- Хотелось бы мне увидеть дракона, - задумчиво вздохнул Берг.
- Это было бы последним, что ты увидишь в жизни, - заметил Утред-младший.
Не знаю, существуют ли драконы. Я никогда их не видел. Отец рассказывал, что они жили в высоких холмах и пожирали крупный скот и овец, но Беокка, один из священников отца и мой наставник в детстве, был уверен, что все драконы спят глубоко в земле.
- Они - создания сатаны, - говорил он мне, - и прячутся глубоко под землей в ожидании последних дней. И когда протрубит ангел, возвещая второе пришествие Христа, они вырвутся из-под земли как демоны! Они будут сражаться! Их крылья заслонят солнце, дыхание опалит землю, а пламя сожжет праведников!
- Так мы все умрем?
- Нет, нет, нет! Мы сразимся с ними!
- И как же ты сразишься с драконом? - спросил я.
- С молитвой на устах, мой мальчик, с молитвой.
- Значит, мы все умрем, - сказал я тогда, и Беокка отвесил мне подзатыльник.
А теперь эти четыре корабля привезли драконью икру в Беббанбург. Мой двоюродный брат знал, что я могу напасть в любой момент. Многие годы он жил в безопасности под защитой неприступной крепости и королей Нортумбрии. Эти короли были моими врагами, и чтобы атаковать Беббанбург, мне пришлось бы с боями пробиваться через всю Нортумбрию и победить армии датчан и норвежцев, которые бы собрались на защиту своей земли. Но теперь королем Эофервика стал мой зять, моя дочь была его королевой, язычники Нортумбрии стали моими друзьями, а я мог беспрепятственно проскакать от границ Мерсии до стен Беббанбурга.
Целый месяц я пользовался этой свободой, разъезжая по пастбищам кузена, грабя его фермы, убивая его людей, угоняя скот и красуясь под его стенами. Мой двоюродный брат не появлялся, чтобы сразиться со мной, предпочитая отсиживаться в безопасности за грозными валами, но теперь он собирал воинов. Тех воинов, что переносили щиты и оружие на берег, наверняка наняли для защиты Беббанбурга. До меня доходили слухи, что двоюродный братец готов платить золотом за таких людей, и теперь мы наблюдали их прибытие. Теперь они здесь.
- Нас больше, - заметил мой сын.
У меня было около двух сотен воинов, разбивших лагерь в холмах к западу, так что да, если дело дойдет до битвы, то нас больше, чем вновь прибывших, разве что только если мой двоюродный брат не прибавит к ним силы своего гарнизона. Теперь в его распоряжении находилось более четырехсот копий, и жизнь действительно усложнилась.
- Спустимся вниз, чтобы их встретить, - сказал я.
- Вниз? - удивился Берг. Сегодня нас было только шесть десятков, даже вполовину меньше, чем норвежцев.
- Мы должны узнать, кто они, - ответил я, - прежде чем убьем. Это просто вежливость. - Я указал на согнутое ветром дерево. - Рорик! Отрежь-ка ветку от этого граба и держи её, как знамя. - Я повысил голос, чтобы меня могли услышать все мои люди: - Перевернуть щиты!
Я подождал, пока Рорик не отрубит ветку, символ переговоров, а мои воины не перевернут щиты с волчьими головами вверх тормашками, а потом пустил Тинтрига, своего темного жеребца, шагом вниз по склону. Мы двигались не спеша. Я хотел убедить чужаков, что мы пришли с миром.
Вновь прибывшие отправились нам навстречу. Дюжина воинов в сопровождении всадников моего кузена тащились по пастбищу, где в зарослях чертополоха паслись деревенские козы. Всадников возглавлял Вальдере с лучшими воинами Беббанбурга, я встретился с ним всего две недели назад. Он пришел в мой лагерь в западных холмах с горсткой воинов, зеленой веткой в руках и наглым требованием, чтобы мы убирались с земли моего кузена, пока нас не перебили.
Я посмеялся над этим предложением и унизил Вальдере, но я знал, что это опасный и опытный воин, много раз проливавший кровь в битвах со скоттами-мародерами. Как и я, он был в медвежьем плаще, а слева свисал тяжелый меч. Его плоское лицо обрамлял железный шлем, увенчанный орлиным когтем. Короткая седая борода, угрюмые серые глаза, а рот - просто широкая прорезь, не созданная для улыбок. У него на щите красовался такой же символ, как и у меня: серая волчья голова. Это символ Беббанбурга, и я никогда не отказывался от него. Вальдере поднял руку в перчатке, чтобы остановить следовавших за ним воинов, и пришпорил лошадь, приблизившись ко мне на несколько шагов.
- Ты пришёл сдаться? - спросил он.
- Позабыл твое имя, - сказал я.
- Обычно дерьмо выходит у людей из задниц, - отозвался он, - а у тебя прямо изо рта.
- Мать родила тебя через задницу, - сказал я, - от тебя до сих пор несет дерьмом.
Оскорбления - привычное дело. Нельзя наброситься на врага, перед этим его не обругав. Мы поносим друг друга, а потом деремся, хотя я сомневался, что сегодня понадобится обнажать мечи. Но нужно хотя бы сделать вид.
