— Птица‑дракона кидалася в наша корабля большая невидимая стрела, — глубокомысленно изрек старик.
Бурцев кивнул на кормовое орудие:
— В том вон самостреле стрелы такого же калиб… ну, размера такого же.
Китаец просветлел:
— Если это така, то моя думается, очень хорошо, что наша ни в чем не уступается ихняя.
Сухонький палец старика уткнулся в небо. Там, в безоблачной синеве, еще не рассеялся дымный след.
— Ни в чем, — согласился Бурцев.
И отвернулся.
Только вот улететь мы отсюда не сможем, друг Сема. Ни улететь, ни уплыть. Движок‑то — вдребезги. Так что прощай, Святая земля.
И Аделаидка тоже прощай.
Глава 3
Скособоченным поплавком они дрейфовали куда‑то в сторону от Крита. Да не куда‑то — в открытое море дрейфовали. Долго. Нудно. Безнадежно.
Корма полностью ушла под воду. Игривые волны перекатывались через палубу, плескались у зенитного лафета. Вокруг расплывалось радужное
маслянистое пятно. Первая экологическая катастрофа на Средиземноморье…
Разбитая полузатопленная посудина едва‑едва держалась на плаву. Чуть испортится погода, чуть усилится ветер, чуть повыше станет волна — и они
гарантированно пойдут ко дну.
Спасение пришло в том обличье, в котором его тут ну никак не ждали.
Первой алые пятна на горизонте заметила все та же глазастая Ядвига. О, это было что‑то! Поистине, нет для мореходов, терпящих бедствие, зрелища
милее. Кричали и махали руками все. Как сумасшедшие. Как буйнопомешанные. Бурцев с трудом удержался от желания дать очередь‑другую из зенитки.
Но это, пожалуй, было бы лишним. Стрельба могла отпугнуть спасительные алые паруса.
Их увидели, к ним приближались. Можно уже различить не только паруса цвета надежды, но и пузатый корабельный корпус. Здоровенный какой! А за
первым судном, чуть поотстав, следовали второе и третье. Оба шли в кильватере, так что не сразу и приметишь.
Авангардный корабль — грузный, неповоротливый, скуластый, двухпалубный, с округлыми боками и двумя громадными рулевыми веслами — был значительно
крупнее двух других. Около тридцати метров в длину, семь‑восемь в ширину. Бросалась в глаза массивная двухъярусная надстройка, уходящая уступами
за корму. Две мачты‑однодеревки — фок‑мачта, установленная ближе к носу, и грот‑мачта, возвышавшаяся в центре, — несли на составных, обмотанных
канатами реях косые латинские паруса. Верхушки‑топы венчали наблюдательные корзины. А от желто‑золотистых флажков и вымпелов, буквально
облепивших судно, рябило в глазах. И на каждой развевающейся тряпице одни и те же геральдические львы. Красные, коронованные, поднявшиеся на
задние лапы…
Малые суда сопровождения выглядели попроще, поскромнее. Зато двигались шустрее и, благодаря подвесному рулю на ахтерштевне и румпелю,
пропущенному через корму, маневрировали лучше. Да и вид имели более грозный. На каждом по одной мачте и по одному прямоугольному парусу. На носу
и корме — боевые площадки в виде деревянных крепостных башенок. Меж зубцов — щиты. Над щитами — вооруженные люди.
Все три корабля жадно ловили парусами слабый попутный ветерок. Ветер толкал суда к «раумботу».
— Похоже на торговое судно и конвой охраны, — заметил Бурцев. — Мы спасены!
Ответил Джеймс Банд. Сухо, без особой радости:
— Да, тот, что идет впереди, действительно, грузовой неф. Судя по флагам и геральдическим знакам, корабль принадлежит Кипрскому Королевскому
Дому . И два других в самом деле военные когти. Но только это не охрана. Ни на одном из них я не вижу гербов Кипра. На них вообще нет никаких
опознавательных знаков.