Как и положено нежному полевому цветку, Марина возмутилась и прослезилась. Но аргументы Руслана, замешанные в коктейль нежелания возвращаться в родной город и тотального безденежья, сыграли свою роль.
- В этом нет ничего такого, - буднично рассуждал Руслан, - да половина хорошеньких студенток этим подрабатывает. Знаешь, сколько у нас видеочатов? И в каждом сидит десяток красавиц с незаконченным высшим образованием.
- Неужели даже титулованные королевы красоты этим занимаются?
- Ну а почему же нет, балда? Думаешь, им легкие деньги не нужны?
- Не знаю… Не такие уж они и легкие, - задумалась Марина, а потом застенчиво добавила: - У меня было три мужчины. Я не подойду.
Почувствовав некий намек на капитуляцию, Руслан вцепился в нее, как охранный дог в рукав незадачливого вора.
- Думаешь, количество мужчин делает из женщины леди или шлюху? Поверь мне, это ничего не значит. У женщин, которые позволяют себе радости подобного рода, особой печати на лбу нет. Ну а потом, кто тебе сказал, что мужчин будет много? Порнобизнес - это все-таки не проституция.
- Это утешает, - усмехнулась она, - а если меня увидит кто-нибудь из знакомых?
- Исключено. Речь идет не о массовых фильмах, а о штучных. Кинематографическое воплощение фантазий отдельных граждан, которые могут себе позволить заплатить за эксклюзив.
- Ну не знаю…
- Да что ты напряглась так? - рассмеялся Руслан. - Никто тебя заставлять не будет. Десятки девушек звонят мне ежедневно с просьбой устроить им пробы.
- Слабо верится.
- И некоторые из них, - не обращая на нее внимания, невозмутимо продолжил он, - потом выбиваются в звезды и получают до пяти тысяч долларов за один съемочный день.
Брови Марины поползли вверх - она и тысячи долларов никогда в руках не держала. Сколько всего можно было бы купить - и вожделенные туфли, как у cover-girl журнала "Cosmopolitan", и белую норковую шубу в пол, и, может быть, тур в Париж; стоило только подумать об этом, как ноздри словно защекотал еле уловимый запах свежих круассанов, Марина словно наяву видела, как под сентиментальный шансон она бредет по набережной Сены и волосы ее прихвачены, как у киногероинь, цветастым шелковым платком.
- Конечно, такие гонорары будут не сразу, - вернул ее на землю Руслан, - но я вижу в тебе потенциал. Мариш, ты не такая, как все. В тебе есть огонь, страсть и мечтательность. Ты могла бы стать настоящей звездой. Уж извини, но когда я тебя увидел, я сразу подумал, что ты рождена для этой профессии.
- Поэтому мне и помог? - разочарованно выдохнула она.
- Ну что ты в самом деле? Если откажешься, мое отношение к тебе не изменится. И в квартире этой можешь остаться… А может, все-таки послушаешь про условия?
Условия были вполне сносные.
1. Марине предоставили самой выбрать своего первого порнопартнера (забегая вперед, скажу, что приглянулся ей блондин с квадратным подбородком и брутальным ежиком жестких волос, похожий на Шварценеггера в его лучшие годы).
2. У блондина была свежая справка об отсутствии ВИЧ-инфекции.
3. За самый первый фильм ей заплатили пусть не пять тысяч, а всего двести пятьдесят долларов, но это тоже кое-что, учитывая, что ей было не на что купить колбасы.
В общем, взяв суточный тайм-аут и как следует обмозговав ситуацию, Марина решила, что терять ей в общем-то нечего. Интересно, хорошо это или плохо, когда в двадцать пять лет тебе уже нечего терять?
Так или иначе, она быстро распрощалась с чистоплюйством, ложной скромностью и привычкой краснеть и сжиматься в комочек, когда очередной разухабистый режиссер безо всякой задней мысли строго спрашивал: "Девушка, а вы принесли с собой анальную смазку? У нас принято, чтобы актрисы носили ее с собой!"
Она быстро стала своей в ограниченной несколькими полупрофессиональными студиями порнотусовке. И даже умудрилась войти в элиту - из-за Маринкиной необычной яркой красоты с ней желали работать все режиссеры, худо-бедно претендующие на эстетство.
Так и жила. И на жизнь не жаловалась.
Теперь ее съемочный день стоил минимум двести долларов; работала она много, хотя старалась не перенапрягаться и чуть что брала технический отпуск для восстановления жизненных сил.
