Женские седла были такими же неудобными, как и старый портшез мадам Клемане, своего рода кресло, устанавливавшееся на крупе лошади, из-за чего всадница не могла управлять животным. Поэтому один из слуг вел лошадь шагом. Лошади, на которых ездили в то время женщины, были обучены идти иноходью, чтобы всадницы могли сохранять равновесие и, главное, крепко держаться в седле. Кроме того, бытовали опасения, что верховая езда трусцой или галопом может повредить зачатию.
Розочка шла размеренным аллюром. Все думы Аньес были о Матильде. Она по-прежнему не получала никаких вестей
о дочери. Аньес пыталась предугадать, как она отреагирует, какие чувства испытает, встретившись лицом к лицу со своей самой жестокой клеветницей. Потребует ли она объяснений от ребенка, которого выносила под сердцем? Замкнется ли в осуждающем молчании? Станет ли оплакивать эти жалкие остатки того, что некогда упрямо считала своими самыми прекрасными воспоминаниями? Воспоминания о Матильде, когда та была младенцем, ребенком, наконец, маленькой девочкой. Хватит лгать себе! Жалкие остатки - это мягко сказано. Что касается самых прекрасных воспоминаний, то они были омрачены, если не осквернены злобой Матильды во время процесса. Ее дочь исчезла, а на ее месте появилась неумолимая обвинительница, безжалостная предательница. Следовало смотреть правде в глаза: своими лучшими воспоминаниями она обязана Клеману и не имеет ни малейшего представления, как поведет себя в присутствии Матильды. Впрочем, с недавнего времени Аньес прониклась ужасающей уверенностью: Матильда не только ненавидела Клемана и тяжелую жизнь в Суарси. Она также и в первую очередь питала лютую ненависть к родной матери. Аньес прикусила губу, чтобы унять пронзительную боль, вызванную осознанием этого факта. Как бы там ни было, не могло быть и речи о том, чтобы Матильда оставалась в хищных руках Эда. Если потребуется, она обратится за помощью к бальи, Монжу де Брине. Пусть он именем закона войдет в замок Ларне и, если понадобится, силой привезет девочку в Суарси. Она собиралась вскоре написать об этом Эду.
Аньес прогнала мрачные мысли и сосредоточилась на странной встрече с аббатисой, встрече, лишь усилившей ее непонимание. И все же, несмотря на разочарование и беспокойство, из разговора с Элевсией де Бофор она вынесла одно твердое убеждение: ни Клеман, ни она сама не лишились рассудка. Они кружились в водовороте, сила которого была выше их понимания. Гигантский вихрь безжалостно бросал их из стороны в сторону. И попали они в него по ошибке.
Но Аньес заблуждалась.
Когда Аньес вошла в большой квадратный двор мануария, ее встретило тревожное молчание. Ни собак, ни суетившихся слуг. Можно было подумать, что она попала в одну из тех сказок, в которых ведьмы погружали всех обитателей дома в глубокий сон.
Аньес посмотрела вокруг и закричала:
- Эй!.. Кто-нибудь!..
Жильбер Простодушный молнией выскочил из амбара и бросился к ней с удивительным для его крупного тела проворством.
- Моя дама... Он здесь. О, Господи Иисусе... Что за история! Он недавно приехал, без предупреждения! Он свалился нам как снег на голову, вот.
- Кто, Жильбер?
- Да он же, разумеется, - ответил весь красный от нервного напряжения Жильбер. Он размахивал руками так сильно, что походил на разгневанного гусака.
- Успокойся, мой славный Жильбер. О ком ты говоришь?
Розочка не шелохнулась, когда Жильбер бросился к ней, схватил Аньес за талию и помог спуститься на землю. Он подхватил свою госпожу словно перышко и нежно поставил на ноги. В какое-то мгновение Аньес подумала, что этот гигант с умом маленького ребенка мог голыми руками свернуть шею быку.
- Спасибо, славный Жильбер. Успокойся и подумай. Объясни, кто приехал?
- Наш сеньор, моя добрая фея. Наш сеньор, как говорит Клеман.
От ярости Аньес вся похолодела и с ненавистью процедила презренное имя сквозь зубы:
-Эд?
- Нет, не подлый гном. Эту заразу... да я раздавил бы его рожу ногами, если бы он только посмел сунуться к нам. Наш главный сеньор, что живет за лесом Отон.
У Аньес подкосились ноги.
Боже мой... Мессир Артюс! Но как, почему, когда? Почему он не предупредил ее о своем визите? В отчаянии она взглянула на свое платье, шлейф которого был запачкан грязью, на ногти, ставшие такого же зеленого цвета, как и вожжи. Она была всклокоченной, покрытой пылью, одним словом, похожей на чудовище, способное испугать любого. И даже восхищенный взгляд млевшего от радости Жильбера был не в состоянии заставить ее изменить свое мнение. Но Аньес все же взяла себя в руки и приказала:
- Прошу тебя, отведи Розочку в конюшню.
Жильбер неторопливо направился к конюшне, что-то нашептывая кобыле на ухо. До чего же все животные и даже пчелы любили Жильбера! Казалось, их связывала невидимая нить.
