Сейчас все их внимание было направлено на колонизацию лун Сатурна, и юпитерианские проблемы отошли на задний план.
— Между прочим, на «Главном» будут не в восторге, что ты на час сократил время сна, — заметил Чиппава. — Они очень требовательны в отношении соблюдения режима.
— А что я должен был делать, интересно? — возразил Фарадей и сделал осторожный глоток. По счастью, вкус растворимого кофе не мог испортить даже Чиппава. — Просто лежать и таращиться в потолок?
— Вот именно. — Чиппава пожал плечами. — Как и все остальные.
Фарадей презрительно фыркнул.
— Наверно, это молодость и идеализм виноваты. Не позволяют мне прохлаждаться, когда работы невпроворот.
— Ах, ну да, — усмехнулся Чиппава. — Я совсем забыл.
— Это возрастное, — успокаивающе сказал Фарадей. Как-никак Чиппаве было уже под пятьдесят. — Память отказывает в первую очередь.
— Да, но по крайней мере со сном у меня все в порядке.
Фарадей состроил гримасу.
— Стоит мне лечь, как сразу же возникает чувство, будто на груди сидит борец сумо. Как тут уснешь?
— Привыкнешь, — заверил его Чиппава. — Где-то на пятом-шестом рейде.
— Если выдержу столько. Как давно появилось это гудение? — спросил Фарадей.
— Около двух часов назад, — ответил Чиппава. — На «Главном» думают, это ветер резонирует со связующим линем.
Фарадей непроизвольно поднял взгляд на потолок.
— Ужас какой-то. Ты когда-нибудь слышал про мост Такома-Нерроуз?
— Я изучал тот же курс физики, что и ты, — напомнил ему Чиппава. — И старых видео тоже нагляделся. Но это резонанс совсем другого рода.
— Надейся и верь, — сказал Фарадей, тайком постукивая ногтем по кольцу из полированного миртового дерева, подаренному матерью, когда он закончил среднюю школу. Не то чтобы он был суеверен или что-то в этом роде; однако зрелище трясущегося, раскачивающегося под порывами ветра и, в конце концов, разваливающегося на части моста навсегда запечатлелось в его памяти. — Надо полагать, они будут и дальше отслеживать этот процесс?
— Неужели нет, когда во все это снаряжение вбухано двести миллионов долларов? — Чиппава повел рукой по сторонам. — Не говоря уж о тебе и обо мне.
— Ну да.
Фарадей сделал новый глоток и пробежал взглядом по приборам. Наружная температура все еще поднималась, скорость ветра была вполне сносная, атмосфера состояла в основном из водорода с небольшой примесью гелия и метана. Давление на корпус…
Он вздрогнул и отвел взгляд. Давление составляло уже двадцать бар — эквивалент того, которое имеет место на глубине двухсот метров ниже уровня моря на Земле.
Конечно, для земного батискафа двести метров — сущие пустяки. Но земному батискафу не приходится иметь дело с высоким уровнем радиации и магнитным полем, способным развинчивать храповики на торцовом ключе.
Фарадей видел спецификацию «Скайдайвера», чья оснащенность была улучшена после падения Кифера и О’Релли, и понимал, какое огромное давление может выдержать корпус. И все же реальные сухие цифры показаний приборов заставляли его испытывать тошноту. Он поднес чашку к губам…
И в этот самый момент что-то врезалось в борт зонда.
— Мать твою… — выругался Чиппава и защелкал клавишами управления стабилизатором.
— Что это было? — ухитрился выдавить из себя Фарадей, чуть не подавившийся кофе.
Сработал рефлекс, он выпустил из рук отправившуюся в полет чашку и склонился над приборами, проверяя аварийное состояние корабля. Корпус цел; никакой утечки кислорода или топлива; вообще все оборудование в полном порядке.
— Мать твою… — повторил Чиппава, на этот раз почти благоговейно.
Фарадей поднял взгляд и…
Дыхание у него перехватило. По ту сторону прочного иллюминатора из оргстекла, прямо в лучах наружных огней зонда, появился некий материальный объект двухметровой длины.