В заметке о походе Владимира на булгар опять появляются "исторические" детали и даже прямая речь действующих лиц: "Иде Володимер на болгары с Добрынею, с уем своим, в лодьях, а торки [древнерусское название гузов] берегом приведе на коних: и победи болгары. Рече Добрына Володимеру: "Сглядах колодник [я видел пленников], и суть вси в сапозех. Сим [эти люди] дани нам не даяти, пойдем искать лапотников". И створи мир Володимер с болгары и роте заходиша [клялись] межю собе, и реша болгаре: "Толи [тогда только] не будеть межю нами мира, оли [когда] камень начнеть плавати, а хмель почнет тонути". И приде Володимер Киеву".
Извлечь из этого текста исторически достоверные факты непросто. Запинка возникает при чтении первой же строки, поскольку древнейшие списки Повести временных лет не указывают прямо, на каких болгар ходил Владимир - волжских или дунайских, а между тем пойти "в лодьях" можно было с одинаковым успехом на тех и других (в Восточном Приазовье обитали еще "черные" булгары, упомянутые в договоре Игоря с греками, но наши летописцы, говоря о "болгарах", никогда не принимали во внимание эту орду). Некоторые летописные редакции, правда, уточняют, что речь идет о "низовых", то есть волжских булгарах, но ценность этих известий невысока, так как, по справедливому замечанию С.М. Соловьева, "слова низовые, или волжские, обличают составителя или переписчика летописи, живущего на севере, следовательно, позднейшего, знавшего только соседей своих, волжских болгар". Иоакимовская летопись, напротив, отправляет Владимира против болгар дунайских.
Из внелетописных источников имеем свидетельство Иакова Мниха, однако различные списки его "Памяти и похвалы" также противоречат друг другу. Если одни называют противниками Владимира "сребреных [серебряных] болгар", то другие разбивают этот неизвестный науке этноним на два: "сербян [и] болгар победи", то есть одолел сербов и дунайских болгар.
Догадываясь о причине этой путаницы, С.М. Соловьев поостерегся отвергнуть свидетельство одних источников, дабы отдать безусловное предпочтение другим. "Вероятно, - предполагал он, - были походы и к тем и к другим (болгарам. - С. Ц.) и после перемешаны по одинаковости народного имени". Того же мнения придерживался В.В. Мавродин, писавший, что в летописном рассказе о болгарах отразились, слившись друг с другом, два разных похода Владимира - к болгарам волжским и болгарам дунайским. Я думаю, что эта точка зрения решает проблему наиболее удовлетворительным образом. Ниже мы увидим, какие доводы имеются в пользу походов Владимира на Дунай, а пока что рассмотрим аргументы, говорящие за то, что и Волжская Булгария входила в число стран и земель, затронутых завоевательной политикой Владимира.
Их, в общем, всего два, и оба они косвенные. В литературе давно высказывалась мысль, что этнический термин Иакова Мниха "сребреные болгары" (упомянутые еще и летописью в качестве синонима волжских булгар, в статье о походе князя Всеволода Юрьевича на Волгу в 1182 г.) является буквальным переводом племенного названия "нукратские болгары" (от арабского "нукрат" - серебро). И хотя такой этноним в средневековых источниках не встречается, однако на территории Волжской Булгарии известно Нухратское городище (недалеко от места слияния Волги и Камы, в бассейне реки Актай, левого притока Камы). В более поздние времена "рекою Нухрат" (Нократ-суы, Нократ иделе) татары называли Вятку, а одна из локальных групп татарского народа, поселившаяся в бассейне реки Чепцы (левого притока Вятки), до сих пор носит имя "нухратских татар".
Еще более прозрачный намек на то, что столкновение Владимира с болгарами произошло на волжской земле, содержится в летописном тексте. Весьма показательно то сильное впечатление, какое произвели на Добрыню болгарские пленники, поголовно обутые в сапоги. Между тем от арабских писателей мы знаем, что волжские булгары были превосходными мастерами сапожного дела, и поставлявшиеся ими на экспорт сапоги из юфти на Востоке так и назывались - "булгари".
