"Пристрелите меня, – подумала Роуэн. – Или ткните горячей палкой в глаз". Именно поэтому она не хотела возвращаться домой. Выслушивать упреки семьи, друзей и Себа, кем бы он там ей ни был. Они всегда видели то, что хотели увидеть.
Глаза Роуэн вспыхнули, как молния в ночном небе.
– Что за глупости! Ты ничего обо мне не знаешь!
– И чья в том вина? Это ты сбежала так, словно совсем завралась.
– Я не сбегала! – Ясное дело, это ложь.
– Через несколько дней после выпускных экзаменов оказалась в самолете. Ни с кем не обсуждала свои планы. Это значит сбежать быстро и неожиданно. Что на самом деле случилось той ночью?
Роуэн вздернула подбородок:
– Не понимаю, о чем ты.
Себ ведь не мог знать, так? Или Калли ему рассказала? Нет, она поклялась молчать и ни за что не нарушила бы обещания. Себ, наверное, говорит о жизни Роуэн вообще.
Тот глупый, безумный вечер изменил ее жизнь. Она за несколько коротких часов свалилась с небес в ад.
– Прекрасно понимаешь. – Себ внимательно осмотрел дорогу впереди, увидел, что движение стоит, и вздохнул. – Что-то в тебе изменилось в ночь ареста. Бунтаркой ты была и до этого, но без злобы, язвительности и жуткого сарказма.
С ней обошлись как с бешеной собакой. Всего за одну ночь Роуэн из безумно влюбленной и невероятно счастливой превратилась в оскорбленную девушку с разбитым сердцем, которой никто не верит. Та ночь действительно изменила ее жизнь. Однако трудно признаться, что тебя лишили девственности, бросили и подставили, а потом арестовали, и все это за одну ночь. А выходные в тюрьме стали кошмаром эпических масштабов.
Разве удивительно, что Роуэн ассоциирует любовь с тюремными решетками?
– Ты никогда не была такой жесткой, Роуэн. – Себ тихо прервал ее размышления. – Те полгода ты постоянно боролась с родителями, со мной, со всем миром.
Роуэн крепче стиснула зубы. Каждый вечер она плакала и засыпала измученной, огорченной и униженной, каждое утро вставала для того, чтобы бороться в буквальном смысле за новый день.
– Может, я плакала потому, что родители, брат и мои близкие оставили меня на все выходные в тюрьме, хотя в пятницу в любое время могли внести залог. Вечеринка была в четверг!
– Родители хотели преподать тебе урок.
– Я его усвоила! И поняла, что полагаться могу только на себя и доверять только себе.
Когда она решилась снова взглянуть на Себа, в его взгляде сияла плохо скрываемая симпатия. А потом его лицо приняло удивленное выражение.
– И вот ты полагаешься на меня.
– Все хорошее когда-нибудь кончается.
Она устала от допросов. Уже давно ей не доводилось ни от кого выслушивать такое количество бреда.
– Так… – Роуэн сладко улыбнулась. – Не поймала тебя еще какая-нибудь золотоискательница?
В мгновение ока симпатию сменило раздражение.
– Не стоило посылать мне солнечные очки, услышав о моем разрыве. – Себ стиснул зубы.
– Знаю. Но я подумала, они тебе понадобятся, ведь ты наконец прозрел! На это ушло немало времени.
– Очень смешно.
– Все еще злишься, что взбалмошная чудачка Роуэн распознала настоящий характер твоей бывшей, а ты нет?
– Напомни, почему я не оставил тебя в Йоханнесбурге просить милостыню?
– Хотел надо мной поиздеваться. Ну что, может, хватит нам кусать друг друга?
– Пока да.
Транспорт тронулся. Роуэн наблюдала за тем, как Себ лавирует между медленно двигавшимися автомобилями, чтобы попасть в скоростной ряд.
– Неужели движение стало более напряженным?
Себ резко ударил по тормозам и чуть не въехал в грузовик. Побледнев, Роуэн выбросила вперед руку и уперлась в приборную панель:
– Себастьян! Будь ты проклят, идиот!
Он бросил на нее взгляд и переключил внимание на дорогу.
– В чем проблема?
– Проблема в том, что до бампера той машины оставалось всего несколько сантиметров! – Роуэн уронила руку. – Движение не стало более напряженным, это ты стал хуже водить!
Себ широко улыбнулся:
– Тебе не кажется, что наши отношения зашли еще не слишком далеко, чтобы мы пилили друг друга?
– Заткнись.
Себ включил поворотник и взглянул в зеркало заднего вида. Потом махнул рукой на седан впереди:
– Приготовься, сейчас обгоню. Вперед! Роуэн вздохнула и закатила глаза:
– Ну ты и придурок!
Он обошел еще один седан и перестроился сразу через два ряда, съезжая с шоссе. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Какая ирония, в Пекине она переходила семиполосную дорогу, по которой гнали мотоциклы, преодолела сплошной поток тук-туков в Бангалоре и жуткое движение в Мехико, и все для того, чтобы умереть в роскошной машине в родной стране, попав во власть безумца.
