- Признаться, в первый момент я тебе поверил. Когда ты начала расписывать преимущества жизни уличного художника. И даже восхитился-ну надо же, какой смелый поступок, тем более для девушки из интеллигентной семьи. Но сейчас… Я вижу, что счастливой ты не стала.
- Донецкий, не перегибай палку, - устало попросила я, - ну встретились через столько лет, ну пообедали вместе, ну поделились новостями. Не надо читать мне мораль, договорились?
- У меня и в мыслях не было… Ладно, давай сменим тему. Ты по-прежнему очень красивая. И мне нравятся твои резиновые сапоги.
Почему-то комплимент не обрадовал - может быть, я подспудно искала в нем нотки фальши. Ну не могут отлично одетому мужику и в самом деле мои сапоги нравиться, это же смешно!
- Глаша, а ты… замужем?
Я покачала головой:
- Предпочитаю свободу. Конечно, в дикой России двадцатипятилетних еще называют старыми девами. Но по европейским меркам я еще свежа как майская роза. А ты?
- Разведен, - улыбнулся Донецкий. - Студенческий брак. Нам было по восемнадцать. Она была манекенщицей. Когда я узнал, что она спит с менеджером своего агентства, то в тот же день подал на развод.
- Манекенщица! - присвистнула я. - Гламурненько.
- А мне всегда нравились высокие девушки. Как ты.
В который раз за вечер я почувствовала себя неловко. Давно меня никто так взглядом не сверлил.
Счет Донецкий не просил, просто вполголоса скомандовал официанту: "Запишите на меня".
На улице все еще шел дождь. Данила вызвался проводить меня до дому. Мы молча шли по Арбату, и он поддерживал меня под руку. Почему-то хотелось плакать и побыстрее оказаться одной. Отключить телефон и сидеть в темной квартире - чтобы, приметив в окнах гостеприимный свет, кто-нибудь не напросился бы на чай. Еще я вдруг осознала, что уже четыре месяца не звонила домой, бабушке. Родители восприняли мой самовольный уход из дома стоически, с легким безразличием фаталистов. Через какое-то время после моего обоснования на Арбате мама оставила работу. Это показалось мне удивительным - она всегда была феминисткой московского разлива: не отрицающая институт брака, она рьяно боролась за финансовую независимость и даже с переменным успехом вступала в конкурентную борьбу за пальму семейного финансового первенства. А тут - уехала с отцом в Лондон на три года. Жить в уютном пригороде, покупать одежду на Bond street, ходить на приемы и ностальгически варить борщи. Бабушка осталась в нашей просторной квартире на Сретенке одна. Во время нечастых телефонных разговоров со мной она держалась в меру приветливо, но в гости не звала. Я знала, что она переживает.
- Глаш… Я, конечно, ничего не знаю об Аглае Федоровой нового образца. Мы и в школе-то с тобой общались не особенно тесно. Но все-таки… Может, сходим куда-нибудь как-нибудь?
Мы остановились перед моим подъездом. Волосы Донецкого намокли и взъерошились, он больше не смотрелся холеным денди.
- Куда-нибудь как-нибудь? - с вымученной улыбкой переспросила я. - Обычно такая фраза переводится как "на фиг ты мне не нужна, но я человек вежливый, и у меня не хватает смелости рубить канаты".
- Да брось. Я как раз не из тех, кто поддерживает отношения из вежливости. Так как насчет пятницы? Может, в кино сходим?
- Мне надо уточнить у секретаря… - глядя на его изменившееся лицо, я невольно расхохоталась, - Ну ладно. Я девушка неприхотливая. Пятница так пятница. Кино так кино.
- А хочешь… - Его взгляд прояснился, а губы искривила странная крадущаяся улыбка. - Хочешь, я и тебе покажу тот водопад? А что, это на самом деле очень просто… - Он заговорил быстро-быстро, будто боялся, что я его перебью: - Визу я за три дня сделаю, все расходы беру на себя. Нужно будет только купить тебе туристские ботинки, ветровку, рюкзак литров на двенадцать. Представляешь - джунгли, ты наедине с опасностью, воздух такой влажный, что кажется, ты его не вдыхаешь, а пьешь…
Я слабо улыбнулась. Он так живописно рассказывал о своих чудачествах, что я тоже словно наяву все это увидела. А что мне терять в самом деле? Куплю ботинки и палатку, хоть раз в жизни совершу поступок с большой буквы "П". Но неприятно насмешливый внутренний голос возразил (почему-то с интонациями Len'ы (crazy)): "Ну что, идиотка, выпила глинтвейн и размякла? А ведь он, возможно, просто пудрит тебе мозги. Вспомни, как пару месяцев назад некий обладатель демонической внешности, демонического имени Марат Мефодьевич и демонической профессии - каскадер распинался, что он мечтает назвать звезду в твою честь? Ты прослезилась, размякла и две недели доказывала подругам, что он "не такой" - банальные мужики дарят золотые побрякушки, а этот замахнулся на звезду… А Марат Мефодьевич несколько раз воспользовался твоим гостеприимством, а потом ты ему надоела, и он был таков. В итоге у тебя ни Марата Мефодьевича, ни звезды. Ни даже банальных золотых побрякушек. Когда ты поняла, что он не позвонит, ты плакала. Не потому что была влюблена, нет. Просто тебе дали надежду, вручили празднично упакованную красивую сказку. Конфету-обманку. А это в сто раз обиднее, чем если бы он ничего такого не обещал, а бросил бы тебя просто так…"
- Знаешь, Донецкий, это будет чересчур. Давай все-таки начнем с кино.
