Из леса мы вышли к полям, переходящим в пойму, что в свою очередь сливалась с рекой, где к западу от нас на широкой полосе серебристой воды покачивался флот. Двадцать-тридцать кораблей, может, и больше - нельзя точно сосчитать, так тесно они стояли. Но даже издали я заметил, что носы украшают излюбленные животные норманнов- орлы, драконы, змеи и волки.
- Матерь божья, - вырвалось у пораженного Финана.
Теперь мы поспешили, поскакав по коровьей тропке, что вилась вдоль крутого южного берега реки. Ветер дул в лицо, налетал порывами, поднимая рябь на Мерзе. Брунанбург мы еще не видели, поскольку тот лежал за лесистым холмом, но внезапное движение у кромки леса выдало присутствие людей, и два моих разведчика повернули лошадей и во весь опор поскакали к нам. Кто бы ни насторожил моих людей, он уже скрылся в густой весенней листве, и мгновением спустя в серой дымке рассвета заунывно протрубил рог.
- Это не форт горит, - неуверенно протянул Финан.
Вместо ответа я свернул с дороги в сторону от реки, по тучному пастбищу. Подъехали два разведчика, копыта их лошадей взбивали комья влажной земли.
- Господин, в лесу люди! - прокричал один. - С два десятка точно, может и больше!
- И готовы к драке, - добавил второй.
- Готовы к драке? - переспросил Финан.
- Щиты, шлемы, оружие, - пояснил тот.
Я повел шестьдесят своих воинов на юг. От Брунанбурга нас отделяла полоска молодого леса, и если там поджидали враги, то они несомненно перегородили дорогу. Если бы мы последовали по дороге, то могли бы прямиком налететь на стену из щитов посреди леса, но свернув от реки, я вынуждал врагов двигаться и сломать строй. Так что я ускорил темп, переведя лошадь на легкий галоп. Слева от меня ехал сын.
- Это не форт горит! - прокричал он.
Дым редел. Он по-прежнему вился из-за леса серым пятном, сливаясь с низко нависшими облаками. Казалось, он шел от реки, и я подозревал, что сын с Финаном правы, горит не форт, а скорее наш флот. Наши корабли. Но как неприятелю удалось добраться до кораблей? Днем их заметили бы, и защитники форта, взойдя на корабли, сразились бы с врагом. А ночью подойти было невозможно. Мерз обмелел и изобиловал поймами; ни один кормчий не мог надеяться провести корабль так далеко темной безлунной ночью.
- Это не форт! - повторил Утред. Он произнес это с облегчением, но я уже опасался, что форт пал, и теперь его крепкие дубовые стены защищают орду викингов. Зачем им сжигать то, что с легкостью можно отстоять?
Дорога поднималась в гору. Среди деревьев я не видел врагов. Но это еще не значило, что их там нет. Сколько их? Тридцать кораблей? С легкостью могло набраться до тысячи, и они наверняка знают, что мы выехали из Честера. Будь я предводителем врагов, поджидал бы как раз за деревьями. А значит, мне следовало замедлить наступление и вновь выслать вперед разведчиков, но вместо этого я бросил лошадь вперед.
Щит висел у меня на спине, и я оставил его там, лишь слегка потянул из ножен Вздох Змея. Я был зол и беспечен, но чутье подсказывало, что враги ждут не за лесом. Они могли поджидать на дороге, но свернув от реки, я почти не оставил им времени встать в стену из щитов на возвышенности. Полоска леса еще скрывала происходившее за ней, и повернув лошадь, я вновь направился на запад. Влетев в листву, я нырнул под веткой и предоставил лошади самой выбирать путь среди деревьев. Проскочив лес, я натянул поводья и, медленно осматриваясь, остановился.
Никаких врагов.
Мои люди, продравшись сквозь подлесок, остановились за моей спиной.
- Хвала Иисусу, - сказал Финан.
Форт не захватили. Над его укреплениями все еще развевался белый конь Мерсии, а подле него - гусь Этельфлед. Свисало со стен и третье знамя - новый стяг, что я приказал сшить жительницам Честера. На нем красовался дракон Уэссекса, в занесенной лапе он сжимал молнию. То была эмблема принца Этельстана. Мальчишка просил себе на знамя христианский крест, но вместо него я приказал вышить молнию.
Я звал Этельстана мальчишкой, но он уже возмужал, ему исполнилось то ли четырнадцать, то ли пятнадцать. Он стал выше, а мальчишеское озорство умерил жизненный опыт. Кое-кто желал Этельстану смерти, и он знал об этом, отчего его взгляд стал настороженным. Был он и привлекателен, если верить Эдит - на суровом лице, под черными, как вороново крыло, волосами, светились серые, цепкие глаза. Я звал его принцем Этельстаном, те же, кто желал ему смерти, звали бастардом.
