Эро . Самое простое дается труднее всего. Считается, что люди хотят быть счастливыми. Какое заблуждение! Они хотят быть несчастными, они этого добиваются во что бы то ни стало. Фараоны и Сезострисы, цари с головами, как у коршуна, и когтями, как у тигра, костры инквизиции, каменные мешки Бастилии, опустошительные и истребительные войны, - вот что им по душе. Чтобы внушить им доверие, нужно окутать себя мраком таинственности. Чтобы внушить им любовь, нужно прибегнуть к бессмысленности страданий. Но разум, терпимость, взаимная любовь, счастье... нет, нет, это все для них оскорбительно!
Камилл . Ты желчен. Надо делать людям добро даже наперекор им самим.
Эро . Нынче все этим занимаются - со средним успехом.
Камилл . Бедная Республика! Что они с тобой сделали? О цветущие деревни, обновленные поля, где воздух стал легче, а дали - прозрачнее с тех пор, как светлый разум своим свежим дыханием согнал с неба Франции пагубные суеверия вместе со старыми готическими святыми!.. Хороводы молодежи, кружащиеся на лужайках, героическое войско - братские сердца, стальная стена, о которую ломаются копья Европы!.. Наслаждение красотою, наслаждение гармоничностью форм, беседы в Портике, благородные Панафинеи, где проходят вереницы девушек с белыми руками, облаченных в легкие одежды!.. Свободная жизнь, радость, торжествующая надо всем, что есть безобразного, лживого, мрачного! Республика Аспазии и прекрасного Алкивиада, что с тобою сталось? Красный колпак, грязная рубаха, хриплый голос, навязчивые идеи маньяка, указка педанта из Арраса!
Эро . Ты афинянин среди варваров, Овидий среди скифов. Ты их не переделаешь.
Камилл . Во всяком случае попытаюсь.
Эро . Только потеряешь время, а может быть, и жизнь.
Камилл . Чего мне бояться?
Эро . Берегись Робеспьера.
Камилл . Я знаю его с детства - друг имеет право говорить все.
Эро . Неприятная истина легче прощается врагу, чем другу.
Люсиль . Молчите! Камилл должен быть великим, он должен спасти отчизну. Кто со мной не согласен, тот не получит шоколада.
Эро (с улыбкой) . Я умолкаю.
Люсиль уходит.
Филиппо Итак, Демулен, ты решил действовать?
Камилл . Да.
Филиппо . В таком случае никаких передышек! Преследуй врагов неустанно, пронзай их пером. Ты предпочитаешь мелкие стычки, а ведь это самое опасное. Ты ограничиваешься тем, что осыпаешь врагов ядовитыми стрелами, - это их еще больше ожесточает. Лучше целься прямо в сердце - покончим с ними разом!
Эро . Друзья мои, я не одобряю вашего замысла, но если уж вы решились, то по крайней мере надо позаботиться о том, чтобы у вас были все шансы на выигрыш. Так вот, чтобы начать войну, еще недостаточно (да простит мне Камилл), еще недостаточно пера Демулена. Народ ничего не читает. Успех "Старого кордельера" ввел вас в заблуждение: до толпы он не доходит, у него совсем особый читатель. Ты, Камилл, это прекрасно знаешь: ты сам недавно жаловался, что на один из его номеров издатель повысил цену до двадцати су. Покупают его такие же, как мы, аристократы. Народ судит обо всем со слов клубных ораторов, а они не за тебя. Сколько бы ты ни распинался и ни украшал свой слог площадной бранью, народ никогда не будет считать тебя своим. Есть только один способ воздействовать на толпу - это бросить в нее Дантоном. Только его громы способны расшевелить весь этот косный людской хаос. Дантону стоит тряхнуть своей гривой - и поднимется Форум. Но Дантон устранился, почил от дел; он покинул Париж, он уже больше не выступает с речами в Конвенте. С ним творится что-то непонятное. Кто-нибудь виделся с ним за последние дни? Где он? Что он делает?
Входят Дантон и Вестерман.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, Дантон, Вестерман.
Дантон . Дантон кутит, Дантон ласкает девочек. Дантон, как Геркулес, отдыхает от своих подвигов за новыми подвигами!
Демулен идет навстречу Дантону и со смехом пожимает ему руку. Вестерман с озабоченным видом стоит в стороне.
Камилл . Геркулес никогда не расстается со своей палицей - ему еще предстоит убить столько чудовищ!
Дантон . Не говори со мной об убийстве! Это слово внушает мне отвращение. Франция дымится от крови, земля пахнет освежеванным мясом, как на бойне. Сейчас я переходил через Сену; солнце садилось; Сена была багровая; казалось, она катит волны человеческой крови. Если и реки наши будут осквернены, то чем же мы их очистим, чем отмоем наши руки? Довольно смертей! Оплодотворим Республику! Пусть новые всходы и новые люди вырастут на почве обновленной отчизны! Будем любить женщин и возделывать наши поля!
