Хорса ел так, что казалось странным, куда все вмещается в этого худого жилистого человека, а сам между тем косился на коленопреклоненного юношу. Вот святоша! А ведь потомок саксонских королей, да и его родная тетка была королевой шотландцев. Хорса долго служил на границе ее сыну, шотландскому королю Давиду, выступал против норманнов, пока не проведал, что потомок одного из саксонских принцев живет где-то возле Эксетера под гнетом нормандских королей… Подобного Хорса не мог допустить. Однако и расшевелить такого увальня, как Эдмунд, оказалось непросто. Старый бунтарь потратил немало сил, убеждая парня, что он достоин лучшей доли, что в жизни еще все может перемениться, если он возглавит своих соплеменников и поднимет против ига узурпировавших английскую корону норманнов.
Об этом думал Хорса, когда, насытившись, откинулся на стену и, ковыряя ногтем в зубах, наблюдал за поедающим остатки обильного ужина Эдмундом.
- А теперь, мой принц, я бы хотел посвятить вас в кое-какие обстоятельства.
Начал он издалека. Вспомнил прежнего короля Англии Генриха Боклерка: жесток и властен был этот монарх, однако мог держать свои земли в кулаке. При нем и законы почитали, и порядок был, что не мешало Генриху оставаться узурпатором, как все потомки проклятого Завоевателя. А что все в этом роду прокляты - нет ни малейшего сомнения. Ведь наследник Завоевателя, тоже Вильгельм, прозванный Рыжим, правил так, что и ныне люди плевались, поминая его имя. И погиб он, как пес, убитый на охоте неизвестно кем. После него к трону прорвался упомянутый Генрих Боклерк, младший из сыновей Завоевателя, причем в обход старшего брата Роберта, с которым воевал, сумел пленить, ослепил и до конца дней держал в темнице. Но гнев небес уже пометил Генриха. У этого короля было немало прижитых на стороне бастардов, но только двое законных детей - сын Вильгельм и дочь Матильда. На Вильгельма Генрих возлагал большие надежды, однако тот трагически погиб: утонул, переправляясь через Ла-Манш. Вот тогда старый Генрих и объявил, что оставит корону и все земли дочери Матильде. Со времен древних кельтов не бывало, чтобы в Англии правила женщина. А Матильда… К тому времени она уже была вдовой германского императора, позже вышла замуж за графа Джеффри Анжу. По сути для англичан она уже стала иноземкой, и они возроптали, хотя король Генрих ничего не желал слушать. Трижды он заставлял знать присягать на верность императрице Матильде, и трижды его вассалы уступали, опасаясь гнева грозного монарха. И что же? Едва Генрих испустил дух, как трон, в обход прав Матильды, захватил племянник старого короля Стефан Блуаский. Кто бы мог подумать - сам тихоня, а дело состряпал так, что и месяца не прошло со смерти Генриха, как он уже короновался в Вестминстере. И многих устроило, что во главе державы будет стоять мужчина, к тому же свой, проведший большую часть жизни в Англии. Однако Стефан проявил себя негодным монархом: не сумел совладать со знатью и, более того, оказался неспособен организовать отпор, когда в Англии высадилась с войском Матильда. Она прибыла силой вернуть свои права, а Стефан не смог воспрепятствовать вторжению, что привело к междоусобице, длящейся уже тринадцать лет.
Эдмунд слушал излияния Хорсы, не переставая жевать, лишь порой как-то странно поглядывал на спутника. Наконец, отхлебнув добрый глоток эля, заметил:
- Я что-то не совсем понимаю, благородный Хорса. Конечно, я редко выезжал из Мервилл-Холла, но не проспал же я все эти годы. И все рассказанное вами известно мне не хуже, чем любому англичанину.
- Молчи! Не перебивай! - рявкнул Хорса, да так грубо, что Эдмунд даже поперхнулся элем и закашлялся.
Склонившись через стол, Хорса услужливо похлопал его по спине.
- Не торопи меня, мой принц. Я начал издалека, однако теперь подхожу к самому главному.
Он уперся локтями в стол; фитиль, плававший в плошке с маслом, осветил фигуру изможденного, усталого человека в поношенной куртке, но в его глазах полыхало такое пламя, что Эдмунд замер, глядя как завороженный.
- Когда Стефан только пришел к власти, он ссылался на то, что король Генрих в последний момент изменил свою волю в его пользу. Он выставил двоих свидетелей, которые якобы присутствовали при кончине Генриха и слышали его слова. Эти двое всю жизнь были заклятыми врагами, а тут просто пели в унисон. Тогда многих это убедило. Эти двое были граф Эдгар и некто Гуго Бигод, рыцарь из свиты короля. Гуго после этого сильно возвысился, добился от Стефана титула графа Норфолкского. А вот прежний граф Норфолка, Эдгар… К его-то дочери ты и должен посвататься.