Сиропно-вязкий искусственный мирок, в который из лучших побуждений заключили меня родители, был полон невероятных, с точки зрения современных москвичек, мифов и легенд о любви. В этом мире каждая девушка была Ассолью во вдохновенном ожидании. Никто не лишался девственности до совершеннолетия, не делал абортов, не пил антибиотики для борьбы с трихомонадами. Принцессы чинно отдавались единственному и любимому в первую брачную ночь. Может быть, моя внешность, вполне вписывающаяся в странноватые каноны современности, наводила их на мысль, что я могу, как старомодно выражалась бабушка, "принести в подоле". Может быть, их настораживало, что, когда я втискивала свое стовосьмидесятидвухсантиметровое существо в джинсовую юбку мини, вслед моим ногам заинтересованно оборачивался каждый второй встречный прохожий. Может быть, они слишком близко к сердцу приняли опыт соседки по лестничной клетке Верочки - спивающейся бабенки слегка за тридцать, у которой при катастрофическом отсутствии мужчины было целых четверо детей - первого она произвела на свет в четырнадцать. Так или иначе, мне с самого детства талдычили, что от мужчин в целом ничего хорошего ждать не приходится, а доверять стоит только одному из них - своему избраннику на веки вечные. "Но как же я узнаю своего избранника?" - наивно интересовалась я. "Ты сразу это поймешь, - вдохновенно врала бабушка, - такое чувство пропустить невозможно. В один прекрасный день твое сердце станет похоже на брусок размякшего сливочного масла, который медленно протыкают длинной иглой". В поэтическом воображении ей нельзя было отказать, моей бабушке.
Невинность мою оберегали даже более истово, чем того требовали обстоятельства. Положа руку на сердце, даже если бы мне предоставили полную свободу, у меня не было бы времени ею воспользоваться - все время отнимали шитье, танцы, музыка, репетиторы.
Если мне звонил одноклассник мужского пола (например, с невинной целью разузнать, что задали по английскому), в него мертвой хваткой вцеплялась бабушка. Не знаю уж, о чем она с бедолагой разговаривала, но в очередной раз он предпочел выяснять задание у кого-нибудь другого.
Поэтому, вырвавшись на свободу, я первым делом наградила своей любовью всех, кто высказывал хотя бы смутное желание на нее посягнуть. Я была щедрой, как политый теплым дождиком чернозем.
Я - девушка неприхотливая. В дизайнерской одежде не разбираюсь, к драгоценным камням равнодушна, а на социальный статус мне плевать. Ничего не коллекционирую, почти не ем в общественных местах. Да, я мало зарабатываю - но и тратить мне особенно не на что. И все-таки иногда…
Иногда меня настигает состояние, которое Len'a (crazy) именует не иначе как "финансовый анал". Финансовый анал - это отсутствие денег, полное и катастрофическое. Когда приходишь в булочную и понимаешь, что обыкновенный нарезной батон стоит на три рубля дороже, чем ты могла бы себе позволить. Покупаешь самую дешевую булочку и плетешься обратно - чтобы безрадостно сжевать ее с несладким чаем.
Такое бывает со мной нечасто, но все-таки бывает.
- Надо бы тебе откладывать на черный день, девушка, - пожурил меня дядя Ванечка, когда однажды я попробовала одолжить у него рублей двести, - а то с голодухи, знаешь ли, можно влипнуть в историю.
- Вот уж чего не умею - так это деньги копить, - улыбнулась я, - воспитывала меня в основном бабушка. Она-то и внушила, что приличной девушке не пристало задумываться о такой мелочи, как деньги. Обо всем позаботится мужчина. А мое дело - трудиться, честно, кропотливо и до седьмого пота. Моя бабушка балериной была.
- Едва ли ты являешься приличной девушкой в бабушкином понимании, - прищурился он, - извини, Глашенька, одолжить не могу. Принцип у меня такой - в долг никогда не давать.
От удивления у меня дар речи пропал - тогда я еще не привыкла к арбатским законам выживания. Здесь отчего-то считалось, что сумма, отданная в долг, является чем-то призрачным и почти нереальным, как клад, который ищешь по карте, - вроде бы известно его точное местоположение, однако всегда есть риск напороться на "обманку" или вообще получить топором по голове аккурат над заветным сундуком.
В тот понедельник я проснулась в полдень и, неохотно возвращаясь из вязкого сна в жалящую проливным дождем реальность, осознала, что деньги кончились. Вообще.
Босыми ногами прошлепала к окну и чуть не разрыдалась от безысходности. Дождь. Не просто противная морось, а настоящий дождь стеной, миллионами назойливых кулачков гулко барабанящий по крышам, с мерзким хлюпаньем десантирующийся в лужи, загоняющий редких прохожих под козырьки кафе.
Для кого-то дождь - это просто плохая погода и невозможность выйти на улицу в бархатных туфлях. Для меня, уличной художницы, дождь - это катастрофа в миниатюре, означающая, что работа моя накрылась медным тазом. А значит, что на деньги рассчитывать не приходится.