Камилл . Пусть некий бог пошлет нам на это досуг! Мы же сейчас рассчитываем на тебя, Дантон.
Дантон . Что вы от меня хотите, дети мои?
Филиппо Чтобы ты помог нам в борьбе!
Дантон . Зачем я вам нужен? Почему все должен делать я? Вечно одна и та же песня! Вот, например, Вестерман. Уж, кажется, человек настоящий! Был на войне; несколько раз спасал отечество; для возбуждения аппетита, прежде чем сесть за стол, всякий раз перерезает кому-нибудь горло. Видите ли, и ему я должен помочь! Прикажете сесть вместо него на коня и взяться за саблю?
Вестерман . Когда нужно будет драться, я никому не уступлю своего места. Выведи меня в поле, вели стереть с лица земли целое войско, и ты увидишь, как я с этим справлюсь. Но разглагольствовать, отвечать в Конвенте этим болтунам, раскрывать грязные делишки комитетской сволочи, которая спит и видит меня погубить, - этого я не умею. В вашем городе я чувствую себя совершенно беспомощным: они целой сворой набрасываются на меня сзади, а я не смей шевельнуться, я должен терпеть все и ничего не имею права предпринять для самозащиты. Неужели вы отдадите меня на растерзание и не заступитесь? Черт бы вас всех побрал! Ведь я же за вас сражался, у нас общие враги. Мое дело - это и ваше дело: твое, Дантон, твое, Филиппо, и ты это прекрасно знаешь!
Филиппо Знаю, Вестерман: якобинцы подняли на тебя бешеный лай за то, что ты, как и я, обличал Росиньоля, Ронсена и всех этих мерзавцев, позорящих армию. Мы тебя не покинем.
Камилл (Дантону) . Надо действовать. Я предоставляю в твое распоряжение свое перо, Вестерман - свою саблю. Веди нас в бой, Дантон. Ты человек закаленный, ты знаешь, как нужно обращаться с толпой, ты изучил стратегию революций, - становись же впереди: нам предстоит еще одно десятое августа.
Дантон . Не сейчас.
Филиппо . Ты сходишь со сцены, тебя начинают забывать. Объявись! Ты по целым неделям сидишь в провинции, - что ты там делаешь?
Дантон . Обнимаю родную землю и, как Антей, черпаю новую силу.
Филиппо . Ты ищешь предлога, чтобы выйти из боя.
Дантон . Я не умею лгать. Ты прав.
Камилл . Что с тобой?
Дантон . Я пресыщен людьми. Меня от них тошнит.
Эро . Для женщин ты, по-видимому, делаешь исключение.
Дантон . Женщины по крайней мере имеют смелость быть тем, что они представляют собой на самом деле, что представляем собою мы все: животными. Они идут прямой дорогой к наслаждению и не лгут при этом самим себе, не прикрывают своих инстинктов плащом разума. А я ненавижу лицемерие всех этих умников, кровожадный идиотизм этих идеалистов, этих диктаторов, которые, сами будучи импотентами, называют развратом откровенность в удовлетворении законных потребностей и притворяются, будто отрицают природу, для того чтобы под флагом добродетели утолять свою чудовищную гордыню и страсть к разрушению. О, быть дикарем, добрым и откровенным дикарем, который готов любить всех, только бы ему оставили место под солнцем!
Камилл . Да, всех нас точит ржа лицемерия.
Дантон . Самого мерзкого лицемерия. Лицемерия с ножом за пазухой. Лицемерия добродетельной гильотины.
Филиппо . Мы снесли голову Капету, как видно, для того, чтобы Тальен, Фуше и Колло д'Эрбуа возродили в Бордо и Лионе времена драгонад!
Камилл . Эти маньяки создали новую религию, светскую и общеобязательную, позволяющую проконсулам вешать, резать, жечь во славу добродетели.
Дантон . Для государства нет ничего опаснее этих людей принципа. Им не важно, делают они добро или зло, им важно всегда быть правыми. Страдания их не трогают. У них одна мораль, одна политика - навязывать свои идеи другим.
Эро (язвительным тоном декламирует) .
Муж честный лишь тогда блаженства миг вкушает,
Когда он у других восторги исторгает...
Люсиль (входит; уловив последние слова, машинально продолжает дальше) .
Сим качеством монах отнюдь не отличался,
Вскочивши на седло, он тут же и помчался, -
Пришпоривает знай святой отец лошадку,
Не думая о том, что - горько ей иль сладко.
Эро . Дьявольщина! Оказывается, вы еще помните то, что учили в школе.
Люсиль . А что же тут особенного? "Девственницу" помнят все.