- Как что, чердынь-калуга! - удивился Степа, любивший порой подобные кудрявые выражения. - Перво-наперво надо власть Советов определять! А этого Федоровича, ясное дело, в чеку!
- Точно, точно! - удовлетворенно заметил Пров Самсонович. - Но для этого, товарищ Косухин, надо сил поднакопить. Пущай твои ребята покуда по улицам походят да присмотрятся… Деньков через пять соберем тысячи полторы-две, и тогда тряханем этих эсеришек! Ну а покуда делами займемся. Дел у нас, товарищ Косухин, скажу тебе, много. Чистить город надо. Буржуев тут, я тебе скажу, хуже некуда - тьма. К тому же купчишки всякие, особенно офицерье! Ох, офицерья тут, доложу тебе - сила… И лютые - страх!
- Да, сволочи они знатные, - кивнул Косухин. - Всех бы их да к стеночке, чердынь-калуга, да штыками, чтоб патроны не тратить!
- Это правильно, - удовлетворенно заметил Пров Самсонович. - Это по-нашему, по-партийному… Постой, - вдруг осекся он. - Постой-ка, товарищ Косухин, ведь у тебя-то самого брат родной офицером был, белая кость!
- Ты это, товарищ Чудов, брось! - Степа вскочил и от возмущения даже взмахнул рукой. - Ты про белую кость-то не очень!
- Чего, врут? - сбавил тон хозяина кабинета. - Ну так и скажи, что врут, а то чего шуметь-то!
- Да не в том дело, - окончательно озлился Косухин. - Мой брат и вправду офицером был. Только какая он белая кость?! Сам выучился… И не каким-то там офицером, а летчиком! На "Фармане" летал!
- А какая к шуту разница? - удивился Чудов. - Офицер - он все равно офицер!
- А такая… - буркнул Степа и замолчал.
Степан Косухин очень любил своего старшего брата Николая. Оба рано осиротели, и Николай, который был старше Степы на десяток лет, сделал все, чтобы младший брат выучился и вышел в люди. Николай был высок, красив, смел, а главное, любил Степу, защищал и рассказывал ему то, что знал сам - о дальних странах, полярных путешествиях, о первых аэропланах, которых в ту пору нелегко было увидеть даже на карточке. Степан гордился братом, втайне мечтая закончить летную школу и тоже выучиться на авиатора.
В октябре 1914 года поручик Николай Косухин не вернулся из разведывательного полета. Случилось это неподалеку от города Рава-Русская в далекой Галиции.
- Ну, товарищ Косухин, - примирительно заметил Чудов, - я ж тебя знаю, как сознательного партийца, а чуждый элемент, он всегда затесаться может…
- Николай - не чуждый элемент, - негромко, но зло ответил Степа. - Он лучше всех вас был! Он в тринадцатом году рекорд высоты поставил! Он на фронт добровольно пошел, хотя мог в авиашколе остаться!
- Ну это ты брось! - рассудил Чудов. - Ишь, добровольно! Куда он добровольно пошел? На империалистическую войну! Защищать царя да помещиков! Вижу, молодой ты еще, Степан, да недостаточно сознательный!
- Мне, между прочим, орден Красного Боевого Знамени сам товарищ Троцкий вручал, - спокойно заметил Степа. - Так что не дави, товарищ Чудов. И вообще, меня сюда Сиббюро прислало, - видать, за несознательность…
Тут уж Прову Самсоновичу пришлось смолчать. Он бросил на Степу угрюмый взгляд - Чудов уважал товарища Троцкого и тем более Сиббюро, хотя и считал, что те, кто находится за линией фронта, ни черта в здешних делах не понимают. Но этот вопрос явно не подлежал обсуждению, тем более в такой напряженный момент.
- Ладно, - заявил он. - Ты, товарищ Косухин, иди покуда, отдыхай. А вечером делами займемся. Будешь моим заместителем…
Отдыхать Степе пришлось здесь же, в помещении тюрьмы, в соседней комнате. Правда, на такие мелочи он уже не обращал внимания. Вечером Пров Самсонович дал ему команду взять пятерых бойцов большевистской боевой дружины и пройтись по разным адресам, где, по сведениям сознательных граждан, могли укрываться недобитые офицеры. Проводником для Степы и для дружинников, также плохо знавших Иркутск, был назначен молоденький очкастый гимназист из сочувствующих.
Первые несколько адресов оказались липой. Некоторые квартиры были пусты, а в других оказывались то старики, то перепуганные женщины, ни о каких офицерах не знавшие и не ведавшие. Наконец, на одной из квартир повезло - удалось задержать целого полковника, забежавшего на часок повидаться с женой. Полковника, а заодно и супругу, тут же отправили под караулом к товарищу Чудову, а сам Степа с двумя оставшимися бойцами да с очкастым гимназистом направились по последнему адресу на улицу Троицкую…
Дом был двухэтажный. Перепуганный дворник сообщил, что нужная квартира находится на втором этаже, что там действительно со вчерашнего дня находятся какие-то подозрительные мужчины, а принадлежит эта квартира не кому-нибудь, а действительному статскому советнику Бергу.
