- Ага. А ты дал ему для этого какой-то повод?
- Я сказал, что моя мама была немка. Но это было до того.
- До того как вы начали пить?
- Да... Я сказал лишь, что не имеет значения, кто у человека мама.
- И когда он хотел пойти в кухню, ты схватил бутылку и ударил его сзади по голове?
- Да...
- Он упал?
- Как подкошенный. У него потекла кровь. И я сказал: ты нацистская свинья, я сейчас покажу тебе.
- И ты продолжил избивать его?
- Я... я испугался. Он был сильнее меня и... Вы не понимаете... все словно кружится вокруг, все видится в красном цвете... Я вообще не соображал, что, собственно, делаю.
У него затряслись плечи.
- Пока достаточно, - сказал Колльберг и выключил магнитофон. Покормите его и спросите у доктора, можно ли дать ему какое-нибудь снотворное.
Полицейский у двери медленно встал, надел фуражку, взял убийцу за руку и вывел из кабинета.
- Ну, пока. Увидимся завтра, - рассеянно бросил Колльберг.
И так же механически записал на листе бумаги, лежащем перед ним: признание сопровождалось плачем.
- Приятный молодой человек, - сказал он.
- Пять раз осужден за преступления, связанные с насилием, - сухо произнес Меландер. - И каждый раз упорно все отрицал. Я очень хорошо его помню.
- Ты настоящая живая картотека, - заметил Колльберг.
Он тяжело встал и устремил взгляд на Мартина Бека.
- Что ты здесь, собственно, делаешь? - спросил он. - Собирайся и уезжай в отпуск, а заботы о преступности в нижних слоях общества переложи на нас. Куда ты, собственно, намерен поехать? На острова?
Мартин Бек кивнул.
- Ты прекрасно поступаешь, - сказал Колльберг. - Наш брат сперва отправляется в Мамаю и там поджаривается. Потом возвращается домой и здесь варится. Жизнь - нелегкая штука. А телефон там есть, а?
- Нет.
- Сенсация. Ну, я иду принимать душ. А тебе лучше исчезнуть как можно скорее.
Мартин Бек задумался. У предложения Колльберга решительно были свои преимущества. Кроме всего прочего, ему удалось бы уехать на день раньше. Он пожал плечами.
- Хорошо, в таком случае, я ухожу. Пока, ребята. Увидимся через месяц.
II
Отпуска у большинства людей уже закончились, и раскаленные августовские улицы Стокгольма снова начали заполнять неудачники, проведшие дождливый июль в палатках, кемпинговых прицепчиках и пансионатах. В последнее время метро снова было набито битком, однако на этот раз Мартин Бек ехал посреди рабочего дня и оказался в вагоне почти в одиночестве. Он сидел у окна, смотрел на пыльные зеленые листья снаружи и радовался, что у него тоже наконец-то начинается отпуск.
Его семья уже почти целый месяц отдыхала на островах. В этом году им повезло, так как удалось поселиться в домике, стоящем особняком на маленьком островке посреди архипелага в морском заливе к востоку от Стокгольма. Домик принадлежал какой-то дальней родственнице его жены, а поскольку родственница уехала на лето за границу, они могли оставаться в нем до начала школьного учебного года.
Мартин Бек вошел в пустую квартиру, сразу же направился в кухню, достал из холодильника бутылку пива, выключил холодильник и положил формочку со льдом в мойку. Он выпил пива, не отходя от мойки, и взял бутылку с собой в спальню. Разделся и в нижнем белье вышел на балкон. Уселся на солнышке, положил ноги на перила, и медленно допил остаток пива из бутылки. Жара стояла почти невыносимая, и, опорожнив бутылку, он встал и вернулся в относительную прохладу квартиры.
Он взглянул на часы. Пароход отплывает через два часа. Островок находился в центральной части архипелага, и сообщение с городом обеспечивал один из последних, доживающих свой век, пароходиков. Мартин Бек считал, что во всем отпуске это наибольший выигрыш.
Он пошел в кухню и поставил пивную бутылку на пол в кладовке.