Во время одного из очередных поворотов "Четверка" не дошла до угла поворота впередиидущей лодки и, срезав этот угол, оказалась в опасной близости к "Девятке". Видя это, штурман попытался уклониться от столкновения. Тиманов дал команду поворачивать вправо. Однако его команду не расслышал стоящий на руле в рубке рулевой Ершов, которому пришлось ее повторять дважды. Наконец лодка начала поворот, но так как в это время на ней работала всего одна машина, то ее мощности для быстрого маневра оказалось недостаточно. В довершение всего лодку накрыло волной и швырнуло в противоположную от совершаемого ею маневра сторону. Видя, что маневр не получается, Тиманов после некоторого промедления крикнул в переговорную трубу рулевому. "Стоп! Полный назад!" Но было уже поздно. В этот момент лодку подняло вверх волной, а затем швырнуло на "Девятку". Удар форштевня "Четверки" пришелся в левую кормовую цистерну главного балласта "Рабочего". Тиманов все это время продолжал кричать в переговорную трубу: "Полный назад! Полный назад!" При этом он ни разу даже не пытался воспользоваться находившимся рядом с ним машинным телеграфом, может быть, потому, что просто не знал о таковом, а может, потому, что находился в шоковом состоянии. Штурман истошно кричал и кричал в переговорную трубу, а драгоценные секунды таяли.
Тем временем "Четверку" подбросило на новой волне и с еще большей силой снова швырнуло на "Девятку". Раздался скрежет. Это кованый форштевень "Красноармейца" еще раз вспорол корпус "Рабочего". Только после этого "Четверка" смогла, наконец-то, дать задний ход и отойти от дважды протараненной ею подводной лодки.
С ходового мостика "Девятки" сигнальщик уже отчаянно махал флажками: "Имею пробоину! Прошу помощи!" В эту минуту лодки находились так близко друг от друга, что с "Красноармейца" был даже слышен сигнал тревоги, прозвучавший на "Рабочем".
При этом на "Красноармейце" никак не могли разобрать передаваемого семафором. Только когда сигнальщик "Девятки" уже в шестой раз отмахал флажками, на "Четверке" наконец-то смогли кое-как прочитать текст семафора.
Почти одновременно с этим командир бригады подводных лодок, находившийся в это время с остальными субмаринами в Лужской губе, получил радиограмму с "Девятки": "Имею повреждения. Иду на погружение. Прошу помощи. SOS!" А затем спустя несколько минут еще одну. SOS! Наше место: широта 59 градусов 51 минута, долгота 24 градуса 51 минута. SOS!" Обе радиограммы были преданы шифром, при этом в спешке некоторые группы цифр были перепутаны, поэтому полностью расшифровать текст радиограмм удалось далеко не сразу. Однако общий смысл переданного был ясен с самого начала. На "Четверке" эти радиограммы по какой-то причине так и не приняли. При этом с нее хорошо в течение последующих пяти-шести минут видели людей на мостике протараненной "Девятки", которые быстро спустились внутрь подводной лодки и задраили за собой рубочный люк. После этого в течение двадцати минут "Девятка" была еще на поверхности, а потом резко, с большим дифферентом на корму ушла под воду.
По-видимому, командир дивизиона Царевский принял решение спасти лодку и справиться с полученными повреждениями, лежа на грунте. На поверхности при большой качке заниматься борьбой за живучесть он счел невозможным. В противном случае Царевский вполне мог приказать личному составу выброситься за борт. Времени для этого у него было вполне достаточно.
Из донесения начальника особого отдела Морских сил Балтийского моря: "Очевидно, что командир подводной лодки № 9 точно рассчитывал спасти лодку и людей своими силами, причем команда была настолько дисциплинированной, что с началом погружения подводной лодки № 9 в воду с мостика спустились вниз вахтенные и задраили люк. Хотя некоторые краснофлотцы утверждают, что они видели под мостиком свет.
Подводная лодка № 9 начала принимать все увеличивающийся крен лево на корму. Причем в этот момент подводная лодка № 4 приняла телеграмму, дающую определенные координаты подводной лодки № 9 по долготе и широте и несколько раз SOS и всего в телеграмме было 10–15 слов.
Заслуживает внимания, что личный состав подводной лодки № 9 в последний момент не упустил из виду и выполнил определение местонахождения.
Крен в последний момент доходил на подводной лодке № 9 до 30–40 градусов (аккумуляторная кислота на подлодках этого типа выливается при крене 35 градусов), в таком положении лодка пошла под воду".
После погружения "Девятки" всякая связь с ней прекратилась. Не прослушивалось никакой работы механизмов. Не были слышны и удары кувалдой о корпус. Так обычно подводники привлекают внимание к своей терпящей бедствие лодке. Впрочем, неизвестно, пытался ли кто-нибудь на борту "Красноармейца" слушать шумы.
