Дверь открылась. Гоуска попятился, почти теряя сознание: перед ним в изящном платье стояла Эльвира Эрман.
– Заходите, заходите, дорогой пан Гоуска. Что вас так смутило?
– Я… я… – невнятно лепетал гость, – я полагал увидеть господина…
– Прэна, – закончила Эльвира.
– Совершенно верно.
– Вы не ошиблись, заходите. Я его жена.
Снимая в прихожей пальто, Гоуска не мог скрыть своего удивления столь неожиданным замужеством Эльвиры – женщины, с которой в прошлом он был очень близко знаком.
Проведя Гоуску в гостиную, Эльвира с охотой удовлетворила его любопытство. Вот как это произошло. Прэна она знала еще до войны. Они часто встречались и были дружны. Но замуж за него она вышла только в сорок четвертом году.
– А где же ваш брат? – спросил Гоуска.
– Не знаю. С сорок пятого года не имею никаких известий. Я допускаю, что он погиб.
По тону, каким это было сказано, Гоуска мог понять, что исчезновение родного брата не слишком опечалило сестру.
Эльвира ему не понравилась. Красота ее поблекла, цвет лица погрубел и утерял былую свежесть. На висках проступила желтизна.
– Я, изменилась? Скажите правду, – сказала Эльвира.
– Если вы и изменились, то только в лучшую сторону, – с галантным поклоном ответил Гоуска. – А я?
– Чуть-чуть пополнели. Но это вам идет. Толстеньким вы нравитесь мне больше.
– Рад слышать это от вас, – еще раз поклонился Гоуска и грустно улыбнулся.
Эльвира принесла бутылку вина и фрукты.
Пока они перебирали прошлое, появился Прэн и с ним мужчина, назвавший себя Сойером.
Прэн встретил Гоуску дружелюбно, почти радушно, как старого друга.
– Вы не боитесь, что в Праге вас могут потревожить, как коллаборациониста? – спросил он с улыбкой.
– Что вы! – дернулся Гоуска. – Почему? Как это может быть? Нет, нет, никаких неприятностей я не жду. С вами я могу быть вполне откровенен: перед чехами я чист и свят, как новорожденный младенец.
Прэн громко расхохотался, откидывая голову назад; при этом его кадык запрыгал так, будто Прэн пил воду.
Сойер не смеялся. Почти резко он заметил:
– Откровенным быть не обязательно. Откровенность – это, пожалуй, самая меньшая добродетель разведчика.
Готовый ответить шуткой, Гоуска погасил улыбку – в данном случае она была неуместна. В голове мелькнуло: "Конечно, они все знают обо мне, подлецы".
Сойер почему-то вызвал в Гоуске чувство непреодолимой антипатии. Это был малорослый, плотно упитанный человек с крохотными бледно-голубыми глазами, с головой лысой, как колено. Всем видом своим он напоминал бюргера. За каждым его словом Гоуска угадывал скрытую желчность и раздражительность. Каждая черточка его лица, его жесты, мимика выражали презрение и брезгливость к людям. От него веяло равнодушием.
"И зачем он здесь торчит? – досадовал Гоуска. – Неужели и в таком негласном деле нельзя обойтись без свидетелей?"
И он был немало удивлен, когда Прэн и Эльвира, не сказав ни слова, вышли из комнаты и оставили его с глазу на глаз с Сойером.
После минуткой паузы Сойер сухо предложил:
– Давайте поговорим о деле.
Все прояснилось. Значит, с Сойером, а не с Прэном Гоуска будет связан по работе.
Несколько коротких вопросов американца убедили Гоуску, что Сойер хорошо осведомлен обо всех его обстоятельствах.
– С особняком, надеюсь, все утряслось? – спросил Сойер.
– Да.
– Службу получили?
– Получил.
– Встречаться будете со мной. О существовании Прэна и Эльвиры забудьте. Считайте, что их нет в Праге.
Гоуска кивнул головой.
Сойер остановил на нем свой презрительный взгляд и продолжал вопросы:
– Господин Борн поручил вам побывать в Злине и Пльзене?
– Да. Его интересует состояние комбинатов Бати и Шкоды. Данные о том, как они восстанавливаются и какого уровня достиг выпуск продукции, он просил подготовить к его приезду. Но когда господин Борн приедет, он не сказал.
Сойер посоветовал не откладывать поездки. Он поинтересовался:
– А личные ваши коммерческие дела в Швейцарии вы свернули?
Гоуска ответил не сразу. Вначале он хотел отделаться общей фразой, но передумал и решил быть откровенным.
– Должен признаться, у меня ничего там не получилось. Я ограничился тем, что пристроил свой небольшой капитал под выгодные проценты. Видите ли, в чем дело: все карты путает план Маршалла. Ваши земляки забили все города Швейцарии своими товарами, и швейцарцы только ахают и стонут. Они не могут выдержать конкуренции. Я сунулся в текстильную промышленность, в табачную – везде такая же картина. Наконец я затеял деловые переговоры с администрацией заводов "Испано-Суиза", но и эти переговоры пришлось прервать. Автомобильные промышленники страдают от ваших машин не меньше, чем виноделы от "Кока-кола".
