– Вон гора из цинков с патронами, и штук сорок выстрелов к гранатомету, эрэсов штук сорок, мин столько же.
– Сколько же вы нахапали этого добра?
– Немало!
– А что-нибудь повкуснее есть?
– Ящик печенья, бочка варенья, – ухмыльнулся Кавун. – Но мы "мальчиши-плохиши" и ничего не дадим!
– Братцы! Подарите, чего не жалко, не жмотьтесь.
– Ладно, поделимся. Есть десять мешков муки, пять мешков сахара, мешки с рисом, ящик чая. Но, чур, сами все носите. Мои бойцы уже уморились…
К складу потянулась цепочка вертолетчиков. Забрав половину продуктов, они остановили погрузку боеприпасов и улетели. Следующая пара вертушек прилетела через полтора часа, но загружать боеприпасы не разрешили: лишь затащили мешки сахара и ящик чая, медикаменты и спальники, оставшиеся от тех, что полк не разобрал по ротам. Все тот же шустрый борттехник подбежал и пожал нам руки на прощание.
– Спасибо, ребята, выручили! Ох и порадуется сегодня эскадрилья! На сегодня хватит – это был последний борт!
– А куда девать боеприпасы? – недоумевал Кавун.
– Подрывайте. Больше не прилетим…
– Брагу будете делать? – с видом знатока спросил Голубев.
– И брагу, и самогон. Спирт кончился! Ну, до встречи. Если что, вызывайте, не стесняйтесь!
И вертушки устремились ввысь, подняв тучи песка и пыли. Невывезенные цинки с патронами и мины остались лежать в куче, а солдаты продолжали подносить найденные выстрелы к "безоткатке". Надо было срочно остановить Шипилова.
– Что с этим всем делать будем? – поинтересовался Шипилов, придя на зов Кавуна.
– Слышь, крот! А ты прекрати рыть землю носом, – огрызнулся Кавун.
– Капитан! Я же не нарочно. Мин как грибов в сибирской тайге в грибной год. Я столько трофеев никогда в жизни не видел. Так, как возникшую проблему будем решать?
– А ты как предлагаешь?
– Пороховые заряды высыпаем на эту кучу мин, цинки вскрываем и патроны высыпаем туда же. Подожжем, и пусть взрываются. Снаряды, ракеты и гранаты сложим в самую крепкую избушку, и я их подорву, когда будем уходить. Пусть в космос летят – знатный устроим фейерверк!
– Давай, крот, действуй, руководи! – согласился ротный.
Солдаты сложили боеприпасы в кучу, снарядами нашпиговали самый крепкий дом и начали собираться отходить в горы. Затем бойцы распотрошили ящики, тюки, коробки, набивая вещмешки чаем, сахаром, рисом и выбрасывая консервы с кашей.
– Степан! Что за странный чай ты набрал? Какие-то горошины. На чай не похоже, – удивился я.
– О! Это самый замечательный чай в мире! – ответил сержант.
Я зачерпнул горсть мелких темно-зеленых горошин величиной с черный перец.
– Эти темные шарики – чай?
– Потом, когда сварим, попробуете и восхититесь!
Все, что не смогли унести, рассыпали и сожгли. Степан тщательно растоптал два мешка лекарств – жаль не забрать, слишком тяжело. Рота постепенно выдвинулась в горы, а внизу остались лишь три сапера и Шипилов. Вскоре взлетел на воздух дом со снарядами, затем загорелась куча с патронами и минами. Треск выстрелов, разрывы патронов и гранат раздавались часа полтора, пока мы выползали на точку для ночевки. Саперы догнали роту на средине гребня. Шипилов радостно улыбался, словно ребенок.
– Как вам мой фейерверк? – спросил меня старлей.
– Шикарно! Впечатляет! – буркнул я в ответ, тяжело пыхтя под весом мешка с трофейными продуктами.
Сапер ухмыльнулся и поспешил вперед. Солдаты забрались на горочку, перекусили. Они так вымотались за день, что с большим трудом смогли нести боевое охранение…
***
После трех суток поиска трофеев мы двинулись в путь. Рано утром (как всегда, рано утром!) батальон ждал роту в указанном квадрате – это был большой кишлак. Когда рота прибыла на место, мы застали неприглядную картину – все из домов было вытряхнуто на улочки: мука, рис, дешевое барахло, лавки, стулья, циновки.
– Дивизионная разведка постаралась, – пояснил Подорожник, отвечая на немой вопрос Кавуна и в очередной раз окидывая взглядом это разорение и разгром.
Вскоре минометчики поймали двух лошадей и погрузили на них минометы. Ах, хитрецы! Переход, судя по расстоянию на карте, предстоял долгий: по хребту вверх, затем спуск в ущелье, еще подъем на хребет, долгий марш по гребню и вновь спуск уже в долину. И лишь потом, наконец, бросок к технике по пересохшему руслу реки. Всего пройти предстояло километров пятнадцать. Или восемнадцать. Хорошо хоть сухой паек съели – все легче перемещаться. Разведчики и управление полка первыми двинулись в горы, затем пошла третья рота и вторая. Наша рота в очередной раз шла в замыкании. Бойцы щурились, сидя вокруг большого костра, в который время от времени подбрасывали корзины, циновки, поленья. В нем горело и что-то подозрительно знакомое. Я подошел поближе и в пламени разглядел свой немецкий пуховый спальник. Как не ходившему раньше по горам, ротный выделил мне "ординарца" (из взвода Корнилова) для заботы обо мне. О ротном всегда заботился медик Степан. Именно этот заботливый "ординарец" сейчас и сжигал мой драгоценный спальник.
