В живой публицистической форме рассказывается о становлении и первых шагах дипломатической службы России в XV–XVII вв. Автор рассказывает о существовавшем тогда порядке направления русских послов за рубеж, о правилах поведения иностранных представителей при дворах европейских и азиатских монархов, о порядке ведения переговоров, оформлении дипломатических документов, о церемониале, который господствовал на царских аудиенциях, во время торжественных обедов, приемов иностранных посольств и т. п. Большое место отведено активности русской дипломатии в эпоху Ивана Грозного. Приводятся примеры деятельности русских и иностранных дипломатов того времени.
Для специалистов и всех, интересующихся историей отечественной дипломатии.
Содержание:
ЗЕРКАЛО ЭПОХИ 1
Глава I. ГОСУДАРЕВА "ЧЕСТЬ" 4
Глава II. УСЛОВИЯ И УСЛОВНОСТИ 11
Глава III. ПО ДОРОГАМ И УЛИЦАМ 15
Глава IV. В МОСКВЕ: ГОСТИ ИЛИ ПЛЕННИКИ? 19
Глава VI. ПРЕД ЦАРСКИМИ ОЧАМИ 25
Глава VII. В "ОТВЕТНОЙ" ПАЛАТЕ 38
Глава VIII. ИТОГИ И ГАРАНТИИ 42
Глава IX. В ТУМАНЕ ЛЕГЕНДЫ 49
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 55
Примечания 55
Леонид Абрамович Юзефович
"КАК В ПОСОЛЬСКИХ ОБЫЧАЯХ ВЕДЕТСЯ…"
Русский посольский обычай конца XV - начала XVII в.
ЗЕРКАЛО ЭПОХИ
Осенью 1480 года Ахмет-хан, повелитель Большой Орды, так и не решившись перейти со своей конницей маленькую речку Угру, на другом берегу которой его ждали готовые к бою русские войска, внезапно отступил и в панике, приписанной впоследствии божественному вмешательству, бежал от московских "украин".
В истории России началась новая эпоха: было свергнуто ордынское иго, тяготевшее над страной два с половиной столетия.
Правда, и позднее ханские всадники - уже крымские - не раз проникали за линии осторожных засек далеко на север, доходя порой до стен Москвы, жгли села и городские посады, уводили в полон. "То есть от века и от рожения дело варварское и ремество - кормитися войною", - писал князь А. М. Курбский. На протяжении всего XVI в. русским государям приходилось помнить о крымской угрозе, учитывать, что воинственный "перекопский царь" - "буий варвар", как называл его Иван Грозный, - в любой момент может "всесть на конь" и "довести саблю свою" на Тулу, Рязань, Коломну. И все-таки время, когда степная опасность определяла и властно подчиняла себе всю политику Москвы, ушло безвозвратно. Унизительная зависимость от Золотой и Большой Орды стала призраком, который безуспешно пытались оживить крымские ханы. Уже Иван III (1462–1505 гг.), присоединив Тверь и Новгород, первым из великих князей московских начал проводить активную западную политику. В политическом пасьянсе Европы появилась новая карта - молодое Русское государство.
Москвич, родившийся, скажем, в последние годы правления Ивана III, в течение своей жизни мог наблюдать, как шествуют по столичным улицам десятки иностранных дипломатов всех рангов - от простых гонцов в окружении нескольких спутников до "великих" послов, сопровождаемых блестящей свитой из сотен дворян и слуг. Являя собой парад национальных одежд и обычаев, они торжественно въезжали в город, с еще большей торжественностью следовали на аудиенцию в Кремль. Пышное, красочное зрелище посольских шествий никого из современников не оставляло равнодушным - зрители толпились на обочинах, влезали на деревья и крыши домов.
Со всех сторон света прибывали в Москву послы.
С юга, через Дикое поле, Воротынск, Боровск и Путивль, той же дорогой, какой совсем недавно приходили на Русь ордынские "послы сильные" - сборщики дани, теперь, вздымая тучи пыли, гоня с собой на продажу конские табуны в сотни и тысячи голов, скакали посланцы крымских и ногайских ханов. Их эскортировали многочисленные русские всадники - не столько для почета, сколько для того, чтобы привыкшая к набегам буйная посольская свита "христьянству обиды и насильства не чинила". Этим же путем направляли своих представителей владыки Блистательной Порты, султаны "турские", которые, как изысканно выражались дипломатические документы того времени, "светлостию лица" превосходят "песни сирина".