Сойер и глазом не повел в ответ на разглагольствования Гоуски. Возможно, они его удовлетворили. Сойер перешел к другим вопросам.
Он сказал, что сейчас, в связи с постигшим страну неурожаем, следует все усилия направить на увеличение затруднений. Практически этого можно добиться путем дезорганизации рынка, перекачки товаров и продуктов из государственного сектора в частный, путем поощрения спекуляции, порчи зерновых и фуражных запасов. Сейчас в Праге широко развертывается торговая сеть кооператива "Братство". Надо заняться этим кооперативом. На первых порах желательно сокращать наряды на фонды, выделяемые кооперативу, и перекачивать их на черный рынок. Снабжение населения – это мощный рычаг. При умелом пользовании им всегда можно повернуть политику в ту или в другую сторону.
– В помощь вам я выделяю трех проверенных на практической работе людей, и начинайте действовать, – сказал Сойер. – А дополнительные кадры вы создавайте уже на свой риск и страх. У вас широкие связи.
– Не жалуюсь. Кое-кого я уже встретил.
– Тем лучше. Только не медлите.
Последнее требование Гоуске не понравилось. Он не привык пороть горячку. Чтобы раз и навсегда определить свое положение, он сдержанно, но твердо заявил:
– Только прошу не подгонять меня. Люди, господин Сойер, скроены не на один аршин. На одних полезно покрикивать, а у других от крика все валится из рук. Им нужна поддержка, одобрение, и тогда они готовы горы свернуть. Я отношу себя к числу последних.
Сойер пропустил эту сентенцию мимо ушей.
– Вам господин Борн выдал деньги?
– Да.
– Когда еще понадобятся, скажете мне.
Гоуска оживился и потер ладонью о ладонь. В его глазах появился давно утраченный блеск.
Беседа продолжалась. Гоуска условным кодом занес в записную книжку адреса и фамилии лиц, которых Сойер выделил ему в помощь. Договорились о следующей встрече.
Потом Сойер пригласил Прэна, и тот проводил Гоуску через черный ход во двор, откуда Гоуска выбрался на набережную.
2
После ухода коммерсанта между Сойером и Прэном завязался деловой разговор.
– Ну, какие сведения вам удалось собрать о Франце Лишке? – спросил Сойер.
Прэн рассказал. Лишка – инженер, специалист по эксплуатации сельскохозяйственных машин, работает сейчас в министерстве земледелия, в Главном управлении машинно-тракторных станций. Образование получил в Германии. В прошлом социал-демократ. Ориентировался всегда на правое крыло партии, но в тридцать шестом году примкнул к троцкисту Нейману. В тридцать девятом году упорно добивался визы на въезд в Америку, но так и не добился. Остался в протекторате. Потом перебрался в Словакию, где работал в имении своего дальнего родственника по матери, некоего Пофача. В период словацкого восстания сделал резкий крен влево и примкнул к повстанцам. Тогда же по рекомендации Сланского вошел в коммунистическую партию. Сейчас не на плохом счету.
– Это все?
– Пока все.
– Вы его видели когда-нибудь? – спросил Сойер.
– Один раз, только издали. Но хорошо запомнил. У него характерная физиономия. Очень похож на борца-профессионала среднего веса.
Сойер сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда фотокарточку кабинетного размера, наклеенную на картон. Он подал ее Прэну.
– Узнаете?
– Да, это он.
На фото были изображены трое: пожилой мужчина с тяжелым лицом и узеньким лбом, миловидная пышноволосая женщина и мальчик лет четырех.
– Семья? – спросил Прэн.
– Да, жена и ребенок. Говорят, у жены довольно шаткое прошлое. Она вертелась в кругу артистов или сама была актрисой, пока не выяснено. О себе она рассказывает неохотно.
Прэн пристально разглядывал незнакомое лицо сравнительно молодой еще женщины. Нет, он никогда ее не встречал.
– Может быть, ее знает Эльвира? – спросил он и позвал жену.
Эльвира, взглянув на фото, улыбнулась.
– Роза! Как к вам попал этот снимок?
Вместо ответа Сойер задал встречный вопрос:
– Вы ее знаете?
– Конечно.
– Кто же эта сирена? Она довольно интересна.
– Не так интересна, как грешна. Я ее знаю под именем Розы. Фамилии не помню, да, наверно, и никогда не знала. До войны она была подругой одного крупного пражского коммерсанта и долго водила его за нос. Ходили слухи, что коммерсант хочет затеять бракоразводный процесс со своей старой женой, чтобы взять в жены Розу. Потом эти слухи затихли, и я встречала ее одну.
– Все, что касается этой особы, нас сильно интересует, – оживился Сойер. – И я очень попрошу вас вспомнить и рассказать нам поподробнее, как вы с ней познакомились, какие между вами были отношения, как часто вы с ней встречались.
Эльвира, держа в руках фотокарточку, села к столу.