Прибыв в указанное место, шофер остановил машину, выключил мотор и стал ждать дальнейших распоряжений. Но Альдо, не выходя из такси, снова закурил...
Наконец, из-за угла показалась внушительная фигура, втиснутая в нечто вроде далматики, подбитой мехом, закутанная в пеструю шаль, да еще и в платке, завязанном под подбородком. Женщина двинулась к такси, и Морозини вышел из машины, чтобы помочь ей сесть. К величайшему его удивлению, певица окликнула шофера и обменялась с ним несколькими фразами по-русски.
– Вы знакомы с водителем?
– В наше время половина парижских таксистов – русские. Это полковник Карлов, я хорошо его знаю. Он часто приходил меня послушать в Санкт-Петербурге!
– Ничего не скажешь, вкус у него отменный! Куда мы едем?
– Я ему уже все объяснила. На Монмартр, улица Равиньян... Машина тронулась с места и, несколько неуклюже развернувшись, поднималась теперь по улице Клиши.
– И зачем же мы туда едем?
– Повидаться с другом... которому необходима ваша помощь! Нам очень повезло, что вы пришли сегодня в «Шехерезаду». И еще большая удача – что я узнала вас.
– А что ему от меня надо?
– Скоро узнаете. Вы взяли с собой оружие?
– Чтобы поужинать в русском ресторане? Это было бы странно...
– В самом деле, странно... Но ничего, дело поправимое...
И, вытащив откуда-то из недр своей широченной сборчатой юбки маленький револьвер, Маша Васильева протянула его спутнику.
– Надеюсь, вы умеете с ним обращаться?
– Разумеется, но, если вы взяли с собой эту игрушку, значит, думали, что она вам понадобится. А если вы отдадите ее мне, то останетесь безоружной?
Цыганка хладнокровно вытащила из спрятанных где-то на ней ножен испанскую наваху, и сталь на мгновение блеснула в свете уличного фонаря.
– Этой штукой я могу убить почти так же быстро, как выстрелом из пистолета, – объяснила она безмятежным тоном домохозяйки, которая показывает подруге узор на спицах. – И уверена, что вы так не сможете!
– Вот уж точно! – усмехнулся Морозини. – Только скажите, это уже все или вы носите при себе целый арсенал?
Цыганка, должно быть, лишенная чувства юмора, зло на него посмотрела. Машина тем временем, натужно урча, лезла вверх по склонам Монмартра, одного из немногих уголков Парижа, которые Альдо знал плохо. Однажды он поднимался к Сакре-Керу, но, если вид на расстилавшийся внизу Париж его пленил, сам собор показался чудовищным, не шел ни в какое сравнение с Нотр-Дам, и больше князь туда не возвращался. Но сейчас такси миновало обычные места прогулок и углубилось в путаницу темных переулков старой деревушки, населенной более или менее оголодавшими художниками и стариками, живущими одними воспоминаниями.
– Приехали, – объявила наконец Маша, кивнув на маленький ветхий домик, за которым начинался пустырь.
Освещения здесь не было никакого. Открыв окошко, отделяющее пассажиров от водителя, Маша велела ему остановиться, но флажок не опускать и подождать, пока они вернутся.
– Надеюсь, вы там не задержитесь! – проворчал шофер. – Не самое приятное место. Кто, черт возьми, может здесь жить?
– Тот, у кого денег слишком мало, чтобы поселиться где-нибудь еще! – ответила цыганка. – Например, беженцы вроде нас.
– Ладно, сдаюсь! Молчу! И все-таки вид у этого дома нежилой.
В самом деле, ни в одном из окон дома, четвертый, самый верхний этаж которого слегка нависал над улицей, не было видно даже слабого света. Выйдя из машины, Морозини оглядел облупившиеся стены, расшатанные ставни и дверь, которая казалась не слишком надежной защитой. Подозрения оправдались: створка легко подалась под рукой Маши. Тогда цыганка извлекла из складок своей поистине неисчерпаемой юбки карманный фонарик, включила его, и вскоре под шагами незваных гостей заскрипели ступеньки.