- Ладно, - немного разочарованно выдохнул он, - наверное, это и правда слишком… Значит, до пятницы?
- До пятницы!
На прощание он поцеловал меня в висок.
Арбат - большая деревня. Сплетни разносятся со скоростью звука. Не успеешь появиться в наших краях под ручку с новым мужчиной, а все уже самозабвенно судачат о том, какие были на нем ботинки и почему у него в ухе сережка (не голубой ли?), и о том, как визгливо он смеется - неприятно же, право, - и даже о том, не его ли в прошлом месяце видели целующимся с долговязой томной Ниночкой, манекенщицей из Дома моды на Арбате.
Мне казалось, что у моего ужина с Донецким свидетелей не было. Тем не менее не успела я утром выйти на улицу, как началось.
- Наша Глаша снова при делах, - сальновато подмигнул дядя Ванечка, - правильно, девушка, молодому организму без секса никуда.
Мои брови изумленно взлетели вверх.
- Дядя Ванечка, вы меня с кем-то перепутали. Моя личная жизнь уже давно заключается в регулярном просмотре романтических кинокомедий.
- Кому зубы заговариваешь, девушка? - обиженно причмокнул языком он. - Видели тебя давеча, с мужчиной дивной красоты. Вы о чем-то увлеченно разговаривали, и на нем был кожаный пиджак. А ты так страстно на него смотрела, я даже заревновал!
- Прямо-таки страстно? - усмехнулась я. Мне было забавно, что Донецкого кто-то посчитал "мужчиной дивной красоты".
- Мои осведомители не ошибаются, - подмигнул вредный старик.
На этом дело не закончилось. Не успела я обосноваться на своем привычном месте, как ко мне принялись подходить арбатские знакомые - кто-то из них ограничивался сальным подмигиванием, кто-то напрямую спрашивал о Донецком, кто-то (например, Готический Придурок) ходил вокруг да около, томно причмокивал, трагически вздыхал и красноречиво закатывал глаза. О великая сила сарафанного радио!
Даже моя подруга Марина и та, неизвестно каким образом, оказалась в курсе дел.
- Значит, теперь у нас так принято - ходить на свидание с шикарными брюнетами, а подружкам - ни гу-гу? Боишься, уведут?
Мы часто завтракали вместе. Вернее, завтракала классическая сова Маринка, для меня же наша совместная трапеза была скорее ранним обедом. В тот день она подошла ко мне где-то около полудня, с прозаическим предложением поесть блинов.
Я оставила мольберт и рабочий рюкзак дяде Ванечке и повела ее в лучшую арбатскую блинную.
За уничтожением промасленной блинной трубочки, из которой выпирало теплое черничное варенье, я рассказала Маринке о том, с какой бесцеремонностью давно забытое прошлое вдруг ворвалось в мою жизнь. Пришлось рассказывать с самого начала - и о поцелуе на Медвежьих озерах, и о своем домашнем аресте, и даже о Данидином предложении отправиться к волшебному лесному водопаду, когда-то изменившему его жизнь.
Маринка слушала молча, к высившейся перед ней горке блинов даже не притронулась. То ли спонтанно вспомнила о том, что тело - ее рабочий инструмент, который она должна холить и лелеять, а не закармливать всякой дрянью. То ли на нее произвел столь сильное впечатление мой смущенный монолог.
- Глашка, ну прямо как в кино, - покачала головой она, когда я, наконец, закончила, - так романтично, с ума сойти! И если у вас все получится через столько лет… Можно я напишу об этом сценарий и продам его Люку Бессону?
- Да хоть Гаю Ричи! - усмехнулась я. - Только с чего вы все взяли, что у меня должно с ним что-то получиться?
- Он же В тебя влюблен! И судя по всему, такими мужчинами, как он, не разбрасываются.
- Он БЫЛ влюблен десять лет назад, - поправила я.
- Ну а зачем тогда приглашать тебя к водопаду?
- Не знаю, - нахмурилась я, - из вежливости. Или просто так сболтнул, не подумав. Сама знаешь, что пригласить - одно, а свозить - совсем другое. Может, он из породы сказочников.
- Ну не знаю… Жаль, если так. Потому что такие истории, - она немного смутилась, - заставляют поверить в хорошее.
Поговорить о том, как с возрастом истончается способность надеяться, мы не успели, потому что откуда-то сбоку вдруг раздался знакомый пронзительный голос:
- У меня было предчувствие, что эти две кошелки пошли жрать, а меня не пригласили! Вам не стыдно?