– Ратник Афанасий ценой доволен! – громогласно объявил дед. – Эй, вы! Быстро собираться! Бегом!
Холопов как ветром сдуло. Афоня дернулся было их остановить, потом оглянулся на сотника, да так и застыл раскорякой – слишком уж быстро и непонятно, для его простецкой натуры, все произошло.
– Десятник «Младшей стражи» Василий! – продолжил распоряжаться дед.
– Здесь, господин сотник!
– Старшина Михаил ранен и немощен. Грузи его в сани – и домой.
– Слушаюсь, господин сотник!
Роська подхватил Мишку под руку и помог усесться в сани.
– Корней, – подал голос Лука Говорун.
– Чего, Лукаша? – ласково отозвался дед.
– Парень твой моему человеку оружием угрожал, прямо в его доме. Не дело!
– Эх, Лукаша! – Тон деда стал уж и совсем задушевным. – Да у меня двоих родичей и вообще застрелили. Правда, не в доме, а в лесу. Не слыхал?
– Гм…
– Это молодежь, Лукаша, нынче торгуется так – гривна с мелочью и болт в придачу.
– Да… Торговаться… Гм… По-разному можно… – пробормотал десятник и вдруг вызверился: – Баба, скройся!!!
С крыльца дома Афони кто-то шмыгнул в дверь. Лука мрачно окинул взглядом растерянно стоящего посреди двора своего подчиненного.
– Я тебя, Афоня, доли лишил, а ты меня – своего десятника – кривым ходом обошел. Подумай теперь: пошло ли тебе это впрок? Посмотри-ка сам, что из этого получилось…
– Кхе! Верно говоришь, Лука, – не дал развить мысль своему говорливому десятнику дед, – кривые ходы, они того… до добра не доводят. Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне – недосуг. Не сочти за труд, пришли людишек, как соберутся, ко мне на подворье.
– Сделаем, Корней Агеич.
Роська уже разобрал вожжи и тронул сани к воротам, когда Мишка все-таки не выдержал и заорал так, чтобы слышно было и собравшимся на улице зевакам:
– Афоня! По Русской Правде, если раба понесла от хозяина и родила, то хозяин повинен дать ей волю, жилище и кормить, пока ребенок не вырастет! – И уже из-за ворот добавил: – Я тебя от оскудения спас, кобель блудливый!!!
* * *
У ворот лисовиновского подворья собрался весь семейный «женсовет»: мать, тетка Татьяна, обе Мишкины старшие сестры – Анька-младшая и Машка. Даже ключница Листвяна была здесь, хоть и стояла в сторонке. Дед, еще не доехав до ворот, закричал издалека:
– Бабоньки, чего сгрудились? Никак женихов высматриваете? Глядите у меня, по улице всякие люди ходят, долго ли до беды. Я вот, к примеру, и вовсе неженатый.
Дед по-гусарски подкрутил ус и лихо подмигнул Листвяне. Женщины заулыбались. Раз дед веселый, значит, обошлось.
– Батюшка, что случилось-то? – на всякий случай все-таки спросила мать.
– Ох, Анюта, и не спрашивай! Такие страсти, такие страсти. – Дед дурашливо схватился за голову. – Михайла с Афоней из-за холопов торговаться взялись, да так разгорячились, что твой старшенький Афоне чуть все на свете не отстрелил, насилу растащили. Луку с десятком ратников на подмогу призывать пришлось.