– Ты что делаешь, гад? – заорал я.
– Чтоб "духам" не достался. Я его выбросил, – ответил, глядя мне в глаза, глупо ухмылявшийся солдат-азиат.
– А с чего он "духам" бы достался-то? Сволочь!
– У него замок сломался, и я вам новый трофейный взял. А этот белый – тяжелый, и спать в нем жарко. А зеленый – легкий, новый, хороший! – принялся нахваливать спальник узбек-"ординарец".
– Черт! Подсунул второй взвод дегенерата! Легкий, новый! А зимой что я буду делать в этом легком поролоновом? Он белый, потому что зимний!
Солдат сделал глуповатый вид и хмыкнул носом, закосил глазом в сторону и принялся бочком-бочком линять к костру. Горящий спальник вонял паленым гусиным пухом. Хорошо горел, зараза!
"Эх, пропал подарок моего предшественника!" – подумал я уныло и с досадой плюнул в огонь.
Больше никогда себе в помощь я "ординарцев" не брал.
Подошел Кавун. Ротный посмотрел в костер, заматерился и, успокаивающе похлопав по плечу, отошел в сторону. Вскоре он громко заорал на бойцов:
– Подъем! Хватит сачковать! Начать движение! Первый взвод идет в голове колонны, затем пулеметчики, далее второй и третий. Ник, берешь Дубино и Степана и в замыкании. За нами никого, и "духи" наверняка будут наблюдать за нашим отходом. Не отставать!
Взводный Голубев по примеру минометчиков загрузил на другого коня станины от пулемета и АГСа. Рота двигалась по узкой тропинке все выше и выше и постепенно достигла середины этого серпантина, вьющегося к вершине. В этот момент почти с вершины гребня сорвалась лошадь с минометом и, ударяясь о валуны, полетела в пропасть.
Майор Подорожник принялся крыть матом хитрецов. Командир батареи Вася Степушкин, маленький, худенький, светловолосый капитан, съежился и испуганно вжал голову в плечи. Получив нагоняй, он принялся организовывать экспедицию по подъему минометов – оба миномета просвистели до самого дна ущелья, несясь впереди трупа животного. Солдаты оставили мешки и поспешили вниз и догнали батальон уже на самой вершине. Пришлось Голубеву подчиниться приказу и разгрузить свою лошадь. Эх, нелегко на своем горбу тянуть тяжелое вооружение минометчикам и пулеметчикам…
На привале Подорожник перестроил порядок движения. Теперь тылы уходили первыми, затем вторая и третья роты. А мы опять шли последними.
Замыкал движение разведвзвод. Василий Иванович отходил вместе с нашей ротой и время от времени покрикивал на бойцов, придираясь к каждой мелочи.
– Завидуют! Он-то ничего не нашел. Теперь решил приобщиться к нашему подвигу, быть поближе к "героям", – пошутил ротный и подмигнул мне незаметно.
Наконец после всех спусков и подъемов батальон вышел на высокогорное плато. Между валунов размещалась кривая кошара, за загородкой блеяли овцы, а за кошарой у огромного камня притулилась низенькая хибара, построенная из булыжников и обложенная каменным забором. У низкого входа робко жалась женщина с грудным ребенком, рядом ползали еще пара ребятишек. У забора стоял высокий голубоглазый, чернобородый пуштун и что-то восторженно говорил, приветствуя проходящих бойцов и предлагая лепешки. Ротный взял одну и разломил пополам. И я, и Кавун ответили ему рукопожатием и пошли дальше.
Абориген погладил руки комбата, помахал солдатам и что-то горланил вслед. Едва мы скрылись за холмом, как раздался выстрел, и тут же послышался истеричный, дикий истеричный женский крик. Комбат развернулся и вместе с Айзенбергом побежал назад. Кавун остановил роту, и мы заняли круговую оборону. Мат Подорожника был слышен даже нам. Минут через десять появились разведчики, которых подгонял наш Чапай. Не покладая рук, Подорожник весь путь бил кулаком по голове и пинал ногами какого-то разведчика. Это был наш старый знакомый Тарчук. Перед рейдом было велено доукомплектовать разведвзвод, и он, как бывший спецназовец, попросился к ним. Кавун с радостью преподнес этот "подарок" старшему лейтенанту Пыжу, который не ведал, что это за "данайский дар".
– Сволочь! Убийца! Мерзавец! – белугой ревел майор. – Ты зачем человека убил?!
– Это не человек, а "духа", – пытался что-то промямлить солдат в свое оправдание, но говорить разбитым ртом получалось с трудом.
– Кто приказал стрелять в местного жителя?
– Никто. Отходя с задачи, мы всегда пастухов убивали! Они все на "духов" работают!
– Здесь тебе не спецназ. Это армейский батальон, и ты, гнида, служишь в доблестном первом батальоне. Подонок! Мразь! Убийца!
Солдат стоял и молчал, затравленно глядя исподлобья. Он был испуган и совсем не ожидал такого поворота событий.