Но если летопись и позволяет узнать место действия - Волжскую Булгарию, - то исторические реалии самого похода оказываются безнадежно искажены фольклорными наслоениями и привнесением в историческую действительность конца X в. примет современной летописцу жизни. Составитель, или, может быть, позднейший редактор Повести временных лет, несомненно воспользовался здесь какой-то былью о Добрыне, который, как легко заметить, собственно, и выступает в летописи главным героем похода на волжских булгар. О существовании в XI-XII вв. самостоятельного эпического произведения, послужившего источником для болгарского сообщения Повести временных лет, со всей очевидностью свидетельствует вложенная в уста Добрыне ироническая сентенция о лапотниках, не имеющая продолжения в дальнейшем летописном повествовании, где сразу после болгарского похода следует рассказ о крещении Владимира (по Иакову Мниху, победив "сребреных болгар", Владимир отправился воевать с хазарами - тоже отнюдь не "лапотниками").
Фольклорное (южнорусское) происхождение имеет и образная клятва болгар, которую, конечно, никак нельзя принять за формулу официального ручательства. В старых казачьих песнях казак, прощаясь с семьей, нередко говорит сестре (или матери), что, когда камень будет плавать, а перо или хмель ("тонка хмелина") тонуть, тогда он приедет в гости к своим родным. Для датировки возникновения сказания о походе на волжских булгар небезынтересен и такой факт: западноевропейские источники впервые упоминают о хмеле в пиве (немецкого производства) в 1079 г.
Сведения об участии в походе Владимира союзников-торков недостоверны по двум причинам. Во-первых, степнякам было бы чрезвычайно трудно сопровождать русскую флотилию "берегом на коних" из-за топографических условий местности - сплошных лесных массивов, болот и т. д. Последующие сообщения летописи о походах русских дружин на волжских булгар предполагают перемещения русского войска исключительно по воде. Так, в Никоновской летописи под 1205 г. прямо говорится, что великий князь владимирский Всеволод Юрьевич послал на болгар судовую рать. Единственный пример использования кочевников (половцев) для ведения военных операций против волжских булгар приводит под 1220 г. Симеоновская летопись (летописный свод конца XV - начала XVI в.). Но и тогда половцы не шли "берегом на коних", а были посажены в русские ладьи и доставлены под город Ошель, где "изыдоша из лодии половци пеши в поле".
Второе, что вызывает сомнения в достоверности упоминания торков в связи с походом Владимира на волжских булгар, - это явная анахроничность данного известия. В конце X в. степная территория между Днепром и Волгой еще всецело принадлежала печенегам. Гузская (торкская) орда появилась на дальних окраинах южнорусских степей не раньше второй трети XI в., после ухода печенегов в Подунавье, а вплотную подошла к границе Русской земли в середине этого столетия. Первую стычку с торками летопись датирует 1055 г.: "В то же лето иде Всеволод [Ярославич] на торкы… и победи торкы". Сообщения же о совместных военных выступлениях русских князей с торками (против половцев) появляются в наших летописях с 80-90-х гг. XI в. Видимо, тогда-то, волею летописца, перенесшего в прошлое реалии своего времени, торки и попали в союзники князя Владимира.
Правитель волжских булгар был в состоянии выставить в поле грозную по тем временам военную силу - по оценкам арабских писателей, от 10 до 20 тысяч всадников, в кольчугах и полном вооружении. Одолеть это войско было нелегко. Анонимное персоязычное сочинение "Границы мира" (Худуд аль-Алам, начало 80-х гг. X в.) сообщает, что "со всяким войском кафиров [неверных], сколько бы его ни было, они [волжские булгары] сражаются и побеждают". Главные городища булгар были укреплены по всем правилам фортификационного искусства своего времени.