- Что? - переспросил Эдмунд. - Хозяин Гронвуда правил Норфолком?
- Да, был графом во времена Генриха Боклерка.
- Но как вышло, что, оказав Стефану такую услугу, он лишился титула?
- А вот как. Стефан опасался могущества Эдгара, и ему не нужен был столь влиятельный граф саксонского происхождения в мятежном Норфолке. Поэтому он лишил Эдгара титула, хотя оставил ему немало земель, льгот и полномочий. И Эдгар сумел воспользоваться своим положением. Он неимоверно разбогател, получая прибыль с рынков графства, он обладал беспошлинным правом торговли, построил свой флот. Все его начинания были успешны, он обрел небывалое могущество, и даже сам король вынужден был заискивать перед ним. Говорят, королевская казна до сих пор должна гронвудскому барону. Даже тот самый Гуго Бигод, отнявший у Эдгара графский титул и слывущий его недругом, отступал перед ним. Несколько лет назад Бигод хотел примкнуть к восстанию, какое поднял тут разбойный лорд Мандевиль, однако лорд Эдгар сумел собрать такое войско, что потеснил противников. Мятежный Мандевиль пал, а Гуго отступил. Он оценил силу Эдгара, и с тех пор между ними нечто вроде нейтралитета. Ты понимаешь, к чему я клоню? Понимаешь, что сможет сделать для тебя будущий тесть?
Однако Эдмунд не ответил, отвлеченный какими-то сторонними звуками, и даже схватил Хорсу за руку.
- Слышите?
С улицы доносился конский топот, крики, визг, подвывание. Для Эдмунда, выросшего в краю непрерывных войн и набегов, эти звуки служили сигналом тревоги, и он положил руку на рукоять меча. Однако Хорса остался спокоен.
- Пустое. Барон Эдгар не позволил бы твориться беззакониям в своих владениях. Это просто…
Тут внизу, прямо в гостинице, послышался шум, раздались голоса, потом долетело пение. Эдмунд поднялся с места, осторожно приоткрыл створку двери и прислушался.
- Ха! Да это просто ряженые!
В зале гостиницы действительно толпились ряженые: в самых замысловатых масках, в козьих, бычьих, кабаньих личинах, они плясали, водили хороводы между столов, увлекая с собой находившихся внизу постояльцев, пели о Сретении, о блинах, причем требовали у хозяев угощения за свое представление.
В центре образовавшегося хоровода выделывал коленца танцор, накинувший на себя мохнатую бычью шкуру, подскакивал, кружился подбоченясь. Он более всех вызывал смех и веселье - зрители едва не падали от хохота, ложились на столы. А когда мнимый "бык" вскочил на скамью и, топая ногами, потребовал себе блинов, хохот в зале перешел просто в рев.
У Эдмунда возникло желание присоединиться к веселью внизу, но его удержал Хорса.
- Мы не закончили разговор.
- Но поглядите, сэр, ряженые дарят всем свечи. Это наверняка те, какие ныне освятили в церкви.
- Что с того? Все, как всегда. И за свои подношения они требуют блинов.
Эдмунд с улыбкой наблюдал, как хозяйка, вынеся блюдо с требуемым угощением, привстала, чтобы поцеловать ряженого, и тот на миг откинул бычью личину. Удивленный Эдмунд заметил, что под рогатой мордой мелькнуло нежное девичье лицо, но лишь на краткий миг: девушка расцеловалась с хозяйкой, и лохматая маска вновь скрыла ее. Но Эдмунд был поражен - до того красивой показалась ему незнакомка: ее тонкое оживленное личико, изящный профиль, светлая волнистая прядь вдоль щеки…
Замерев, Эдмунд смотрел, как веселящиеся ряженые под предводительством незнакомки покидают гостиницу.
- Вы заметили, сэр? - обратился он к подошедшему Хорсе. - Кто же это?
Но Хорса лишь молча увлек Эдмунда назад к столу. Тот послушно сел и вроде бы устремил внимание на рассказчика, однако вид у него при этом был несколько отрешенный. А ведь его спутник теперь подошел к самой сути: стал рассказывать о непростом характере Эдгара Гронвудского, а также о его жене, баронессе Гите. Не будь Эдмунд так занят своими мыслями, он непременно бы отметил, как дрогнул голос собеседника при упоминании имени баронессы. Тот даже умолк на какое-то время, словно пытаясь успокоиться. Потом продолжил: рассказал, что у четы из Гронвуда было двое детей - дочь Милдрэд, старшая, и сын Свейн, которого они слишком рано похоронили, унесенного какой-то детской хворью. Хорса всегда интересовался обитателями Гронвуда, не пропуская новостей о них.