Роуэн выпрямилась и огляделась. Они въехали в более дорогой район. Она узнавала места.
– Почти приехали.
– Ага, почти дома. И хотя ты не можешь произнести это слово, твой дом все равно здесь, Ро.
– Уже треть жизни это место мне не дом.
Вернувшись в Кейптаун без денег, она была напугана, паниковала, что не сможет постоять за себя. Страх подкатил к горлу.
Широкая ладонь Себа сдавила ей колено, Роуэн вздохнула. Когда показалось, что воздуха в легких достаточно, она взглянула на руку Себа, подняла брови и сдвинула их к переносице, увидев в его глазах блеск, явный знак мужской симпатии.
– А ты выросла, надоеда.
Сбитая с толку сексуальным возбуждением, охватившим обоих, Роуэн искала спасения в очевидном:
– Совсем не выросла. Точно такого же роста, как и в восемнадцать. И не называй меня надоедой. И убери руку с моего колена.
В уголках его глаз появились морщинки.
– Я хотел отвлечь тебя от того, из-за чего ты паниковала. Быть злой тебе всегда нравилось больше, чем испуганной.
Роуэн переложила его руку на рычаг переключения передач:
– Какие еще глупые заблуждения у тебя возникли, пока меня не было?
– В восемнадцать ты безобразно красилась, носила ужасную одежду и выходила за все рамки.
Она не хотела даже вникать в смысл этого комментария, просто показала ему зубы:
– Я по-прежнему выхожу за все рамки. Себ не обратил на это внимания.
– Поэтому ты до сих пор одинока в свои двадцать восемь? Или девять?… Сколько тебе лет?
– Достаточно много, чтобы сказать: мое семейное положение тебя не касается.
– "Семейное положение"? Ты что, рекламируешь "Фейсбук"? Тогда ты либо замужем, либо в отношениях, либо лесбиянка, либо одинока. Выбирай.
Роуэн возмущенно фыркнула:
– Лесбиянка? К твоему сведению, мне нравится то, что есть у мужчин. Но часто бесит то, к чему оно крепится.
– Значит, одинока, да?
– Я уже и забыла, какой занозой в заднице ты можешь быть, теперь начинаю вспоминать. – По крайней мере, перепалка не давала ей уснуть. – А как ты? Больше не было опасных ситуаций с посланницами сатаны?
Она надеялась, что упоминания о бывшей невесте будет достаточно, чтобы испортить ему настроение и отвлечь от ее личной жизни.
– Она тебе не нравилась. – Себ скривил губы. – Это просто неприязнь или что-то более личное? Роуэн подумала, что теперь не будет никакого вреда, если она расскажет.
– Она очень подло обходилась с Калли. Я серьезно. Нарочно очень подло. Глаза Себа сузились.
– Я думал, они отлично ладили.
– Она хотела, чтобы ты так думал. Та еще штучка. Она мне совсем не нравилась.
– Никогда бы об этом не догадался.
– Мой тонкий намек тебе ни о чем не сказал?
– Он был не очень понятным. А твои попытки сорвать вечеринку в честь нашей помолвки выглядели немного неуверенно.
– А что я такого сделала? Я ведь просто боялась, что ты всю оставшуюся жизнь будешь несчастным!
– Кроме того что налила рома в пунш? И покрасила воду в бассейне в зеленый, который совершенно не вписывался в блевотно-оранжевую цветовую гамму? И положила на каждую десертную тарелку по презервативу? Я ничего не упустил?
Роуэн уронила голову на подголовник:
– Ты обо всем знал?
– Я почти не сомневался в том, что это ты. Ладно, удиви меня. Что ты еще сделала?
– Ничего.
– Да ладно, признавайся. Что ж, теперь он ее уже не убьет.
– Я насыпала вам в кровать чесоточного порошка.
От его смеха захотелось танцевать. Несмотря на усталость, она заметила и шрам, рассекавший его бровь, и длинные светлые ресницы. Боже, как же хотелось обвить Себа руками, свернуться клубочком у него на коленях и отключиться.
– Об этом я тоже знал.
Он говорил мягко, Роуэн было одновременно и тепло, и холодно, нервные окончания сходили с ума.
– К счастью, после вечеринки мы поссорились, и я решил переночевать в свободной комнате. А вот она потом чесалась много дней.
– Вот и хорошо. – Роуэн улыбнулась и подавила мощный зевок. – Ты совершенно не умел выбирать женщин, Себ.
– Она была не так уж плоха. Если бы я тебя не знал, решил бы, что ты просто завистливая ведьма.
– Нет, не кури больше то, что ты там куришь.
Роуэн вздернула нос, будто завидовала той недоженщине. Себ, конечно, заноза в заднице, но ее заноза. Ну и Калли, естественно. Больше никому не позволялось обращаться с ним плохо. В особенности какой-то ленивой, глупой… О боже, старый дуб все еще у поворота! Вдалеке сквозь деревья Роуэн увидела красную кирпичную стену Авельфора.
– Не паникуй, дыши. Это всего лишь дом, Ро.
Его дом. А рядом ее старый дом. И жизнь, к которой не хотелось возвращаться. Она это переросла уже очень давно.