– Все-таки я чего-то не понимаю. Знаешь, сейчас это считается нормальным, когда мужчина полностью берет на себя содержание семьи. Боюсь, что я бы вряд ли сопротивлялась, предложи мне муж или любимый мужчина такой вариант. Надоела эта бесконечная, монотонная бухгалтерская волокита: счета, проводки, поездки в налоговую, а дома – плита и стирка. Как скучно. – мечтательно закатывая глаза, произнесла Ирина Леонидовна. – Среди всех моих мужчин не нашлось ни одного, который бы стоял прочно на ногах. Почему тебя это так возмущает? В конце концов вам давно пора было бы обзавестись ребенком, и природное предназначение женщины избавило бы тебя от амбиций. У тебя слишком много свободного времени для глупых мыслей.
– Ты говоришь, как Стас. Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе объяснить?
– Я начала с того, что не понимаю, если помнишь.
– Мама, во-первых, ты забыла, что сама посоветовала мне не спешить с ребенком.
– Я не отказываюсь, но прошло уже четыре года, милая моя.
– Во-вторых, Стас оказался другим человеком, совершенно другим. Сейчас я не знаю, хочу ли иметь ребенка от этого мужчины.
– А раньше каким он был?
– Внимательным, заботливым, любящим.
– Он перестал заботиться и любить тебя? – Ирина Леонидовна взяла сигарету. У Даши во рту пересохло, так ей захотелось курить, но при матери она этого никогда не делала и сейчас не будет.
– Теперь все по-другому. Его забота – оградить меня от всех и вся. Никто, кроме него, не имеет права на общение со мной. Это ужасно! Он контролирует каждую мелочь. В те редкие дни, когда мы идем в гости, он выбирает мне наряд, проверяет макияж, духи. Он следит за тем, что я кладу себе в тарелку, и шепчет на ухо, что для меня полезно, а что нет. Это ненормально! Не знаю, как бы вел себя отец по отношению к взрослой дочери, но иногда мне кажется, что он смотрит на меня именно как отец. Он воспитывает единственную дочь, не забывая при этом время от времени затаскивать ее к себе в постель!
– Фу! – Ирина Леонидовна отмахнулась и резко поднялась из-за стола. – Какие мерзости ты говоришь! Не хочу больше их слушать. Мне пора на работу, мою бухгалтерию кроме меня вести некому. Договорим вечером, хорошо?
– Ладно, – Даша отвернулась к окну.
Она чувствовала себя еще более паршиво, чем по дороге сюда. Даже мама не понимает ее. Она осталась один на один со своими проблемами. Значит, так должно быть. Не хотела посвящать кого бы то ни было с самого начала, так нечего и удивляться, что ее не понимают. Четыре года молчала, улыбалась, а теперь. Поделом ей.
– До вечера, Даша, – прокричала из коридора мама.
– Пока, мам.
Оставшись одна, Даша вошла в комнату. Она не часто бывала здесь последнее время. Стас всегда настаивал, чтобы они приезжали к матери вместе. Он говорил, что Ирина для него больше, чем теща, – она родственная душа, а это что-то да значит. Тогда Даша радовалась, что у них такие отношения – это была редкость, исключение из правил. Обычные трения, которые происходят между зятем и тещей, не нашли места в их семье. Стас прекрасно ладил с Ириной. Даша всегда посмеивалась, наблюдая, как общались ее мама и Стас. Это было похоже на тщательно скрываемое обожание, постоянные шуточки-прибауточки. Они могли говорить подолгу. Это были разговоры людей, которые тянутся друг к другу, и Даша с удовольствием была этому свидетелем. Даже когда ей хотелось посекретничать с мамой, она усмиряла это желание. Сейчас Даша думала, что он не хотел отпускать ее одну даже в гости к маме.
Даша присела на диван, украшенный невероятным количеством подушечек, которые мама очень любила. Она говорила, что, обнимая маленькую, мягкую подушечку, испытываешь чувство покоя и защищенности, а для нее это очень важно.
– Я – одинокая женщина, должна я хоть подушек вдоволь иметь, чтобы тискать их вволю? – смеялась Ирина Леонидовна, всегда говоря о своем одиночестве в шуточной форме. Но Даша знала, что маму это беспокоит постоянно. Она так и не смогла наладить свою личную жизнь, хотя после ухода отца у нее были мужчины. Но ни с одним из них связь не переросла в долгие, прочные отношения. Марина всегда говорила, что неустроенность действует на женщину убийственно. Она вывела собственную теорию зависимости раздражительности одинокого женского организма от коэффициента влюбленности и сексуального удовлетворения. Дашу Маринкины изыскания приводили в восторг. Подруга умела все разложить по полочкам, находя причины всех несчастий женщины в отсутствии любимого мужчины. Получалось, что Даша опровергала все правила и теоремы Маринкиной теории: именно Стас приносил ей сейчас одни несчастья. Любимый мужчина разрушал ее чувство, заставлял забывать о своем "я". А никакое самоуничтожение не может быть оправдано. Самые высокие цели не должны нести разрушение личности. В сложившейся ситуации было два выхода: первый – очередная попытка найти общий язык, второй – молча уйти. Второй казался более логичным, потому что накопилось слишком много, чтобы понять – их совместная жизнь невозможна. Именно это она сказала Стасу сегодня утром, когда спустилась в столовую и застала его стоящим у окна. Казалось, он провел так всю ночь. Он на миг обернулся и снова стал смотреть вдаль. Темные круги под глазами, непривычная щетина на измятом лице, все та же одежда.
