Комендант, низко нагнувшись над столом, о чем-то совещается с начальником станции. - Что угодно?
- Путевку.
- Куда?
- В Москву.
- Сейчас запросим. Подождите минуту.
Минута длится долго. Подозрительная тишина на станции. Против обыкновения не слышно обычных звонких криков буйских продавцов: "Сыра, сыра! Кому сыра?" Ребров снова у коменданта:
- Скоро ли путевка?
- А вот Вологда передает. Читайте.
Морзист читает:
…В ЯРОСЛАВЛЕ БОЙ С ЭСЕРАМИ…
Ребров вскакивает.
- Давай путевку обратно.
- Подождите минутку, - все тот же спокойный ответ.
В сосновом лесу у вокзала и на запасных путях копошатся люди, как будто готовятся к чему-то. Комендант несколько раз обходит с обеих сторон состав.
- Когда же, наконец, ваша минута кончится? - кричит Ребров в комендантской. - Если мне не дадут сейчас путевку, я еду без нее.
- Подождите минутку, - успокаивает комендант.
Ребров бежит к паровозу.
- Красноперов, назад!
Два дружинника едут с ним на паровозе к железному кругу. Дружинники соскакивают и поворачивают круг. Через минуту паровоз мчится опять к вагонам. Толчок, лязг цепей, и золотой поезд без путевки срывается с места.
Красная шапка коменданта мелькает на лесенке вокзала.
- Подождите минутку! Впереди встречный! - кричит он и машет красным флагом.
Но его уже не слышно.
Узкой лесной просекой убегают вдаль блестящие рельсы. Может быть, действительно там - впереди, за первым поворотом, прямо на золотой поезд несется встречный. Красноперов почти вылезает из окна, всматривается в даль.
Паровоз свистит весь перегон, не переставая. Во всех вагонах, держась за рукоятки тормозов, стоят наготове дружинники. При первой тревоге тормоза железными лапами схватят колеса, и поезд замрет на месте. Двадцать минут напряженного ожидания, и сигнальные столбы разъезда благополучно приближаются к поезду.
Золотой поезд оказался в кольце врагов, на протяжении тысячи километров.
Ребров стоит у окна и смотрит, как несутся мимо красные выемки вятских глинистых полей. К нему подходит Запрягаев. Он угрюм и серьезен.
- Назад, Борис? Убережем ли груз? Где выход?
- Назад, друг. Проскочим в Пермь и спрячем золото у себя, на Урале.
Весть об этом, в продолжение двух суток, неизвестно куда летящем поезде, с неизвестным грузом, с неизвестными людьми, дошла до главного московского железнодорожного комитета. Враги подсунули телеграмму:
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЕЗД С ЧЕТЫРЬМЯ ВАГОНАМИ И ВООРУЖЕННОЙ ОХРАНОЙ ПРОБОВАЛ ПРОРВАТЬСЯ В ЯРОСЛАВЛЬ К ВОССТАВШИМ. СВОЕВРЕМЕННО ПРИНЯТЫМИ МЕРАМИ ВОСПРЕПЯТСТВОВАЛИ ЭТОМУ. ПОЕЗД ЗАДЕРЖАТЬ НЕ УДАЛОСЬ - ВЫШЕЛ НА ВЯТКУ. КОМЕНДАНТ СТАНЦИИ БУЙ ГУСАРОВ.
Начальник станции Вятка в тужурке со светлыми пуговицами и малиновым кантом склонился над столом, второй раз перечитывая телеграмму Главжелезкома:
НЕМЕДЛЕННО ЗАДЕРЖИТЕ НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЕЗД, ЧЕТЫРЕ ВАГОНА. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ ОХРАНЕ - РАЗОРУЖИТЬ КОМАНДУ, АРЕСТОВАТЬ КОМИССАРА. ВЕСЬ ЗАХВАЧЕННЫЙ ГРУЗ ПЕРЕДАТЬ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ СКЛАДЫ ДЛЯ НУЖД ВАШЕЙ ДОРОГИ. ПРЕДС. ГЛАВЖЕЛЕЗКОМА ПОДОЛЬСКИЙ.
- Хорошо написано, - пробормотал начальник в опущенные усы, - попробуй, задержи! - и побрел в комнату коменданта. Комендант станции приказал положить на рельсы петарды и выкатил на запасный путь бронированную площадку.
Вот и поезд. Состав - четыре вагона. Тот самый. Вот он проходит на полном ходу семафор. Одна за другой с треском разорвались петарды. Машинист высунулся из окна. Бесшумно упал и исчез под паровозом красный заградительный круг на шесте. Испуганно отскочил стрелочник от рычага стрелки, когда состав пронесся мимо. Он первый раз видел, чтобы поезд полным ходом шел по заградительным сигналам.
Весь отряд с карабинами в руках прильнул к окнам. Двери площадки открыли для пулеметов.
Когда поезд проносился мимо станции, Ребров прокричал коменданту:
- Задержи встречные поезда. Открою пулеметную…
Комендант побежал за поездом, что-то крича. Ветер уносил его крики. Выходной семафор медленно поднимался кверху.
- Путь свободен, - толкнул Красноперов своего помощника, указывая на семафор. - Поднимай пар.
Четыреста пятьдесят верст от Вятки до Перми. Недалек путь, Гуще лес. Реже поля и деревни. Ребров смотрит в окно. В глаза ему бьет ветер. Стелется дым к телеграфной проволоке, клочками застревает на верхушках елок. Горько-сладким дымком ударило в нос.
