Издав «геройский клич», он заехал тому, что справа, курчавому и заросшему типу, по кадыкастой шее, смещая позвонки, а левому, лупатому, звезданул в ухо, чем нанес травму, несовместимую с жизнью. Третий грузин, тот, что бежал посередке, как раз обернулся и силился понять, кто на них напал. Пока до него доходило, Эдик успел подскочить и грохнуть вражину разводным ключом.
– Готов! – сказал он слабым голосом.
– На! – Сергей протянул Эдику автомат. Чанба ухватил оружие со второй попытки – его мутило. Лобанов взял себе другой АКМ и содрал с убитого «лифчик» с запасными магазинами. Руки у Сергея не дрожали. Потому, наверное, что нервы были натянуты до звона.
– К военкомату? – спросил он мнения новобранцев. – Или куда?
– Не, мы к своим, – мотнул головой Артурчик Авидзба, «худой и звонкий» горец. – Можно автомат?
Сергей молча перекинул ему лишний трофей и воззрился на Эдика.
– И мы? – вопросил Чанба.
– Бегом! – сказал Сергей.
И они помчались к морю – их матери работали в одном санатории. Сергей чувствовал себя как во сне. Нет, смердело по-настоящему, и разбитая коленка саднила вовсе не фантомной болью. Но то, что творилось в городе, могло происходить только во сне. Слишком уж резок был перепад между явью мирной и явью военной.
Улицы Сухума, некогда спокойного курортного местечка, выглядели нереально и жутко, будто на них шли съемки голливудского блокбастера. Но труп девочки в изодранном платье, горящая «Волга», танк Т-72, поводивший пушкой на перекрестке, пара штурмовиков Су-25, бомбивших высотки 5-го микрорайона, не походили на декорации. Война шла взаправду.
Пятиэтажка на углу, по которой «работал» Ми-24, была будто освежевана – наружная стена осыпалась, выставляя напоказ квартирные потроха, чью-то разбитую, расстрелянную жизнь. «Крокодил» крутился над универсамом, лениво постреливая.
– Ноль-седьмой… – отрывисто сказал Эдик на бегу. – Это Джимми Майсурадзе номер! Аса грузинского! У него кличка, знаешь, какая? «Черный полковник»!
– Весь из себя… страшный? – выдохнул Сергей.
– Да не! Это сорт вина такой! Очень его Джимми уважает! У, гад, садит и садит… Прячься!
С ревом и подвыванием на улицу вывернула пара армейских «Уралов». В кузовах грузовиков стояли и голосили гвардейцы «Мхедриони», половина в камуфляже, половина в штатском. «Уралы» остановились, и грузины полезли через борта, организованной толпой ринулись грабить гастроном и универмаг.
Посыпались витрины, загуляло эхо довольного гогота, хлопнул одиночный выстрел. А самые дисциплинированные, откинув задние борта «Уралов», взялись за разгрузку. Крякая и голося, они снимали «цинки» с патронами, шумно скатывали по доскам автоматическую безоткатную пушку, выволакивали ящики со снарядами и длинные зеленые контейнеры.
– ПЗРК [25] «Игла»… – распознал Сергей тару, и скомандовал: – Тебе левый «Урал», мне правый!
Выскочив из-за мусорного контейнера, он короткими очередями снял «своих» грузинов и помог Эдику добить гвардейцев, скачущих через борта левого грузовика. Злая радость скручивалась и распрямлялась в нем. «Так вам и надо!» – твердил Сергей про себя. Он глянул через капот, и в ту же секунду две круглые дырочки, расползаясь тонкими трещинками, возникли в ветровом стекле «Урала». Что-то горячее и опасное стригануло Сергея по волосам. Побелевший Лобанов махом упал на асфальт и каркнул:
– Магазин!
Приседая и пятясь, Эдик послал в сторону гастронома длинную очередь, выстреливая последние патроны. Не, тут нужен иной калибр… Сильно пригнувшись, Лобанов подбежал к безоткатке.
– Эдик! – проорал он. – Ко мне!
– Щас!
Эдик подтащил снаряды, Сергей зарядил и выстрелил. Грохнуло. И тут же рвануло в гастрономе, полыхнули огненные сполохи.