Едва удостоив сумрачным взглядом, сопровождаемым презрительным изгибом губ, нищенскую обстановку кухни. Ник снова посмотрел на жену. Сверкнувшие из-под длинных ресниц глаза остановились на ней, и Пенни словно ударило током. Хрупкое тело обдало жаром, лихорадочный румянец выступил на высоких скулах. Все чувства болезненно обострились, и к ней вернулось ощущение собственного тела, зато начисто пропала способность соображать.
Наступившая тишина звенела в ушах, нарушаемая только бешеным биением сердца. Пенни охватило такое желание, что она ощутила слабость, и испарина выступила на теле. Что в нем такого особенного? Много раз она задавала себе этот вопрос. Очевидные, бросающиеся в глаза вещи: он был фантастически красив. Его бабушка по материнской линии была итальянской графиней. В наследство от нее он получил врожденное изящество, черные, с синеватым отливом волосы и золотисто-смуглую кожу. Неужели это единственная причина, по которой она стремится к нему каждой клеточкой своего существа, а в его отсутствие чувствует себя лишь наполовину живой? Ну конечно же единственная! – с жаром убеждала она себя.
– Значит, тебе нечего сказать, – протянул Ник.
– Я все еще не пришла в себя, – откровенно призналась Пенни.
Не пришла в себя! Ее потрясение ничто в сравнении с моим, с внезапной жестокостью подумал Ник. Найти ее в такой нищете, в этой освещенной свечами комнате, лишенной элементарных удобств! Одетой, как цыганка, и худой как щепка! Без финансовой поддержки Блейнов всего за полтора года она окончательно опустилась. Так, как он и предполагал, так, как он и предсказывал! Ник взглянул на ее голые ступни и вспомнил, что ей пришлось бежать по острому гравию. И долго лелеемое негодование без остатка растворило чувство жалости. "Она может разгуливать под дождем, и ей даже в голову не придет спрятаться под крышей", – сказала о ней как-то Люси.
Люси… Рассудок Ника отреагировал на это своевременное напоминание, но взгляд продолжал скользить по легкой, с шелковыми оборками, юбке Пенни. Он вспомнил ее стройные, совершенной формы ноги, и напрягся. Недовольство собой усилилось еще больше, когда взгляд остановился на маленьких, не стесненных лифчиком грудях под запахивающейся батистовой блузкой.
Пенни откинула голову, и его тело немедленно отреагировало на этот жест. Рыжие волосы мягко светились в полутьме. Блики от свечей танцевали на маленьком лице, бледность которого только подчеркивала экзотическую форму огромных глаз, оживленных сейчас пробуждающейся чувственностью, и соблазнительность мягких, полных, розовых губ.
И на поиски этой женщины он потратил чуть ли не сто тысяч долларов и полтора года? Крошечная, худенькая, почти не похожая на других представительниц своего пола! Она была совершенно чужда условностей – эти мгновенные изменения выражения лица, эти порывистые движения, эти позвякивающие браслеты, вызывающие серьги в форме кошек, эта смешная одежда! Ее даже нельзя назвать красивой. В ней нет ничего, что привлекает его в женщинах… ничего, кроме одурманивающей, пьянящей, приземленной чувственности, которая была столь же неотъемлемой частью ее образа, как и запыленные босые ноги.
Пенни была похожа на маленькое дикое животное, всегда готовое к борьбе за выживание и не брезгующее никакими средствами, в том числе и чисто женским лукавством. С чего бы еще ей смотреть на него этим взглядом, выражающим недвусмысленный голод? Нет, Ник нисколько не сомневался: она знает, что привело его сюда. Судя по виноватому виду, Пенни по горло увязла в этой авантюре!
– Как ты могла так поступить с Люси? – со сдерживаемым негодованием спросил Ник.
Гладкий лоб Пенни прорезала морщинка. Она натолкнулась на холодный, сверкающий взгляд Ника, и ей показалось, что ледяная рука сдавила сердце. Над короткой верхней губой выступили бисеринки пота.
– Люси?.. Морщинка на лбу углубилась.
– Заем, Пенни.
– Какой заем? О чем ты говоришь?
– Оставь свои уловки, – проговорил он с мягкостью, от которой у Пенни волосы зашевелились на затылке.
Это была угроза. Если она не отреагирует, Ник разозлится еще больше. Но Люси… и какой-то заем?..
– Я действительно не знаю, что…
Ник медленно распрямил длинные пальцы. Атмосфера так накалилась, что Пенни почти слышала шипение пара.
– Значит, ты выбрала такую линию поведения, – процедил он, делая ударение на каждом слове. – Ты признаешь себя виновной только в том, что произвела на свет внебрачного ребенка, продолжая по закону оставаться моей женой?
Эти слова подействовали на Пенни словно пощечина. Она отшатнулась.
– Внебрачного ребенка? – дрожащим шепотом переспросила она.
– Пренебрежение общепринятыми нормами, похоже, глубоко укоренено в генах вашей семьи, – с убийственной интонацией заметил Ник. – Твой сын… ты… твоя мать… Ни один из вас не отдает дань такой условности, как, например, церковное благословение.