Быстрее! Что можно сделать? Тайком пробраться в свои апартаменты и привести себя в порядок? Нет. Граф слышал, как она приехала и звала на помощь. Она могла бы продемонстрировать недовольство и упрекнуть его за неожиданный визит. Аньес сдержала улыбку. Граф поступил так намеренно. Тем не менее она не сомневалась, что он придумал один из тех невразумительных предлогов, которые исполь-зуют все мужчины, даже самые умные. Неужели им приятно от одной только мысли, что, ведя подобную игру, они сби-вают женщин с толку? Аньес прыснула со смеху: право же, мсье, мы так привыкли к уловкам, что чувствуем их издалека! Она изобразит удивление и волнение. Впрочем, что ка-
сается волнения...
Аньес поправила манто и вуаль, подняла рукой короткий шлейф и поспешила к большой двери, ведущей в общий зал. Едва войдя, она крикнула:
- Адели...
Граф резко встал с сундука, где хранилась посуда. Он чувствовал себя смущенным.
- Вы, мсье?
- Хм... В самом деле, мадам. Решительно, я вновь веду себя как грубиян. Я опять приехал к вам без предупреждения.
- Мсье, вы меня оскорбляете. Как, разве мой сеньор не будет желанным гостем в моем доме, какие бы причины... или любопытство его сюда ни привели?
Граф улыбнулся, потупив взор. Под комплиментом был едва заметно скрыт легкий упрек. Впрочем, он этого ожидал и в противном случае был бы разочарован.
- Я пренебрегаю своими обязанностями, мсье. Предложили ли вам освежительный или, вернее, бодрящий напиток, более подходящий для этого морозного вечера?
- Разумеется. Ваша стряпуха попотчевала меня золотистой выпечкой с тертым сыром - я забыл, как называется этот рецепт, - и теплым вином с корицей и имбирем.
- Это гужер. Он у нее получается на славу. Кому или чему я обязана счастьем видеть вас, если это не секрет? - наивным тоном спросила Аньес.
- Городу Ремалар, куда я и направляюсь. Я уже не в том возрасте, чтобы совершать длительные поездки верхом, - небрежно ответил граф, не сводя глаз с Аньес. - Ожье по-прежнему ретив, но, признаюсь вам, у меня бывают боли в спине.
Аньес изобразила улыбку, которую поспешила прикрыть рукой.
- Вы смеетесь, мадам?
- Нет, что вы, мсье...
- Тогда к чему эта улыбка?
- Потому что... Вы сочтете меня дерзкой, но в байку о вашей стареющей спине я не верю.
Граф сделал вид, что не заметил лести. Надо были идти до конца.
- Прозорливость дам восхищает меня, вернее, беспокоит. Признаю, предлог был не самым удачным. Я просто хотел узнать, как вы поживаете. Тем более что мессир Жозеф, мой лекарь, дал мне неотложное поручение. Я должен передать послание Клеману, которого еще не видел.
- Клеман! Немедленно иди сюда, пожалуйста! - крикнула Аньес.
Дверь, ведущая в отхожее место для слуг, мгновенно распахнулась, и красный как рак подросток появился словно по мановению волшебной палочки.
- Тысячу извинений, монсеньор, - забормотал Клеман, кланяясь. - Если бы вы меня позвали, я тут же прибежал бы, клянусь вам.
- Но ты предпочел шпионить, спрятавшись за дверью, не так ли?
Почтительным, но обиженным тоном Клеман оправдывался:
- Я никогда не шпионю за союзниками моей дамы. Я просто наблюдаю.
- Шалопай! Исчезни немедленно, иначе я надеру тебе уши, - пригрозил мальчику граф, впрочем, без особой суровости в голосе.
Клеман подчинился, но Артюс удержал его:
- Подожди, я привез для тебя письмо. Но в будущем вам, хитрым сообщникам, все же придется искать других посланцев.
Клеман взял запечатанный квадратик бумаги и исчез за той же дверью, бросив на прощание заговорщический взгляд на Аньес.
Воцарилось молчание. Аньес не подобало прерывать его, и она терпеливо ждала, немного сердясь на саму себя. Артюс д’Отон никак не мог выйти из затруднительного положения, в которое он попал из-за своего неожиданного визита и, главное, из-за нежности, питаемой им к Аньес. Она же не спешила ему на помощь. Этот умный, достойный, соблазнительный - весьма соблазнительный! - и немного неуклюжий мужчина манил ее к себе. Несомненно, со стороны Аньес было бы презренным кокетством позволить ему слишком долго терзаться сердечными муками. Но тем хуже! Она смаковала его душевные переживания, в которых ей было отказано. Аньес овдовела более десяти лет назад. Что касается душевной нежности, галантных игр влюбленных, она никогда не знала их, ибо ее покойный муж Гуго был, несомненно, достойным и куртуазным человеком, но совершенно лишенным нежности. Вдруг ей захотелось пошалить, ей, столь рассудительной и печальной. Со сладостным удивлением она чувствовала, что в присутствии этого мужчины ею постепенно овладевает шутливое настроение. Но Аньес продолжала ждать.
- Хм...