Но Леонард замотал головой, как флюгер во время шторма. Контакты с чужими вещами он сводил к минимуму.
– Красивая вещица. Вы бы носили ее с собой, а то об-бидно будет потерять.
– Пожалуй, вы правы, – сказал англичанин и сунул распятие в карман.
– Эммм… Уолтер? Насчет нашей поездки… Боюсь, что она не состоится, – заметив, что у англичанина вытянулось лицо, Леонард продолжил скороговоркой. – То есть, не состоится с моей стороны. Как раз сегодня на меня свалилось множество дел дома… то есть в цехе… то есть… Иными словами, я не смогу быть вашим попутчиком. Но ничего, мы что-нибудь придумаем. Кто– нибудь из крестьян одолжит вам бричку…
Не успел он развить мысль, как в комнату вбежала Бригитта.
– Там за молодым господином приехали из замка, – сообщила она, сделав большие глаза.
– Сам граф приехал? – уточнил Леонард.
– Да как вам сказать.
Сначала Уолтеру почудилось, будто у трактира остановился катафалк. Приглядевшись, он понял, что это массивная карета, рассчитанная на четверку лошадей, но запряженная одной невеселой кобылой. Худощавый возница, в пыльном кафтане и широкополой шляпе, тоже был со странностями.
– Я кучер в замке Лютценземмерн, – представился этот тип, свешиваясь с облучка. – Хозяин повелел, чтобы я доставил гостя в целости и сохранности.
Что-то в его внешности сразу же насторожило Уолтера. Возможно, это была благородная осанка мужчины, отличавшая его от согбенных работой крестьян. Или же белые руки с длинными тонкими пальцами. А может и накладная борода, сбившаяся набок. Проследив за взглядом англичанина, кучер смущенно откашлялся и вернул бороду на место.
Уолтер покосился на Леонарда. Юноша топтался на месте и не знал, куда девать глаза.
– Ваше… эмм… друг мой, – наконец изрек он, разглядывая свои ботинки с увлеченностью археолога, нашедшего редкий артефакт, – передай это своему господину.
Юноша боком подошел к карете и протянул вознице сверток.
– Первосортная колбаса-кровянка, только что из цеха. Без чеснока, как он любит. Скажи, что мы с отцом кланяемся его сиятельству и фройляйн Гизеле.
Разделавшись со светскими обязанностями, Штайнберг– младший шумно выдохнул, словно Сизиф, который докатил-таки камень на вершину горы.
– Конечно, Леонард… то есть сударь.
Пока они переговаривались, мистер Стивенс успел как следует рассмотреть транспортное средство. Краска частично облезла, но на боку еще можно было разглядеть герб с оскалившимся волком.
Поскольку Уолтер ничтоже сумняшеся принял предложение погостить, его саквояж погрузили в карету, которая сразу же тронулась в путь. Когда он обернулся, то увидел как Бригитта, наблюдавшая за ними из окна, облегченно перекрестилась. Это был добрый знак.
– Мой хозяин просил окружить вас заботой, – крикнул ему кучер, – Посмотрите под сиденьем – там для вас приготовлена фляжка сливовицы.
Уолтер действительно нащупал ее, но так и не решился сделать глоток. Неизвестно, кто пил из этой фляжки до него. Может, на горлышке остались их бактерии. Общение с микробиологом давало о себе знать.
Карета ползла в гору, перекатываясь с буерака на буерак. Тут уж Уолтер действительно обрадовался, что не стал угощаться графской сливовицей – его швыряло из стороны в сторону.
– Да что у вас за дороги такие, а? – возопил Уолтер, когда колени в очередной раз отбили ему подбородок.
– Трансильвания – это не Англия, – флегматично отозвался кучер, – наши дороги – это не ваши дороги.