– Первый снег, – проронил Стас. – Так рано, хотя уже ноябрь заканчивается.
– Я уезжаю, Стас, – громко сказала Даша без слов приветствия.
– Когда ты приедешь? – Дубровин не обернулся, только стал более прямо, напряженно вытянулся.
– Не знаю.
– Я хочу, чтобы ты знала – я люблю тебя, – тихо произнес он, опершись о широкий подоконник. – Знаешь, я провел ночь у твоей двери. Хотел, чтобы утром ты открыла ее и улыбнулась или заплакала, увидев меня.
– Не надо, Стас.
– Но я проснулся раньше и вскочил, благодаря Бога, что ты не увидела меня такого. Так вот ты никогда не увидишь меня жалким, слышишь?
– Да.
– Что бы ты ни решила, я не буду умолять тебя. Я презираю тех, кто способен делать это.
– Я понимаю, – тихо сказала Даша, разглядывая его взъерошенные волосы. – В этом мы с тобой схожи.
– Я буду ждать.
– Не нужно, просто живи.
– Это означает, что ты уже все решила? – Дубровин обернулся и пристально посмотрел Даше в глаза. – Так скажи честно.
– Я должна побыть одна, без тебя, – уклончиво ответила Даша. – Хочу понять, что буду чувствовать.
– Передай привет Ирине, – сказал Дубровин и потянулся к сигарете.
– Обязательно, – Даша взяла сумку и направилась в прихожую. Она хотела надеть шубу, увидев за окном белое снежное покрывало, но в последний момент передумала. Провела ладонью по мягкому меху норки, искрящейся от падающего солнечного света. Потом сняла с вешалки дубленку, накинула на голову капюшон. Оглянувшись, она надеялась увидеть за спиной Стаса, но он, похоже, так и остался в столовой. Даша грустно улыбнулась и тихо произнесла: – Я не прощаюсь.
Она спускалась по ступенькам крыльца, чувствуя взгляд Дубровина. От этого стали непослушными, тяжелыми ее ноги, походка – неуверенной, сумка – невероятно громоздкой. Даше стоило огромных усилий продолжать движение по направлению к загородному шоссе. Оно было достаточно оживленным – Даша не переживала, что придется долго ловить попутку. Так и случилось: она подняла руку, и не прошло и пяти минут, как рядом притормозил ярко-красный "форд". Она быстро договорилась с водителем о цене и, оглянувшись на оставшийся вдали дом, села в машину.
Всю дорогу она молчала, лишь однажды рассеянно ответив на вопрос водителя. Он быстро сообразил, что попутчица ему попалась неразговорчивая, и оставил ее в покое. В ***торске он подвез ее прямо к дому матери.
– Спасибо, – вяло улыбнулась Даша и протянула мужчине деньги.
– Всего доброго.
Она медленно поднималась по знакомым ступенькам, бросив быстрый взгляд на окна. Они чем-то отличались от остальных. Даша могла безошибочно выделить их с самого далекого расстояния. Стоило мельком взглянуть на дом, глаза тут же останавливались на этих двух окнах. По вечерам в них как-то по-особому горел свет, а днем они казались самыми приветливыми, радушными. Магия дома, в котором человек вырос, особенно если за долгие годы накопилось много светлых воспоминаний, а у Даши их было немало…
Сегодня, как всегда, она ждала от мамы понимания, и ее реакция смутила Дашу. Она была искренней, а значит, не один разговор предстоит перед тем, как наступит взаимопонимание. Даша умела быть терпеливой. Ей было важно, чтобы мама приняла ее сторону. Даша должна объяснить свое состояние, свое положение, и они вместе попробуют разобраться в причине таких перемен. Даша боялась даже думать о том, что ее чувство вот-вот иссякнет, переродившись в нечто более сильное, разрушительное. Этого допустить нельзя. Ей было страшно – рушится платформа, предназначавшаяся для долгого, счастливого существования. Что же впереди? Страх неизвестности приводил Дашу в состояние паники. Ее вообще было легко вывести из равновесия. Любая проблема делала ее на какое-то время совершенно беспомощной. Даша всегда могла выслушать и что-то посоветовать, когда к ней обращались в подобном состоянии подруги, друзья, но, когда речь шла о ней самой, что-то не срабатывало. Ее здравый смысл предпочитал трусливо отмалчиваться.