В сборник вошли повести советских писателей о людях, попавших в силу обстоятельств в необычные для них ситуации, и как в критические моменты жизни раскрываются их характеры.
Содержание:
Виктор Пронин - Тайфун
Анатолий Ромов - "Хокуман-отель"
Владимир Рыбин - САМОРОДОК
Евгений Зотов, А. Зубов, Л. Леров - Конец "Сократа"
Содержание:
Виктор Пронин - ТАЙФУН 1
Анатолий Ромов - "ХОКУМАН-ОТЕЛЬ" 25
Владимир Рыбин - САМОРОДОК 62
Евгений Зотов, А. Зубов, Л. Леров - КОНЕЦ "СОКРАТА" 75
В исключительных обстоятельствах
Виктор Пронин
ТАЙФУН
За какой-то час тайфун накрыл остров плотными, тяжелыми тучами. Вечер наступил раньше обычного, это было заметно сразу. Сумерки сгустились уже к трем часам, а низкое сахалинское небо, казалось, совсем легло на крыши домов. Было что-то гнетущее в надсадном вое ветра, в снегопаде, в размытых контурах человеческих фигур.
И даже когда совсем стемнело, на фоне окон и витрин в свете уцелевших фонарей было видно, как валит снег. Лохматые, взъерошенные снежинки шли сплошной массой. Сугробы набухали, затопляли улицы, подбираясь к подоконникам нижних этажей. То, что мягкой тяжестью валилось сверху, вряд ли можно было назвать снегом - словом, за которым с детства видится что-то праздничное. Шел совсем не тот снег, который так украшает новогодние улицы, ресницы и так красиво ложится на провода, крыши, заборы. Это была уже стихия.
Завязшие в снегу автобусы, такси, грузовики оставались на улицах, напоминая вздувшиеся сугробы. По городу разъезжали лишь вездеходы и тягачи местного гарнизона. Их почти не было видно в снегопаде, и люди шарахались в стороны, издали заслышав грохот сильных моторов, скрежет гусениц. Тягачами пытались если не расчистить, то хотя бы наметить место, где раньше была дорога, чтобы потом, когда все утихнет, не срезать бульдозерами вместе с сугробами кустарник, клумбы, деревья. После каждого бурана улицы превращались в глубокие траншеи, и очередной снегопад заносил их быстро, намертво и вроде бы даже с каким-то наслаждением. За зиму дороги поднимались на несколько метров, и никого не удивляло, когда к весне машины ходили на уровне второго этажа.
В магазинах расхватывали хлеб, консервы, рыбу. К вечеру очереди стояли уже за детской мукой, за пряниками, печеньем. В промтоварные магазины заходили лишь для того, чтобы отогреться, распрямить затекшие спины, снять с лиц снежные корки.
Среди прохожих попадалось все больше лыжников. Домохозяйки на лыжах обходили ближайшие магазины, на лыжи стали врачи Скорой помощи, доставщики телеграмм, милиционеры, электромонтеры - в горсеть беспрерывно поступали сигналы о поваленных столбах, оборванных проводах, перегоревших предохранителях.
Чтобы можно было смотреть перед собой, лица приходилось закрывать целлулоидными пленками, фанерными дощечками, картонками с прорезями для глаз. Некоторые на головы под шапки натягивали целлофановые мешки. Встречались прохожие и в карнавальных масках, пугая встречных звериным обличьем или застывшей, неживой ухмылкой.
На почту уже несколько дней не поступали ни газеты, ни письма. Только у окошка приема телеграмм с утра стояла терпеливая очередь. Остров успокаивал, остров просил не волноваться. Школы засветло распустили учеников, закрылись кинотеатры. На заводах рабочие, оставив цехи, расчищали заносы у складов и подъездных путей. Ударные бригады пробивали дороги к хлебокомбинату, угольным складам, электростанции. На тягачах и вездеходах доставляли молоко в детские кухни и больницы, хлеб - в магазины. Жители одноэтажных домов спешно запасались водой, дровами, впускали кошек, собак, коз - вполне возможно, что после бурана из-под снега не будет видно и печной трубы.
Самый большой город острова готовился словно бы к длительной и тяжелой осаде. А маленькие поселки, деревни затаились в ожидании. Они могли противопоставить снегу только спокойствие и выдержку.
Спешили в порты катера, пароходы, рыболовные суда. Не жалея моторов, таранили сугробы шоферы, торопясь добраться хотя бы до придорожной заброшенной избы. Разворачивались в воздухе и уходили на материк самолеты.
