- Я здесь работал когда-то, - сказал он Реброву и, пройдя ощупью шагов двадцать вниз, зажег шахтерскую лампочку. Желтоватое пламя осветило полусгнившие стропила шахты. Кое-где засверкали нависшие капельки воды. Что-то изредка чуть-чуть потрескивало. Очевидно, рассохшиеся скрепы оседали от ветхости. Изредка осыпались струйки земли, и маленькие камешки горохом падали вниз. Оба спутника молчали, их давила тяжесть нависших пластов земли. Вдруг Губахин крепко схватил Реброва за рукав и притянул к себе.
- Оборвешься. Видишь, рядом - провал.
Ребров невольно прижался к Губахину, потом успокоился и, показывая на отверстие, ведущее в пещеру, сказал:
- Если тут взорвем, догадаются. Скажут - был проход, а теперь нету.
- Чудак, - усмехнулся Губахин. - По-твоему обвалов в шахтах и в пещерах никогда не бывает? Кому в голову придет рыть десять саженей земли?
- Ты уверен?
- Уверен.
Глухой ночью, взяв мешки с золотом, двинулись товарищи Реброва вслед за Губахиным. Было решено в крайнем случае провозиться и вторую ночь, лишь бы никто ничего не заподозрил. Много раз процессия уходила и возвращалась.
- Все, ну его к черту, - с облегчением вздохнули дружинники, когда последняя партия золота была брошена в пещеру.
- Ну, выбирайся, ребята! - сказал Губахин, поджег шнур и исчез в глубине пещеры.
Ребров и дружинники выбрались наружу. Первый взрыв был ясно слышен, как шум подземного обвала, второго взрыва никто не расслышал.
- Выберется ли? - подумал вслух про Губахина один из дружинников.
- Он здесь работал, не беспокойся, - ответил другой.
Ребров с товарищами только что вернулся из леса, как в тупик, где стоял их паровоз, с вокзала прибежал посланный от комитета с телеграммой:
КОМИССАРУ РЕБРОВУ. КИЗЕЛ
ВОССТАНИЕ ПОДАВЛЕНО. ПУТЬ В МОСКВУ СВОБОДЕН. СОБЛЮДАЯ НЕОБХОДИМЕЙШУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ, РУКОВОДИТЕСЬ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫМ ПЛАНОМ. ПО ЛИНИИ ДАН ПРИКАЗ ВСЕМ ВОИНСКИМ ЧАСТЯМ БЫТЬ В ВАШЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ. ГОЛОВАНОВ.
- Что за чертовщина! Теперь хоть месяц рой, не выроешь, - сказал Ребров и пошел на телеграф.
На бланке он написал только одно слово: Поздно.
В тот же день маленький состав примчался обратно в Пермь. По платформе старого вокзала навстречу поезду бежал Запрягаев. Он на ходу вскочил на тормозную площадку, где стоял Ребров.
- В Москве восстание. Левые эсеры убили Мирбаха. Только сегодня пришли телеграммы… Сегодня ночью здешних разоружат…
- А Воздвиженский? - перебил Ребров.
- Ходит как ни в чем не бывало…
Через два часа Ребров подъехал на извозчике к станции Пермь II. На высокой насыпи, на видном месте, стоял пустой состав золотого поезда. Маленькие издалека солдатики в защитной форме шагали взад и вперед вдоль вагонов. Это дружинники Воздвиженского продолжали охранять состав. Ребров вошел в купе Воздвиженского. Поздоровался и, не торопясь, сказал:
- Давай маузер!
Воздвиженский взглянул на высокую, спокойную фигуру Реброва, расстегнул кобуру маузера и молча подал револьвер.
- Теперь пойдем к твоим ребятам.
- Хорошо, - ответил Воздвиженский и вместе с Ребровым вышел из купе.
Дружинники, не сопротивляясь, отдали свои наганы и винтовки.
III
Старинный деревянный домик на одной из отдаленных улиц города затерялся среди десятка новых построек, за густыми акациями палисадников. Глубокие морщины-трещины бороздили почерневшие от солнца стены дома и крышу. В пазах стен и на деревянных колодках-стоках бархатом зеленел мох.
Недаром этот домик прятался в густой зелени. В нем помещалось секретное закордонное бюро.
Из домика выходили люди, которым бюро давало поручения пробраться в тыл врага. За ставнями день и ночь шла работа: фабриковались документы, паспорта, печати. Здесь можно было получить удостоверение, начиная с метрического свидетельства о рождении до пропуска со свежей печатью чехословацкого генерала Гайды.
Мужчины, женщины, иногда целые семьи подготовлялись здесь к опасной задаче перейти фронт.
Ребров уже две недели живет в Перми. Работы у него много: он успел отправить своих товарищей в Кизеловский район, чтобы они там дождались прихода чехов. В городе остался только Запрягаев. Военные специалисты уверяют, что через две недели белые займут весь Урал. Скоро поедет и Ребров. Там, в тылу чехов, он станет во главе подпольного отряда, чтобы зорко следить за спрятанным золотом.
В последние дни, после отправки дружинников, Ребров редко заглядывал в домик. Но сегодня ему нужно взять документы и двинуться в опасный путь. Ребров хочет перейти к чехам в Екатеринбурге. Так меньше подозрений. Вместе с чехами он войдет в Кизел. Нужно поторопиться, - чехи быстро движутся на запад. Не сегодня-завтра падет Екатеринбург, а за ним и весь Урал.