- Я сосчитаю до двадцати, и мы атакуем, - грозился Вальдере.
- Но я пришел с миром, - я помахал веткой.
- Я сосчитаю до двухсот, - ответил Вальдере.
- Но у тебя же только десять пальцев, - вмешался сын, и мои воины захохотали.
- До двухсот, - гаркнул Вальдере, - а потом я засуну эту ветвь мира тебе в задницу.
- А ты кто такой? - обратился я к человеку, поднимающемуся по склону к Вальдере.
Я посчитал его предводителем чужаков. Он был высоким и белокожим, с копной соломенного цвета волос, забранных с высокого лба назад, на спину. Одет богато, на шее золотое ожерелье, на руках - золотые браслеты. Пряжка на ремне тоже из золота, золотом сияла и крестовина на рукояти меча. Ему было, наверное, лет тридцать. Широкоплечий, лицо вытянутое, очень светлые глаза и татуировки драконьих голов на щеках.
- Назови своё имя, - потребовал я.
- Не отвечай! - рявкнул Вальдере. Он говорил по-английски, хотя я задал вопрос по-датски.
- Берг, - сказал я, не сводя глаз с чужака, - если этот говнюк перебьет меня еще раз, я сочту, что он нарушил перемирие, и ты можешь его убить.
- Да, господин.
Вальдере насупился, но промолчал. Мы превосходили их числом, но пока мы топтались на лугу, прибывало всё больше чужаков, и все с щитами и оружием. Скоро их станет больше, чем нас.
- Так кто ты такой? - снова спросил я.
- Меня зовут Эйнар Эгилсон, - гордо ответил он, - люди называют меня Эйнар Белый.
- Ты норвежец?
- Да.
- А я Утред Беббанбургский, - сказал я. - И люди меня называют по-разному. Больше всего я горжусь именем Утредэрв. Это значит Утред Нечестивый.
- Я слышал о тебе, - отозвался он.
- Ты слышал обо мне, - сказал я, - но я не слышал о тебе! Ты поэтому здесь? Думаешь, твое имя прославится, если меня убьешь?
- Да, - ответил он.
- А если я тебя убью, Эйнар Эгилсон, добавит ли это мне славы? - я покачал головой, отвечая на свой вопрос. - Кто будет тебя оплакивать? Кто тебя вспомнит? - я плюнул в сторону Вальдере. - Эти люди заплатили тебе золотом, чтобы ты меня убил. Знаешь почему?
- Расскажи, - откликнулся Эйнар.
- Потому что меня пытались убить с самого детства, и никому этого не удалось. Никому. А знаешь почему?
- Расскажи, - повторил он.
- Потому что они прокляты. Потому что молятся пригвожденному богу христиан, а он их не защитит. Они презирают наших богов, - я взглянул на вырезанный из белой кости молот на шее Эйнара. - Но много лет назад, Эйнар Эгилсон, я накликал на их головы проклятье Одина, гнев Одина. И ты взял их грязное золото?
- Золото есть золото, - ответил Эйнар.
- А теперь я проклял твой корабль, - заявил я.
Он кивнул, дотронулся до белого молота, но промолчал.
- Либо я тебя убью, - сказал я Эйнару, - либо ты пойдешь с нами. Я не предлагаю тебе золото, но дам кое-что получше. Жизнь. Будешь драться за него, - я плюнул в сторону Вальдере, - и умрешь. Дерись за меня, и будешь жить.
Эйнар не ответил, лишь гордо уставился на меня. Я не знал, понял ли разговор Вальдере, но ему и не нужно было понимать. Он знал, что этот разговор не в пользу его хозяина.
- Довольно! - рявкнул он.
- Вся Нортумбрия их ненавидит, - снова заговорил я с Эйнаром, не обратив внимания на Вальдере, - и ты хочешь за них умереть? Если решишь умереть за них, мы заберем золото, ведь золото есть золото, хоть оно и не твое. Оно станет моим, - я взглянул на Вальдере, - закончил считать?
Он не ответил. Надеялся, что прибудет больше людей, чтобы одолеть нас, но сейчас численность была почти равна, а он не желал затевать битву без гарантии победы.
- Молись, - сказал я ему, - потому что твоя смерть близка, - я прикусил палец и ткнул в его сторону.
Вальдере перекрестился, а Эйнар встревожился. - Если ты не трус, - сказал я Вальдере, - буду ждать тебя завтра на холме Этгефрин.
Я снова ткнул пальцем в знак того, что проклял его, и мы поскакали на запад.
Когда воин не может сражаться, он проклинает врага. Боги любят, когда в них нуждаются.
На закате мы отправились на запад. Небо заволокло тучами, а земля набухла от многодневных дождей. Мы не спешили. Вальдере не станет нас преследовать, и я сомневался, что кузен будет сражаться у Этгефрина. "Теперь, - подумал я, - когда в его распоряжении закаленные бойцы Эйнара, он сразится, но сразится там, где выберет он сам, а не я".