К тайфунам можно относиться по-разному - одни их проклинают, как помеху в делах, другие переносят молча, угрюмо, словно обиды, на которые нельзя ответить, а многие откровенно восхищаются тайфунами и радуются им, как неожиданным праздникам. Тайфун взбадривает. Он нарушает равномерное течение будней и приносит с собой события, происшествия. Они, правда, не всегда бывают веселыми, эти происшествия, но ведь и в ясную погоду случается всякое. Тайфун врывается словно из каких-то очень далеких, прошлых времен, словно он долго был скован чем-то и вот вырвался, пронесся над островом и принес погоду, которая была здесь обычной тысячи лет назад.
И как бы там ни было, тайфун не забывается. Он навсегда остается с вами, как воспоминание о чем-то значительном, не до конца понятом, и навсегда остается желание пережить его снова. Тайфун будит что-то в нас - то ли способность восхищаться погодой, какой бы она ни была, то ли утерянные возможности, а может, порывы, возвышенные и дерзкие. А когда все утихает и солнце затопляет остров, бывает, что вспоминаются не вой ветра, не тяжесть снега, а душевное волнение, которое почему-то пришло к вам, когда над головой буйствовал тайфун.
Управление располагалось в старом, добротном здании. Вход был сделан с угла, а из просторного низкого вестибюля на второй этаж вели две лестницы. Одна - широкая, парадная, с толстыми деревянными перилами, покрытыми черным лаком, а вторая - винтовая, украшенная фигурным литьем. В некоторых кабинетах еще остались старые сейфы - громадные, чуть ли не до потолка, часы-шкафы. Держали их больше для колорита - часам не верили, а в сейфы помещали не очень важные бумаги.
Левашов подошел к дежурному, возбужденному непогодой парню, глянул на него исподлобья, сквозь нависший мех заснеженной шапки, подождал, пока он кончит говорить по телефону…
- Пермяков здесь?
- Сейчас подойдет. Ты уже в курсе? Надо же такое, а! - возмутился дежурный. - Было - было, но такое… Это же ни в какие ворота! Сколько их было, трое? - Дежурный догадывался, что Левашов знает больше, чем он, но тот молчал. - А вот и Пермяков!
Левашов обернулся и на площадке широкой лестницы увидел Пермякова - маленького, стройного и озадаченного. В одной руке он держал шапку, намотав шнурок на палец, а в другой - кобуру с пистолетом. Подойдя к Левашову, он сунул шапку под мышку и протянул освободившуюся руку.
- Чует мое сердце, что у кого-то будут семейные неприятности. - Дежурный, сморщив нос, подмигнул Левашову двумя глазами сразу.
- С твоим чутким сердцем не здесь надо работать! - оборвал его Пермяков. - Вон в бюро добрых услуг нянек никак не наберут. Между прочим, там неплохо платят… Трешка за ребенко-час. Отойдем, Сережа, - сказал он Левашову.
Они прошли в другой конец вестибюля и сели на деревянную скамью, высокая спинка которой была украшена резными буквами - МПС. Видно, не один год простояла она в залах ожидания островных вокзалов.
- Даже не знаю, куда мозги направить, - сказал Пермяков. - Ум меркнет. Понимаешь? - Он повернулся к Левашову и раздельно произнес: - Ум меркнет.
- Наше дело - поезд. Остальные версии ребята берут на себя. Они отработают их без нас.
- И много этих остальных?
- Да есть… Все-таки те не удержались, наследили. Наши уже нашли, отпечатки пальцев, надо их проверить по картотеке. Продавцы всех грабителей видели в лицо, правда, те были закутаны в шарфы, но надежда есть.
- Надежда всегда есть, - вздохнул Пермяков. - А вот есть ли уверенность…
- Знаешь, Гена, если бы у нас всегда была уверенность в том, что мы задержим преступников, то, наверно, скучно было бы работать. И потом тебе никто не мешает самую зыбкую надежду превратить в самую железную уверенность. Работай, шевели мозгами, и воришки будут у тебя в кармане.
- Хороши воришки - пятьдесят тысяч хапнуть! А что мы будем делать в поезде?
- Превращать надежду в уверенность.
- Интересно - как?
- Ну откуда я знаю, Гена! Придумаем что-нибудь под стук колес. Надо что-то придумать. Бесполезно ходить по вагонам и спрашивать, не везет ли кто случайно в своем чемодане пятьдесят тысяч рублей. Ты жену предупредил?
- Да.
- Ну что она? Обошлось?
- Спроси о чем-нибудь полегче. Трубку бросила - вот что она. Ум меркнет - она хороший человек, я хороший человек, а поговорить не можем. Дичь какая-то.
- Ладно, Гена, оставим-эту тему. Для начала договоримся так: едем в разных вагонах, друг друга не знаем. "Познакомимся" там, учитывая ситуацию.
- Добро, все понял.