И многие верили этой лжи. Этельстан родился от красивой кентской девушки, которая умерла при родах, отцом же был Эдуард - сын короля Альфреда, теперь и сам король Уэссекса. После этого Эдуард женился на западной саксонке, и у него родился второй сын, что превратило Этельстана в неудобство, особенно когда прошел слух, что Этельстан вовсе не бастард, поскольку Эдуард тайно обвенчался с девушкой из Кента. Так или иначе, хоть у меня и имелись веские основания верить в реальность первого брака, они не многое меняли, потому что для большинства подданных отцовского королевства Этельстан стал нежеланным сыном. В отличие от остальных детей Эдуарда, его не воспитывали в Винтанкестре, а сослали в Мерсию.
Эдуард прикидывался любящим отцом, но пренебрегал мальчиком, да и по правдe говоря, Этельстан стал помехой. Он был старшим сыном короля, этелингом, но имел сводного младшего брата, чья мстительная мать желала Этельстану смерти, поскольку тот стоял между её сыном и троном Уэссекса. Мне нравился Этельстан. Настолько, что я желал мальчику добиться престола, принадлежащего ему по праву рождения. Но чтобы стать королем, сперва требовалось научиться ответственности, поэтому я отдал под его командование форт и флот Брунанбурга.
А теперь флот пропал. Сгорел. Остовы кораблей курились подле обугленных останков причала, на строительство которого мы потратили целый год. Мы забивали сваи из вяза глубоко в отмель, пока не пробились за линию мелководья, чтобы создать пристань, где наш военный флот мог всегда стоять наготове. А теперь пристань пропала вместе со стройными кораблями с высокими носами. Четыре из них засели на отмели и все еще дымились, остальные же чернели остовами на мелководье. Три корабля с драконьими головами стояли на якоре возле обугленных свай. Прямо за ними находились пять кораблей, команды которых работали веслами, чтобы удержаться против течения и отлива. Остальная часть вражеского флота разместилась в полумиле вверх по течению.
А на берегу между нами и сгоревшей пристанью стояли воины. Воины в кольчугах, со щитами и шлемами, с копьями и мечами. Норманны, пожалуй, сотни две, сгоняли тот немногочисленный скот, что смогли найти, в сторону реки, где забивали животных, оттуда легко было уносить мясо. Я бросил взгляд на форт. Этельстан командовал гарнизоном из ста пятидесяти воинов, и я заметил, что они усеяли укрепления, но не пытались воспрепятствовать отходу врага.
- Давайте убьём выродков, - сказал я.
- Господин? - переспросил Финан, обеспокоенный многочисленностью врага.
- Они побегут, - сказал я. - Им захочется под защиту кораблей, они не станут сражаться на берегу.
Я обнажил Вздох Змея. Норманны, сошедшие на берег, все были пешими и к тому же разбрелись. Большинство стояло подле обращенной к суше стороны пристани, где они легко могли построиться в стену из щитов, но десятки остальных возились со скотом. На них я и направил свой удар.
Я был зол. Я командовал силами Честера, куда входил и гарнизон Брунанбурга. Он был внешним фортом, его застали врасплох, сожгли флот, и теперь я был зол. И жаждал крови на рассвете. Я поцеловал рукоять Вздоха Змея, пришпорил лошадь, и мы галопом помчались по пологому склону с обнаженными мечами и выставленными копьями. Хотелось бы мне иметь при себе копье, но теперь уже было поздно сожалеть. Погонщики скота заметили нас и попытались убежать, но они находились на илистой отмели, скотина заметалась, а наши копыта гулко били по влажной земле. Больша́я группа врагов у обугленных остатков причала на берегу строилась в стену из щитов, но я не собирался с ними сражаться.
- Мне нужны пленники! - крикнул я своим воинам. - Пленники!
Один из кораблей норманнов направился к берегу, то ли чтобы выслать находящимся на берегу подкрепление, то ли забрать их. Мириады белых птиц взметнулись с серой воды, с криками и воплями закружили над пастбищем, где построилась стена из щитов. Я заметил знамя над сомкнувшимися щитами, но времени разглядывать стяг у меня не было, поскольку моя лошадь неслась через дорогу, к берегу реки и отливу.
- Пленники! Я проскакал мимо забитого бычка, чья кровь густо темнела на фоне грязи. Норманны начали его свежевать, но сбежали, и теперь я ворвался в ряды беглецов. Вздохом Змея я плашмя ударил одного, сбил наземь и развернулся.
Конь поскользнулся в грязи, встал на дыбы, и стоило ему опуститься, как я использовал это движение, чтобы вонзить Вздох Змея в грудь второму норманну. Клинок пробил ему плечо, вошел глубже, и кровь запузырилась у врага на губах. Я пришпорил жеребца, чтобы высвободить тяжелый клинок из умирающего. Мимо пронесся Финан, за ним промчался мой сын, низко держа свой Воронов Клюв, он перегнулся с седла, чтобы пронзить в спину очередного беглеца. Норманн с бешеным взглядом метнул в меня топор, от которого я легко увернулся, а острие копья Берга Скаллагримрсона пронзило ему спину, и кишки, сверкнув брызгами крови, выскочили из живота. Берг скакал с обнаженной головой - его светлые и длинные, как у женщины, волосы украшали костяшки и ленты. Он ухмыльнулся мне, выпустив ясеневое древко копья, и обнажил меч.
- Попортил я ему кольчугу, господин!
- Мне нужны пленники, Берг!