Осознав, что Ник считает Алана ребенком другого мужчины, Пенни с болью посмотрела на мужа.
– Нет… нет, Ник… Я…
– Не думаешь же ты, что я нуждаюсь в объяснениях? – Них презрительно приподнял черную бровь. – Я просто разведусь с тобой и не буду платить алиментов, можешь не сомневаться.
Развод! Это слово, словно пуля, пробило глухую стену недоумения. И, как пуля, вонзившаяся в нежную плоть, причинило ей невыносимую боль. Развод – это что-то окончательное и бесповоротное. Пенни посмотрела на Ника затуманенным взглядом, тонкая кожа натянулась на ее скулах.
– Ты, кажется, поражена?
Пенни чувствовала, что за холодной личиной, которую он нацепил на себя, кипит еле сдерживаемая ярость. Но тут же в его взгляде она заметила мрачное удовлетворение, и ее охватила мучительная, острая тоска. Теперь у него есть прекрасный предлог для того, чтобы избавиться от нее. Впрочем, и без того причин для развода было предостаточно. Нелюбимая, слишком молодая, низкого происхождения, с сомнительными родственниками. Разве такая жена нужна владельцу крупной нефтяной компании?
– Тебе вообще не следовало жениться на мне…
Пенни с болью вспомнила былые глупые надежды, свои наивные уловки… Какой во всем этом был смысл, если сейчас Ник решил, что она родила сына от другого мужчины? Ему очень хочется верить в это. Она не нужна ему – и никогда не была нужна!
Ник резко отвернулся, стиснув кулаки. Затем медленно разжал их, но не смог до конца справиться с негодованием, которое, словно язычки пламени в затухающем костре, снова и снова пробивались из-под пепла. Девчонка! Он презирает ее. В этих обстоятельствах он еще поразительно сдержан и вежлив. Только эта сдержанность дорого обходится ему. Нику хотелось наказать Пенни, похожую на безответственного ребенка, даже не задумывающегося о том вреде, который способен причинить. Восемнадцать бесконечных месяцев Пенни не выходила у него из головы. Он с ума сходил, волнуясь за нее. Как она живет, где живет и живет и вообще? Поведение эмоциональных натур трудно предсказать. А ее переполняли чувства, и все они так или иначе были связаны с ним, с Ником.
Восемнадцать месяцев назад в невероятном приступе ярости, подобных которому ни до, ни после не испытывал, Ник порвал с ней самым решительным образом. И она исчезла, с мгновенностью и неуловимостью летучей мыши, бросив всю свою одежду и оставив записку, которую Ник счел свидетельством в пользу возможного самоубийства. Он нанял водолазов, чтобы обследовать дно озера в поместье Блейнов, по его просьбе день за днем обшаривал окрестные леса…
"Жена Блейна доведена до самоубийства жестокосердым мужем!" – такие газетные заголовки мерещились ему постоянно. Снова и снова она снилась ему в виде Офелии, плывущей среди белых лилий. Образ жены буквально преследовал его! Освободившись от нелепых притязаний Пенни, Ник должен был бы обрести покой. Вместо этого получил привычную размеренную жизнь, свободу – и ад в душе!
Синие глаза Пенни с сожалением взглянули на Ника. Она вскинула подбородок.
– Ты не стоил моей любви. Ты никогда не стоил моей любви. Теперь я это поняла. Словно получив неожиданный удар, Ник резко повернулся. Черные глаза холодно и свысока взирали на нее.
– Ты непробиваем. Ты превратишься в такого же несчастного, унылого старика, каким был твой отец, – предрекла Пенни, с безнадежностью тряхнув рыжей гривой.
Ник насмешливо смотрел на нее и молчал, однако его слегка потемневшие под загаром щеки и внезапное напряжение сказали ей все, что она хотела знать. О да, когда-нибудь другая женщина родит ему сына и наследника, с болью подумала Пенни. И Ник, разумеется, обеспечит ему такое же одинокое и холодное детство, каким было его собственное. Разве ему знакомо что-нибудь другое? Этого ребенка отправят в далекую детскую, на попечение вышколенной няни. Его будут заставлять вести себя как маленький взрослый, пресекая любую непосредственную реакцию, до тех пор, пока он не научится не плакать, не шуметь, не выходить из себя… Ведь эти эмоции обременительны, не нужны и не достойны настоящего мужчины. По крайней мере, бедным, замороченным ребенком будет не мой Алан, с горькой иронией сказала себе Пенни.
– Люси… – напомнил Ник с ледяной вежливостью. – Как ты могла познакомить Люси с хищницей, вроде твоей матери?
Растерявшись от внезапной смены темы разговора, Пенни с трудом вспомнила о каком-то займе, который Ник упоминал раньше, но вот представить, что кто-то может назвать Лиз хищницей, так и не смогла. Лиз поделилась бы последним куском с нуждающимся.
– Я не понимаю…
– Все, с меня довольно, – процедил Ник. – Если ты соврешь, я окончательно выйду из себя и обращусь в полицию!