— Несколько минут тому назад, — сказал он, — по радио объявили, что Бостон уничтожен прямым попаданием атомной бомбы. А вы прекрасно понимаете, к чему это приведет. Я включаю рубильник и не дотронусь до него, пока не смогу убедиться, что мы в безопасности. — Он не стал говорить, что убедиться в этом невозможно. — Мы не можем никому помочь — слишком поздно. Спастись самим — вот единственный выход.
Он вздохнул.
— Простите, что свалился вам как снег на голову, но теперь вы понимаете почему. Я ведь не прошу, чтобы вы дали согласие выйти за меня сию минуту. Подумайте, осмотритесь, рассейте свои сомнения. Дайте мне возможность поухаживать за вами, открыть свои чувства. Только останьтесь. — Он улыбнулся. — Я люблю вас, Мира.
Внезапно она встала со стула, посмотрела на него невидящим взглядом, повернулась и, как слепая, пошла к двери.
— Мира! — вскрикнул он и, выбежав из-за стола, кинулся к ней.
Он догнал ее у двери, но она подняла руку, удерживая его. На лице у нее вновь появилось безмятежное выражение.
— Я должна идти, доктор, — спокойно сказала она. — Когда-то я закончила курсы медсестер и хоть чем-то смогу помочь.
— Но, Мира, подумайте, чем это грозит. Ведь люди превратятся в диких зверей. Их ждет мучительная смерть. Я слишком люблю вас. Мира, и хочу избавить от такой участи. Останьтесь.
Неожиданно она улыбнулась.
— Прощайте, доктор Браден. Боюсь, мне придется погибнуть вместе с остальными дикими зверьми. Такая уж я сумасшедшая.
И дверь за ней закрылась. Из окна он видел, как она сошла со ступенек и побежала, едва очутилась на улице.
В небе послышался рев реактивных самолетов. Возможно, подумал он, пока еще это наши. А может, и нет. Вдруг о его лаборатории стало известно, и они решили первым делом разбомбить Кливленд? Он быстро подбежал к рубильнику и включил его.
За окном, в двадцати футах, возникла серая мгла. Снаружи не доносилось ни звука. Он вышел из дома и уставился на безликое силовое поле, простирающееся на сорок футов в высоту и восемьдесят в ширину. И он знал, что оно уходит на сорок футов вниз, представляя собой идеальную сферу. Никакая сила не могла уничтожить его сверху, ни один червяк не мог проникнуть из-под земли.
Тридцать лет.
Не так уж плохо ему жилось все эти тридцать лет. Он много читал, а любимые книги знал почти наизусть. Он ставил эксперименты, хотя последние семь лет, после шестидесяти, постепенно потерял интерес к науке. Да и зачем дикарям усовершенствования в электронике, если они, скорее всего, не помнят, что такое радио.
И тем не менее он работал и сохранил свой разум, хоть и не изведал счастья.
Он сделал шаг к окну и вгляделся в серую мглу в двадцати футах от него. Если бы можно было хоть на секунду заглянуть в мир и убедиться в своей правоте, а потом опять включить защиту. Невозможно.
Он подошел к рубильнику и уставился на него. Затем внезапно рванул его на себя и побежал к окну. Серая мгла растаяла, и невероятная картина представилась его взору.
Не тот Кливленд, который он знал, а прекрасный, не поддающийся описанию, новый город. Вместо улицы — широкий бульвар. Красивые здания причудливой, незнакомой ему архитектуры. Зеленая трава, цветущие деревья... Что произошло, как это могло быть? Атомная война должна была все уничтожить, и не могло человечество возродиться так быстро. Нелепость. И куда подевались люди?
Как бы в ответ на его вопрос по бульвару промчался автомобиль. Автомобиль? Он никогда не видел ничего подобного. Колеса, казалось, едва касались земли. За рулем сидел мужчина, рядом с ним, на переднем сиденье, женщина. Оба были молоды и красивы.
Внезапно мужчина повернулся в его сторону, и машина мгновенно остановилась. Именно мгновенно, если учесть, с какой скоростью они ехали. Ну конечно, подумал Браден. Сколько раз они проезжали мимо и не видели ничего, кроме серого купола, а сейчас он исчез.