С севера, от "пристанища" Николо-Корельского монастыря на Белом море, где белели паруса английских кораблей (позднее - от "нового Архангельского города"), через Холмогоры и Ярославль мчались к Москве посланцы королевы Елизаветы I, интересовавшиеся торговлей не меньше, чем политикой, и лондонские купцы, зачастую исполнявшие одновременно обязанности дипломатических агентов; зимой их везли иногда по льду замерзших рек и озер. Хотя послы Василия III к императору Карлу V еще в 1524 году, по дороге в Испанию, первыми из русских побывали в Англии, но регулярные отношения с ней завязались лишь в середине столетия, когда король Эдуард VI снарядил торговую экспедицию на поиски Северо-восточного морского прохода в Индию. Один из кораблей этой экспедиции - "Эдуард - Благое Начинание" - в 1553 году был занесен бурей к русскому берегу; его капитана Ричарда Ченслера доставили в Москву. Он был принят Иваном Грозным и получил от него грамоту на право свободной торговли с Московским государством. Вскоре в Лондон был отправлен русский посланник Осип Непея. С той поры русско-английские отношения стали постоянными. Британскому флоту нужны были русские лес, пенька, смола, деготь. Англия начинала великую тяжбу на морях с грозной испанской монархией. Пушки гремели на Ла-Манше и у берегов Южной Америки, но их эхо докатывалось до Москвы: агенты Елизаветы I и Филиппа II вели тайную дипломатическую игру при дворе русских государей.
С востока, по Волге и Оке, приезжали послы казанских и астраханских ханов, пока их владения не были присоединены к России. После того как в 1556 году без сопротивления сдалась Астрахань и в орбиту русской внешней политики вошли Кавказ и Персия, этим же путем следовали посольства "кизилбашские" (персидские), "иверские" (грузинские), "черкасские" (кабардинские).
Но больше всего послов прибывало с запада.
Через Новгород и Псков ехали скандинавы - шведы и датчане, а также представители магистров Пруссии и Ливонского ордена. Через Смоленск проезжали послы Габсбургов, медленно и шумно двигались огромные польско-литовские посольства, внешне похожие скорее на воинские отряды, нежели на дипломатические миссии. Над посольским поездом развевались знамена, сверкали хоругви с дворянскими гербами и доспехи всадников, оглушительно ревели трубы. Посольства Речи Посполитой прибывали чаще всех прочих, ибо отношения между ближайшими соседями были, как правило, напряженными и обсудить требовалось многое - вопросы войны и мира, обмена пленными, размежевания пограничных земель. Впрочем, собственно польские дипломаты в XVI в. были еще относительно редкими гостями в Москве, приезжали обычно литовские деятели. До Люблинской унии (1569 г.) и какое-то время после ее заключения Великое княжество Литовское сохраняло значительную политическую самостоятельность, имело свое войско, свою "раду". Согласно давней традиции, именно оно поддерживало дипломатические связи с Россией. Гонцы между Москвой и Вильно сновали беспрерывно, и не реже чем раз в два-три года стороны обменивались посольствами.
Русский книжник XVI в., автор "Казанской истории", перечисляя иностранных послов, прибывших к Ивану Грозному "с честию и з дары" после взятия Казани, называет даже представителей мифического вавилонского царя. Это уже, разумеется, легенда, никаких вавилонских царей в те годы не существовало, да и от самого Вавилона остались одни развалины, но за годы своей жизни наш москвич и в самом деле мог видеть у кремлевских стен посланцев полумира. Приезжали дипломаты бухарские, ганзейские, валашские, венгерские, чешские, итальянские. Диковинные тюрбаны сменялись европейскими шляпами, вслед за лисьими шубами послов Сибирского ханства мелькала на Красной площади скромная сутана папского легата, а то вдруг объявлялся человек из неведомой "Индейской страны", чей государь, по дошедшим в Москву слухам, подчинил своей власти "всей земли болши двух третей".
Географические представления были еще туманны, реальность переплеталась со сказкой. И в Западной Европе весьма смутно представляли географическое положение Русского государства. Даже в конце XV столетия одни считали Россию "азиатской Сарматией", другие - геродотовой Скифией, черпая сведения о ней из сочинений античных авторов, третьи - продолжением Лапландии, а итальянец Паоло Джовио, чтобы образно передать разительное отличие "Московии" от привычного ему мира, уподобил ее "иным мирам Демокрита", то есть миру, который находится по ту сторону реальности и существование которого предполагал древнегреческий философ. Жители Мадрида и Лондона, Копенгагена и Вены, Рима и Флоренции с еще большим интересом, чем их современники-москвичи, сбегались поглядеть на расшитые золотом шубы и длинные бороды "московитов", ибо с конца XV в. русские послы начинают выезжать за рубеж.