Упорно цеплялась за независимость, будто за спасительную соломинку, наотрез отказываясь попросить кого-то о помощи – особенно его.
В последние месяцы причины такого поведения всерьез заинтересовали Майкла. «Что, – спрашивал он себя, – заставляет Джоанну быть такой настороженной? Почему она так упрямо не хочет ни от кого зависеть – и меньше всего от меня?» Женщины, которых он встречал прежде, реагировали по-другому. Майкл был почти оскорблен в своих лучших чувствах.
– Джоанна, сколько раз тебе говорить, что, если тебе что-то нужно, я к твоим услугам?! – Майкл издал еще один вздох отчаяния, незаметно оглядывая улицу. Посмотрев в одну, потом в другую сторону, он остановил свой внимательный взгляд на Джоанне, а на лице появилось сосредоточенное и встревоженное выражение.
Сноп солнечного света упал на ее волосы, и они засияли, словно позолоченные. Как хотелось Майклу дотронуться до них! Боясь не устоять перед искушением, он на всякий случай сунул руки в карманы.
Странно, он обнаружил, что замечает все связанные с Джоанной мелочи. Как вспыхивают ее голубые глаза, когда Джоанна смеется. Или как на них словно опускается пелена настороженности, когда она бывает встревожена.
Усилием воли Майкл заставил себя вернуться к предмету разговора.
– Ты же знаешь: даже если меня нет поблизости, Дэнни или Патрик примчатся в мгновение ока, – продолжал он. – Кто-то из нас всегда патрулирует окрестности. А если и нет, звони в паб – мама обязательно найдет кого-нибудь. – Майкл обеспокоенно покачал головой. – Если только Папа узнает, что ты снова сама таскала сумки, мне головы не сносить!
Джоанна не удержалась и улыбнулась. Семья Салливан, как и их паб, была легендой этого района. Когда отец Майкла, Джок, был убит при исполнении служебного долга, его место занял старший сын. Он взял на себя ответственность не только за овдовевшую мать, Мэйв, и постаревшего дедушку, нежно называемого Папой, но и за двух младших братьев, Дэнни и Патрика, а также занялся легендарным пабом Салливанов, который насчитывал уже полвека.
Салливаны были большой, дружной и шумной семьей. Они дрались, спорили, ссорились, но стоило кому-нибудь встать между ними, как члены семьи горой поднимались друг за друга. Салливаны были как раз такой семьей, о которой всегда мечтала Джоанна.
И вновь отозвалась в ней старая боль – и Джоанна инстинктивно коснулась рукой живота. Думая о семье Майкла, она порой ощущала болезненное, отчаянное одиночество. Одиночество, которое она, казалось бы, преодолела много лет назад. Неприятно было сознавать, что на самом деле оно так и осталось в ней. Быть может, виной тому беременность и прочие обстоятельства? Во всяком случае, те прежние чувства, та тоска все больше давали о себе знать.
Джоанна рассеянно провела рукой по животу – и сразу ощутила нахлынувшую на нее волну нежности. Ее ребенок обязательно будет чувствовать себя необходимой частью семьи – пусть даже это семья всего из двух человек. Ее ребенок будет знать, что такое принадлежать кому-то, быть любимым! – ожесточенно пообещала себе Джоанна. Она смахнула нежданные слезы – в последние дни глаза у нее бывали на мокром месте довольно часто.
Семья… У малыша будет семья.
– Майкл, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и удержать сумку.
Только бы он не заметил ее слез… – С тем, что мне понадобилось сегодня, не справился бы ни ты, ни твои братья.
Майкл молча вытаращил глаза. Он так подозрительно взглянул на сумку, будто она могла скрывать в себе контрабанду или, хуже того, что-нибудь такое ужасно женское, что смутит его до смерти. Рука, сжимавшая сумку, разжалась.
– А что, гм… собственно… тебе было нужно, Джоанна? – спросил он наконец.