую столь важную роль не только в моей жизни, но, без малейшего преувеличения, и в судьбах мира. (Ах, барон, не торопи события, всему свое время, а настанет ли время рассказать о том, что жжет твое сердце, пока еще не дано знать ни тебе и никому другому. Молчание золото, как говорится в русской пословице. Поэтому я пока замкну уста во всем, что касается деликатной части моей истории.) Впрочем, с годами я проникся уверенностью, что само Провидение водило рукой несчастного, писавшего это послание.

Итак, письмо, которое мне позволил прочесть Его милость:

Любезный мой брат Карл,

все никак не могу привыкнуть к тому, что после смерти нашего батюшки должен называть тебя, ныне владетельного герцогаБрауншвейга-Вольфенбюттеля-Беверна, "Ваша милость". Надеюсь, ты простишь мне эту вольность – мы ведь почти двадцать лет с младенчества прожили душа в душу и бок о бок.

Спешу передать тебе привет из далекой (от тебя, но не от меня) России, где я пребываю вот уже четыре года (ах, как быстро летит время!). Ты прекрасно осведомлен о матримониальной подоплеке моего приезда сюда, но пока суд да дело, я веду жизнь вояки, которая вовсе мне не по нутру. Однако ради будущих благ можно и потерпеть.

Средь издержек, которые мне приходится выносить, военные тяготы – представь меня в шатре главнокомандующего, в окружении послушных офицеров, и ты поймешь, что иногда я, с моим характером сибарита, сжимаю зубы и в нетерпении жду беззаботного будущего, когда полки будут ходить в атаку мановениеммоего пальца, но мне для сего не придется выходить за двери моего не по-брауншвейгски роскошного дворца. А дворцы в России действительно отличаются роскошью, не свойственной нашим родовым замкам. Их богатство и расточительность не чета нашей скудности и экономности.

Среди совсем уж смешных неудобств, которые выпали на мою долю, представь себе, – увы, увы! – утрата двух пажей, которых я привез с собой. Они были ловкие и услужливые ребята, но один из них пал под Очаковым, сраженный шальной турецкой пулей, а другой, бедняга, объелся какой-то местной пищей – тут в ходу такие неудобоваримые деликатесы, как "соленые грибочки", – и скончался желудочной коликой. Как ты прекрасно можешь себе представить, брать в пажи кого-либо из местных недорослей я не желаю – они все как на подбор или ленивы, или глупы без меры. А потому прошу тебя, любезный брат (ах, простите, я должен сказать "Ваша милость") подыскать мне двух пажей и отправить как можно скорее, хоть на следующий день по получении моего послания, в Санкт-Петербург. Подбери кого-нибудь из баронских сыночков – они еще не утратили рыцарский дух, представлений о чести и вассальном долге.

Рассчитываю на твою помощь.

Твой любящий брат Антон Ульрих.