- Что это? - спохватился вдруг Ребров, - пахнет горелым.
- Запрягаев! - крикнул он в купе.
Запрягаев выскочил в нижней рубашке с всклокоченными волосами. Он только что спал.
- Горит, - подтвердил он, высунувшись в окно. Сильней и сильней запах. Вот уже вдалеке молочный туман. Он стелется и скрывает подножье деревьев, потом сгущается и поднимается выше, наконец, деревья исчезают в светлом, водянистом дыму.
- Лесной пожар, - шепчут дружинники.
- Кто поджег?
- Целы ли деревянные мосты?
- В Вятке не задержали… Не нарочно ли?
Несколько часов ведет в дыму локомотив Красноперов. Еще гуще становится дым. Он поднимается прямо с земли, и похоже, что горит не лес, а земля. Уже кашляют от дыма дружинники. Трут глаза. Из окон не видно последнего вагона. Молочно-клубящаяся пелена застилает все.
Воздвиженский на паровозе у Красноперова.
- За мосты не боишься? - спрашивает он его.
- Чё им сдиется? - отвечает за Красноперова его помощник.
- На полотне трава не растет, - говорит Красноперов, - огню не по чему до мостов добраться.
- А если подожжены нарочно? - не унимается Воздвиженский.
- А если ночью рельс отворотят? - сердито спросил в ответ Красноперов и открыл дверцу топки котла, с лязгом ударившуюся о стенку.
- Давай, Спирька, - сказал он помощнику и, схватив лопату, начал вместе с ним подбрасывать в топку лоснящийся, тяжелый уголь.
На высоком берегу Камы расположилась маленькая, спокойная Пермь. Рядом с ней, сливаясь с городом, по излучине реки, у самой воды, правильным амфитеатром раскинулся Мотовилихинский пушечный завод. День и ночь дымит Мотовилиха. В три смены работает круглые сутки. Льются и выковываются орудийные тела, броневые плиты, точатся десятки тысяч снарядов. Железнодорожные мастерские вот уже полгода снаряжают бронепоезда и бронеплощадки, судостроительные верфи бронируют речной флот, а мелкие мастерские точат ружейные патроны.
Уральские красногвардейцы дрались недавно в Финляндии против немцев и белого генерала Маннергейма, в оренбургских степях - против атамана Дутова, а теперь дерутся с чехословаками. Много тратится боевых припасов, и безостановочно дымят уральские заводы.
Тридцать тысяч рабочих живет в Мотовилихе. Сквозь дымовую завесу сверху не видно завода, и только пробная орудийная стрельба да удары парового многотысячного молота тяжелыми вздохами доносятся от реки. Время от времени ревут тревожные гудки, созывая отряды для спешной облавы или ночной проверки, и тогда выскакивают из своих домишек красногвардейцы и скатываются вниз по перилам бесконечных деревянных лестниц к своему штабу. Оттуда комиссары ведут их на железнодорожную станцию или в заснувший город. А то приходится перебрасываться на платформах и в теплушках в крестьянские уезды, где кулаки и эсеры свили свои гнезда. В южных уездах еще нет советской власти.
Медленно вверх по Каме двигаются на последний революционный оплот белые армии. Каждый день по нескольку эшелонов Красной Армии отправляются из Перми на фронт. Но сужается кольцо врагов. Судьбу Екатеринбурга решится в течение ближайших дней. Перед врагом вырастает Пермь - ближайший плацдарм красных.
На рассвете поезд влетел под вокзальный свод и замер у станции. Несколько человек с мешками и котомками за плечами бросились к подножкам вагонов.
- Чепляйсь, Ванько, подсоби с мешкам-то…
- Назад! - проревел Запрягаев, грозя высунутой в окно рукой.
Ошарашенные мешочники отскочили. Несколько минут спустя поезд, вместо того, чтобы двинуться дальше, перевелся на запасные пути и, обойдя два-три красноармейских эшелона, готовых двинуться в путь, скромно остановился за блестящим составом реввоенсоветского поезда.
- Смотри, - указал Запрягаев Реброву на соседей, - у них и броневички с собой. Видишь - на площадках. Приятно путешествуют…
- Да, полезные игрушки, с ними куда спокойней. Я еду сейчас к комиссару города. Ценности сегодня перегрузим. А ты под каким-нибудь предлогом уведи левых эсеров до двух часов дня.
- Ладно, пойду с ними рвать ручные гранаты…
Ребров поднял комиссара города с постели. Пошли вместе в комиссариат.
- Счастливо утек, - сказал комиссар на ходу, - немного опоздай, они бы в Вятке тебя захватили.
- Кто? За что?
- Да разве ты не знаешь, что Москва приказала тебя задержать? Наверное, эсеры постарались. Вот у меня с собой телеграмма.
Ребров прочел и усмехнулся.
Комиссариат помещался в бывшей духовной семинарии. Огромное здание ее одиноко стояло на крутом берегу Камы.
- Я тебе здесь и отведу помещение, тут сухо и хорошо, - сказал комиссар.
- Надеешься на своих ребят?
- А то как же?
- Напасть никто не может? Эсеры?
- До чехов далеко. А эти не посмеют.
- Тогда давай машины, я еду на вокзал за золотом, - сказал Ребров.