Уже стемнело, и обступавшие дорогу ели чернели, как закопченные зубы дракона. Где-то вдали раздался протяжный волчий вой. Атмосфера была что надо. Уолтер начал представлять, как по приезду опишет свои впечатления в дневнике. Он закрыл глаза и увидел ровные строки на пожелтевшей бумаге. О, это будет поистине чудовищная история! А начнет он вот так…
"Мир окутала непроглядная тьма, а мое сердце сдавила тоска – кто знает, быть может, мне не суждено более увидеть утренний свет? Тем временем вой все нарастал, пока не сделался столь пронзительным, что резал мои барабанные перепонки подобно шрапнели. Когда же я решился выглянуть в окно, чтобы установить источник чудовищных звуков, то увидел, что за каретой несется волчья стая. Я кричал и стучал фляжкой о стену, но кучер все гнал лошадь. Вот стая уже поравнялась с нами, а в следующий момент матерый волк, похожий на оборотня из народных преданий, прыгнул на дорогу впереди лошади, заставив несчастное животное взвиться на дыбы. Карета остановилась. Но вы и вообразить не можете то чувство запредельного отчаяния, которое посетило меня, когда я увидел, что кучер спрыгнул с облучка и направился к волкам. Их пасти ощерились, с кривых клыков стекала слюна. Затем вожак, описав в воздухе серую дугу, прыгнул на горло моему вознице. Я зажмурился, не в силах более сносить этот ни с чем не соразмерный ужас".
Когда ему, наконец, удалось стряхнуть с себя волка, который истоптал ему всю грудь в попытке лизнуть щеку, псевдокучер развязал пакет и, воровато озираясь, пошвырял волкам кольца колбасы. Даже без чеснока колбаса выглядела малоаппетитно, но изголодавшиеся животные устроили из-за нее свару. Ну, еще бы, ведь после вырубки леса, которую кое-кто устроил, чтобы расчистить место для нового цеха, в округе поуменьшилось дичи. Бедняжки сидели впроголодь даже летом. А если они начнут таскать овец, крестьяне возьмутся за рогатины. Покончив с процедурой кормления и потрепав по загривку волчат, он вернулся к карете, где бедняга Уолтер съежился на сидении.
"– Вы должны забыть об увиденном, – сурово сказал он мне, просовывая бороду в окно кареты, – и ни словом об этом не обмолвиться, если не хотите навлечь на себе гнев нашего господина!
Что мне оставалось делать, кроме как покориться его воле и отдать свою судьбу в распоряжение этого странного человека, не внушавшего мне ничего, кроме трепета? Так мы путешествовали в кромешной тьме еще несколько миль".
Когда карета наконец вкатилась во двор замка, Уолтер тихо посапывал, усыпленный тряской и парами пролитой сливовицы. Почувствовав толчок от остановки, он продрал глаза и, зевая в кулак, выбрался из кареты.
Замок окружал его со всех сторон и нависал над ним темной громадой. Казалось, юноша стоит на дне колодца и смотрит вверх.
Затем послышался лязг и скрежет, словно кто-то скреб гигантским гвоздем по гигантской же грифельной доске, и огромная дверь распахнулась. На пороге появился старик, облаченный во фрак. В руках он держал фонарь.
– Граф фон Лютценземмерн рад приветствовать вас в своих владениях, – возвестил уже знакомый голос. – Войдите же в мой замок по доброй воле и без страха.
– Без с-страха? – уточнил Уолтер, несколько напуганный столь замысловатым приветствием.
– Без страха. Не знаю, что вам наболтали в деревне, но в замке совершенно безопасно. Если вы насчет парадной лестницы, так ее почти починили.
Сглотнув, Уолтер поклонился и пожал костлявую руку графа.
– Уже полночь, мои люди давным-давно храпят в постелях. Дайте-ка я вам помогу.
Несмотря на протесты гостя, граф подхватил его саквояж и повел Уолтера вглубь замка.
Уже в который раз за эту ночь англичанин насторожился. Сомнительно, чтобы среди слуг такого знатного семейства не нашлось какой-нибудь замухрышки – ну там помощницы младшей горничной, – которая вышла бы принять плащи господ, а после проводить их в покои. Разве может надменный карпатский магнат сам освещать дорогу гостю, да еще и нести его багаж со сноровкой профессионального грузчика? Да, профессионального. Уж слишком ловко все у него получалось. Уолтер решил, что дело нечисто.
Погруженный в размышления, англичанин даже не заметил, как они вошли в просторную залу с длинным столом, накрытым на одну персону. Объяснив, что уже пообедал и никогда не ужинает, граф предложил гостю приняться за еду, а сам уселся в кресло возле камина.