– Что принимает больной?
– Ничего, – коротко ответила Божена.
– Противостолбнячный укол делали?
Лукаш отрицательно покачал головой.
– Странно… – Нерич опять поднял плечи. – Почему вас сразу не отвезли в больницу?
На губах Лукаша проскользнула тень улыбки.
– Дорогое удовольствие, господин доктор, и потом…
– Что потом?
– Ранение связано с небольшим происшествием… Вмешается полиция, а я этого не хочу.
Ответ не удовлетворил Нерича. Он встал со стула, энергично потер подбородок и мягко, но решительно сказал, повернувшись к Божене:
– Я вашего отца отвезу сейчас в свою клинику, к профессору Лернэ, в Карловы Вары.
– Что вы! – вырвалось у девушки.
– Не понимаю, что вас удивляет.
"И в самом деле… почему ее отцу не лечиться у профессора Лернэ? Но сколько это будет стоить?"
– Это будет дорого стоить… Мы не можем…
– Не тревожьтесь. Вам не придется платить. Я все устрою, – сказал Нерич.
– Если так, то мы должны… – нерешительно проговорила Божена.
– Что должны? – Лукаш повернул голову к дочери.
– Поблагодарить господина Нерича. Ведь тебе будет хорошо, отец.
– Я никуда не поеду, – негромко сказал Лукаш.
Антонин Слива хотел вмешаться, но не успел. Божена бросилась к кровати, упала на колени и, схватив руку отца, стала просить в слезах:
– Родной мой… отец… Ты же любишь меня?.. Сделай то, что я прошу… – Она целовала его жилистую сильную руку, прижималась к ней щекой.
Лукаш нахмурился. Оценивающими, пытливыми глазами он посмотрел на врача, на Антонина Сливу. Неричу показалось, что эти глаза проникают к нему в самую душу.
Мужчины стояли в ожидании.
– Хорошо, – сказал Лукаш, – я согласен. Но в Карловы Вары не поеду. В Праге тоже есть больницы.
– Сейчас я сбегаю за машиной и отвезу вас, – вызвался Антонин.
– У меня своя машина, – предупредил Нерич. – Собирайтесь. Если не хотите ко мне, я вас доставлю в любую больницу.
Антонин помог Божене одеть отца. Лукаш с трудом держался, придерживаясь руками за спинку кровати. Божена подошла к Неричу.
– Как я вам благодарна! – проговорила она.
– Стоит ли об этом говорить? Это мой долг, Божена. Отец через неделю вернется совершенно здоровым.
– Можно мне его проводить?
– Конечно.
Нерич и Антонин посадили Лукаша на заднее сиденье, и Божена с мольбой в голосе попросила Антонина:
– Антонин, дорогой, поедем с нами!
– Я готов, – скромно ответил юноша и мельком посмотрел на Нерича.
– Прошу, места всем хватит, – пригласил Милаш.
Но в душе у него шевельнулось недовольство: этот юноша, скромный и решительный, казался ему опасным; несомненно, он имеет влияние на Божену. Девушка села рядом с отцом, поддерживая его за плечи. Антонин устроился возле Нерича.
Молчание нарушил Антонин. Он возмущенно сказал, что над стадионом, где проходил сокольский слет, барражировали истребители. На этом слете участвовала и делегация Югославии – земляки Нерича.
– Тяжелые времена наступают для славян, – тихо отозвался Лукаш.
Нерич прервал его:
– Вы не пересиливайте себя. Поправитесь – тогда поговорим.
Лукаш замолчал.
Но Антонину такого совета Нерич подать не мог, и юноша говорил без умолку. На чем свет стоит он клял Гитлера, Гейнлейна, досталось от него Бенешу, Годже, Берану, Прейсу. Нелестно отозвался Антонин об англичанах и французах, назвал двурушником лорда Ренсимена. Свои симпатии юноша отдавал Советскому Союзу. Тут же выяснилось, что год назад в составе рабочей делегации он был в СССР.
Нерич искоса поглядывал на Антонина. С каждым словом юноши Нерич настораживался все больше. Не нравилось энергичное лицо Антонина и не нравилась смелость его слов, его горячность, задор, самоуверенность.
"Этот на все пойдет", – отметил Нерич про себя. И спросил Антонина в упор:
– Вы коммунист?
Юноша отрицательно качнул головой.
– К сожалению, пока беспартийный. Вы почему спрашиваете?
Ответа не последовало. Машина остановилась около больницы. Нерич вылез из-за руля.
– Прошу минутку подождать меня, – сказал он.
Уже рассвело. Улицы города оживлялись. Появились женщины с базарными сумками и корзинками.
Вскоре Нерич вернулся в сопровождении двух санитарок. Лукаша положили на носилки. Антонин на прощанье пожал ему руку, Божена поцеловала отца в лоб.
– Поправляйся!
– А ты береги себя, – сказал Лукаш, и глаза его потеплели.
Глава шестая
Сдерживая накипевшую злобу, Обермейер читал ответ штандартенфюрера СС фон Термица на свои два последние письма.