Казалось бы, что командиру "Красноармейца" Атавину надо было сделать все от него зависящее для спасения людей с "Рабочего". Поразительно, но все его дальнейшие действия выходят за рамки всякого понимания. "Красноармеец" просто отошел от протараненной субмарины на дистанцию одного кабельтова. Разбуженный криками штурмана, Атавин поднялся на ходовой мостик и продублировал команду Тиманова машинным телеграфом. Затем он молча наблюдал за погружением "Девятки", не предприняв даже малейшей попытки выйти на в связь с аварийной лодкой. На вопросы находящихся рядом краснофлотцев он отвечал лишь, что бессилен чем-либо помочь погибающим.
Комиссар "Четверки" Толкачев проснулся от удара, так же поднялся на мостик, поглядел на тонущую "Девятку", а затем спустился вниз и стал осматривать носовой отсек, ища возможные пробоины. Когда он вторично поднялся на мостик, "Девятка" уже погрузилась.
Из последующих допросов командования "Четверки" абсолютно ясно, что и Атавин, и Толкачев с самого начала прекрасно понимали, что "Девятка" не просто так погрузилась, а затонула от поступления внутрь ее корпуса воды.
Из донесения начальника особого отдела Морских сил Балтийского моря: "На указанные сигналы подлодки № 9 командование подлодки № 4 никак не реагировало, тогда как первой обязанностью его являлось выяснить степень повреждения подлодки № 9 и оказание ей всемерной помощи. За время нахождения на мостике подлодки № 9 людей подлодка № 4 вполне могла с ней поравняться и путем переговоров выяснить все, что требовалось. Это обстоятельство, помимо всего прочего, объясняется чрезмерной трусостью командования подлодки № 4.
Непосредственно за столкновением подлодка № 4 не определилась с местонахождением и сделала это лишь спустя 20 минут после гибели лодки № 9 и после маневрирования за это время. Таким образом, помимо установленной неграмотности пеленга, он был неправилен, так как подлодка № 4 значительно удалилась от места катастрофы".
Дальнейшие действия Атавина и его комиссара Толкачева вообще потрясают. Проболтавшись на месте катастрофы несколько часов, Атавин не предпринял ничего, чтобы хотя бы обозначить место погружения "Рабочего". За все это время он сделал единственное – передал командованию радиограмму. Но какую! Вот текст переданного Атавиным послания: "Подлодка № 9 погрузилась на дно от повреждений в 3 часа 50 минут. Просим помощи. Широта 59 градусов 49 минут. Долгота 24 градуса 51 минута. Ждем указаний № 0525. Командир пл № 4".
В переданной радиограмме командир с комиссаром не указали ни причины произошедшей аварии, ни того, что "Девятка" "не погрузилась на дно", а фактически затонула.
Из показаний бывшего командира "Четверки" Атавина во время следствия: "После пеленгования я посовещался с комиссаром, все время стоявшим на мостике, и решил отправить шифровку командиру бригады и по Морсилам. Текст телеграммы был следующий: "Подлодка № 9 погрузилась с повреждениями. Жду указаний…" Во время совещания с комиссаром обсуждался вопрос о тексте телеграммы. Причем пока о столкновениях с нашей лодкой, что и послужило причиной гибели пл № 9, было решено скрыть от командования…"
Это почти невероятно! В то время как совсем рядом в затопленных отсеках погибал героический экипаж "Рабочего", командир и комиссар "Красноармейца" цинично прикидывали, как им получше уйти от наказания и обмануть следствие. О погибающих по их милости людях они даже не думали!
Документы ОПТУ свидетельствуют, что Атавин и Толкачев были больше всего озабочены тем, чтобы непосредственно причастные к столкновению штурман, сигнальщик, рулевой и электрик не сболтнули впоследствии лишнего. Трудно сказать, на что рассчитывали командир с комиссаром Может, тешили себя глупой мыслью, что все, может, еще как-нибудь обойдется. Не обошлось!
Проболтавшись в районе катастрофы несколько часов и не получив от вышестоящего командования никаких дополнительных указаний, Атавин самовольно покинул место гибели "Рабочего" и ушел к острову Готланд. Лишь в 19 часов вечера, когда "Красноармеец" встретился с плавбазой "Смольный" и комбриг вызвал к себе командира "Четверки", тот признался в таране "Девятки". Таким образом, мероприятия по спасению "Девятки" начались лишь после 20 часов вечера 22 мая. Самое драгоценное время, когда часть экипажа "Рабочего", быть может, еще была жива, было преступно потеряно!
Вскоре к месту погружения "Девятки" подошли три эсминца. Немного позднее туда же были направлены четыре тральщика и два буксира для проведения траления района и поиска затонувшей субмарины. Прибыло в район и спасательное судно "Коммуна". С Черного моря в срочном порядке был затребован единственный на тот момент в СССР эпроновский водолазный колокол "Даниленко". В Главвоенпорту было проведено экстренное совещание. Одновременно начались срочные тренировки водолазов для проведения работ на большой глубине. Авиаразведкой, проведенной в районе гибели "Рабочего", были обнаружены темные пятна, напоминающие нефтяной столб.