Степа осторожно, стараясь не попадать под свет агонизирующего фонаря, осмотрел подозрительные окна. На первый взгляд в квартире было темно, но всмотревшись, Косухин заметил тонкую полоску света.
"Шторы задернули, - понял он. - Видать, бывалые…"
Степа еще раз осмотрел дом. Наверх вела узкая наружная лестница. Он прикинул, что будь он сам, к примеру, постояльцем этой подозрительной квартиры, то легко бы перещелкал весь свой отряд, да еще прихватил бы лишку. Правда, в квартиру вел и черный ход, но он тоже не вызывал доверия. Косухин обошел дом, подумал, шепотом расспросил дворника о планировке квартиры и, наконец, принял решение.
Один из дружинников получил приказ сторожить у главного входа, другой - у черного. Гимназиста, как недостаточно боеспособного, Степа отослал в дворницкую, предварительно реквизировав у него шарф. Интеллигент попробовал было подать голос, но взглянул на сурового Степу и стих.
Когда все было готово, Степа скинул полушубок, проверил оружие и обмотал лицо шарфом. Осторожно, стараясь оставаться в густой черной тени, он подобрался к одному из окон, выходящих во двор, и легко подтянувшись, оказался рядом с окном одной из комнат. Он подергал за раму, но окно было двойным и закрытым на совесть. Степа тихо чертыхнулся, поправил прикрывавший лицо шарф и что есть силы врезал рукояткой револьвера по стеклу.
Через несколько секунд он был уже в комнате. Степа все-таки слегка порезался, но поранил не лицо, а руку, что было, конечно, несущественно. Соскочив на пол, он выхватил гранату и, одним прыжком добравшись до двери, распахнул ее.
Перед ним была еще одна комната, на этот раз освещенная. Посреди, испуганно оглядываясь - шум разбитого стекла, очевидно, все же привлек внимание, - стояли трое мужчин. Двое были явно офицерского вида, один даже не удосужился снять мундир, а третий - в очках, худой и тщедушный, - чем-то напомнил Степе его проводника-гимназиста. Во всяком случае, этот тип не был опасен.
- Ни с места, - выдохнул Косухин, и взмахнув гранатой, навел револьвер на человека в мундире. - Не двигаться, чердынь-калуга, а то всех положу, контра!
- Мы сдаемся, - после секундного молчания сказал тот, что был в мундире.
- Руки поднять! - вел далее Степа. Эй ты, в очках!
- Простите, вы мне? - с нотками возмущения поинтересовался тщедушный тип.
- Вам, вам! - усмехнулся Степа. - А ну-ка дуй в переднюю и отворяй дверь! И смотри: чуть что - стреляю!
Вскоре в парадную дверь уже входил стороживший на лестнице дружинник, а еще через минуту был открыт черный ход, и вся маленькая степина армия оказалась в сборе.
- Ну, а теперь выкладывай оружие! - распорядился Косухин. - Да живо, контра, пошевеливайся!
У задержанных оказались два револьвера и кортик. У тщедушного, как и думал Степа, оружия не нашлось.
- Ну и хорошо, - резюмировал Косухин. - Граждане, вы арестованы, как подозрительный элемент. Прошу документы.
- Так вы чека? - ни с того ни с сего удивился один из офицеров; тот, что был в штатском.
- А кто же еще? - в свою очередь поразился людской непонятливости Косухин. - Вы что, Красный Крест ждали?
- Мы думали, вы бандиты, - отрезал тот, что был в мундире. - А впрочем, особой разницы не вижу! Вот мои документы. Говорю сразу, никакого отношения к хозяевам ни я, ни мой товарищ не имеем. Мы просто постучались и нас приютили…
- Разберемся, - пообещал Степа, смертельно обиженный за столь нелестное сравнение. Он вдруг вспомнил, что в таких случаях полагается предъявлять мандат, но решил, что контра поверит ему и на слово.
У задержанных оказались офицерские книжки; один был капитаном, а второй - подполковником.
- Ну а ты что, тоже постучался? - поинтересовался Степа у тщедушного типа в очках.
- Как вы смеете говорить со мной таким тоном! - возмутился тот. - Извольте говорить мне "вы"!
Степа хотел было разобраться с наглым буржуем, но затем решил, что препирательство с таким типом ниже его революционного достоинства.
- Прошу предъявить документы, - предложил он. - И побыстрее, пожалуйста…
У очкастого типа обнаружилась большая бумага с печатями, из которой явствовало, что задержанный является студентом Петербургского университета, находящимся в Иркутске в командировке. Фамилия там тоже была, но Степа ее не запомнил.
- Собирайтесь, - велел он арестованным. - А я покуда комнаты осмотрю. Мало ли чего…
При этих словах тот, что был в мундире, переглянулся со студентом, и Степа понял, что дело тут нечисто.
- Кто еще есть в квартире? - поинтересовался он. - А ну, говорите сразу!
- Здесь племянница хозяина, - начал офицер. - Видите ли…
- Значит, племянница, - перебил его Степа тоном, не обещавшим неизвестной ему племяннице ничего доброго, но тут дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась - и Косухин от удивления замолчал.
На пороге стояла девушка в длинном, не по росту, платье, концы которого волочились по полу. На голове у нее была накинута огромная малиновая шаль, а в руке девушка держала большую бумажную розу.