"Уважаемый Эгер! – писал штандартенфюрер. – С планом ваших действий я не согласен. Вашу инициативу не одобряю. Вы идете по линии наименьшего сопротивления, а ситуация в вашей зоне требует активных действий. Вы занялись "дедушкой". Кто вас просил об этом? Кто вам сказал, что он для нас опасен? Почему вы вдруг решили отложить в сторону все текущие дела? Не мешайте ему. Не путайтесь у него под ногами. Направьте все усилия на подрыв влияния коммунистов и разложение организуемого ими народного фронта. Я опасаюсь, что вы смотрите в стекла перевернутого бинокля и не видите, что творится у вас под носом. Вы должны понимать, что волна демонстраций и митингов, захлестнувшая страну, очень неприятна для нас, а вы остаетесь пассивным наблюдателем. Продумайте возможности и средства ликвидации актива компартии, используйте направленных к вам людей, попытайтесь схватить и доставить к нам одного-двух членов так называемого политического бюро ЦК. Нам известно, что сейчас они разъезжают по крупным центрам и выступают открыто. Организуйте инциденты, конфликты, провокации. Активизируйте связи в "кухне" Махника, путайте карты русским в бюро доктора Крофты.
Вот план ваших действий. Фон Термиц.
P. S. Приобретение "Дравы" отношу к вашим успехам. Смелее направляйте его действия в русло наших интересов. Но осторожнее с Эльвирой. Могут быть большие неприятности. Вы рискуете многим".
Обермейер чиркнул спичкой и на огне сжег письмо. И дернул же его черт написать штандартенфюреру об этом лорде Ренсимене! Чего доброго, он и в самом деле считает его, Обермейера, безнадежным глупцом… Но откуда же он мог знать, что Ренсимена следует оставить в покое? Догадаться самому? Это не так просто. Штандартенфюрер должен был предупредить его заранее.
Обермейер шумно вздохнул и, поднявшись из-за стола, крупными шагами стал ходить по комнате.
Звонок известил о том, что явился посетитель. Обермейер взглянул на часы. Половина третьего ночи. Кто мог пожаловать так поздно? Вошел Нерич.
– Не ждал тебя. Садись! Что-нибудь срочное? – спросил Обермейер.
Нерич молча протянул ему очередное письмо, полученное из Белграда.
Обермейер читал, стоя посреди комнаты. Нерич смотрел на его неуклюжую, нескладную фигуру и думал о том, что лишь обращение на "ты" напоминает теперь об их прежней дружбе. Остальное ушло. После каждой новой встречи Обермейер держался все официальнее и суше. При каждом удобном случае он подчеркивал свое превосходство, не имея к этому никаких оснований, старался показать себя хозяином положения и не терпел возражений.
– Далеко заглядывают твои земляки, – сказал Обермейер, прочтя письмо. – Поняли, что скоро единственным средством связи для них останется только радио. Ты снял копию?
– Да, конечно, – Нерич подал фотокопию письма.
Прежде чем возвратить оригинал, Обермейер сличил его с копией.
– Кстати, в отношении англичан тебе никаких указаний не дано?
– Ты же читал все письма!
– Да… Правильно. А как думаешь, зачем сюда пожаловал Ренсимен?
– Хм… – Нерич усмехнулся. – Это ясно каждому.
– Именно?
– Он приехал забить последний гвоздь в крышку гроба, в который уложили Чехословакию. После этого гроб можно тащить на кладбище.
– Ты прав, – заметил Обермейер и подумал: "Нерич рассуждает неглупо".
Обермейер сел и пригласил Нерича последовать его примеру.
По давней привычке, вошедшей в плоть и кровь, Обермейер расположился спиной к свету, и Нерич почти не видел его глаз, укрытых в глубоких впадинах. Свет лампы падал прямо на лицо Нерича.
Мориц пристально наблюдал за ним, раздумывая, почему это его друг за последнее время помрачнел и осунулся. И сейчас он явно не в своей тарелке. Конечно, Обермейеру наплевать на душевные переживания Нерича. Он заставит этого серба поступать так, как это выгодно Обермейеру. Нужно найти короткий способ активизировать Нерича и, как выразился штандартенфюрер, смелее направить его действия "в русло наших интересов". Нерич аккуратно передает белградские письма, и Обермейер полностью в курсе дел и интересов югославской секретной службы. Но этого теперь мало. Безусловно, у Нерича есть люди, с которыми он работает. Их надо использовать для гестапо.
Надеяться на то, что Нерич выдаст всю агентурную сеть, наивно. При соответствующем нажиме он, конечно, выдаст одного-двух агентов, а про остальных умолчит. И Обермейер не сможет его проверить. Надо попытаться использовать кадры Нерича "втемную".
– Вот что, дружище, – нарушил молчание Обермейер, – нет ли у тебя надежных людей, которые готовы пойти в огонь и в воду?
Нерич пожал плечами, думая: "Тут ты меня не обойдешь! Не выйдет!"
Обермейер ждал ответа, и глаза его говорили: "Не пытайся вывернуться, я тебя вижу насквозь".
Нерич отрицательно покачал головой.
– Если не твоих в буквальном смысле слова, то, может быть, найдутся просто надежные люди? Например, среди коммунистов с подмоченной репутацией.
Нерич снова покачал головой.