Ребров попал в домик к обеду. За столом сидело человек шесть, двое из них в ближайшие дни готовились перебраться через фронт. Распоряжался всем маленький толстенький человечек, похожий с виду на юркого подрядчика, со странной фамилией Краска. Он подошел к Реброву.
- Когда, Ребров? Сегодня?
- Что сегодня? - недовольно ответил ему вопросом Ребров.
- Едешь, - хитро подмигнул Краска и, улыбнувшись, похвастал: - Мне ведь уже известно.
- Если известно, то и помалкивай, - резко ответил Ребров.
Однако Краску не смутила резкость Реброва. Он только чуть понизил голос:
- Как ехать думаешь? Прямо на Екатеринбург?
- Не знаю.
- Вдвоем?
- Не знаю, - повторил Ребров и, рывком поднявшись со своего места, пошел к выходу.
- Куда, куда, Ребров? - побежал за ним следом суетливый хозяин домика. - А документы-то, явки… Погоди.
Ребров, не обернувшись, закрыл за собою дверь, оставив у порога изумленного Краску.
Он шел в бывший губернаторский дом, где помещался горком, чтобы предупредить товарищей о своем отъезде. Около самого губернаторского дома он неожиданно столкнулся лицом к лицу с Нечаевым.
- Ребров, ты, говорят, едешь? - остановил его тот.
- Да. Пришел предупредить…
- У меня небольшой план в связи с твоим отъездом.
- Что такое?
- А вот пойдем в горком. Потолкуем.
Они вошли в длинные и темные коридоры губернаторского дома. В комнатах справа и слева виднелись стойки с винтовками. На письменных столах спали вооруженные люди. Другие полудремали на бархатных губернаторских стульях, не обращая внимания на гул людской волны, которая катилась по коридору взад и вперед.
- Сюда, Ребров. - Нечаев открыл первую дверь налево и шагнул в комнату.
Ребров вошел за ним. В комнате у стола сидел Запрягаев, а рядом с ним девушка. Ребров не видел ее лица и ждал, когда она уйдет, чтобы заговорить о деле.
- Вы не знакомы? - сказал Нечаев.
Ребров ближе подошел к столу. Девушка повернулась ему навстречу.
- Ну вот, этому товарищу, - сказал Нечаев, - до зарезу нужно попасть в Екатеринбург. У нее там больные. Не возьмешь ли с собой, Ребров?
- Я не уверен, что попаду в Екатеринбург, - сухо ответил Ребров. - Знаешь сам, что делается.
- Возьми, Борис, - встал со стула и подошел к Реброву Запрягаев, - мы с ее отцом вместе ссылку отбывали в Туруханске.
- Я готова на все, - сказала девушка.
- Погоди, погоди, Валя, - перебил ее Нечаев, - ты поди к себе, мы здесь потолкуем втроем.
Девушка вышла. Запрягаев зашагал взад и вперед. Ребров только сейчас заметил, что у него на боку висит черная казацкая шашка. Нечаев взъерошил рукой волосы на голове и, посмотрев поверх очков на Реброва, спросил:
- Не хочешь брать? Досадно. Мы рассчитывали, что Шатрова будет полезна в Екатеринбурге.
- Может быть. А если через фронт придется переть? Куда же с этой куклой? Не бросать же ее по дороге?
- Я ее знаю и ручаюсь, - снова сказал Запрягаев.
- Чудак, - продолжал Нечаев, - если не успеешь проскочить в Екатеринбург, с ней только легче будет перейти фронт. Кто подумает, что она большевичка? Кажись, не похожа. Коса до пят и глазки к небу. Возьмешь, Борис?
- Пожалуй, вы и правы, - усмехнулся Ребров, - попробуем. - И, указывая на шашку Запрягаева, спросил у него: - Что это ты нарядился?
- Не знаешь? Военком дивизии, еду на юг. Пожалуй, долгонько не увидим друг друга.
- Золотопогонников крепче бей, тогда увидимся скоро, - пошутил Ребров и стал прощаться.
В двенадцать часов ночи на старом вокзале на дальних путях незаметно остановился одинокий вагон. Высокая солдатская фигура промаячила на подножке, вслед за ней промелькнула фигура поменьше, и двери вагона закрылись на ключ с внутренней стороны.
Несмотря на спешку, Ребров решил отправиться не в двенадцать, а часа в два ночи. Он знал, что все, что делается на станции до последнего момента стоянки поезда, привлекает внимание железнодорожников. Только с двух до шести утра железнодорожник спит, а вместе с ним спит и его железнодорожное любопытство. Если поезда и отправляются в этот промежуток времени, то лишь по необходимости: дежурный во сне выписывает путевку, сцепщик во сне прицепляет паровоз к составу. Ничто не в состоянии нарушить сон железнодорожника. Он ко всему приучен. Даже в былые эвакуации, под угрозой наступающих и уходящих бронепоездов, железнодорожный персонал всегда в эти часы ночи спал.
В половине третьего к одинокому вагону прицепился паровоз; дежурный взмахнул фонарем; без свистка сдвинулся маленький состав.