В конце концов, ничего страшного не происходит. Их не грабят, не убивают, самурайской чести урона не наносят. Есть все основания надеяться, что того и другого удастся избежать в дальнейшем. Какие, спросите, к этому основания? А такие, что если хотели бы поубивать да пограбить, то не стали бы откладывать это увлекательное дело на потом. Ни к чему городить огород с турпоездками на Окинаву. "Хорошо, но ведь зачем-то им понадобилось конвоировать нас на Окинаву, к этому своему главе ордена, папаше Хаси или как там его? – сам себя спросил Артем и сам себе же ответил: – Не исключено, что сынок просто побоялся самостоятельно принимать столь ответственное решение. Он ведь не заурядного купчишку заловил, а императорского посла. Тут как бы крупных неприятностей не огрести. Почему тогда он просто не отпустил корабль на все четыре стороны? Так это еще проще. Жадность. Обыкновенная человеческая жадность. Этот парень волчьим пиратским нюхом чует жирную добычу, упускать ее – жаба душит. Но на корабле сидит посол императора, а это, как уже сказано, чревато международными осложнениями. Вот наш пират и надумал: а ну его, пусть, мол, батька решает. А что, вполне приемлемая версия".
Маячить на палубе, путаться под ногами у матросов и пиратов было ни к чему, и Артем направился в кормовую надстройку. Следом за ним туда же перебрались и все остальные члены посольства, кроме Такамори. Вероятно, он решил последить за окинавцами.
В бамбуковой постройке стоял полумрак. Никто, разумеется, вскинувшись со сна, и не подумал снимать с оконных проемов соломенные завесы. Да и сейчас заниматься этим было ни к чему. Или вы хотите лучше видеть знакомые лица? Да и так понятно, что лица у всех сейчас мрачные и напряженные. Может, вам хочется вовремя заметить окинавского пирата, вздумавшего подслушивать разговоры, пристроившись возле оконного проема? А что помешает тем же окинавцам сколько влезет слушать разговоры, прижавшись к любой из стен надстройки, сквозь ничем не заделанные щели между бамбуковыми стеблями? Если уж речь зайдет о вещах потаенных, лишних для посторонних ушей, то следует вовремя перейти на шепот и по возможности объясняться иносказательно.
Артем присел возле судового хибати, на котором готовили корабельные обеды, а на ночь, накрыв решеткой, вносили внутрь надстройки, чтобы угли здесь отдавали тепло, обвел взглядом людей, рассаживающихся кругом.
– Ну-у, – протянул он. – И какие будут соображения, дражайшие мои? Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит? Что это за люди такие? Кто-нибудь слышал об этом проклятом роде Сюнтэн? А об Окинаве этой кто-нибудь что-нибудь толком знает? Чего нам там ждать, зачем нас туда тащат? Говорите кто что знает.
– Плохо, плохо! Окинава – совсем плохо! – Купец-китаец обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону.
Он сидел не за столом с самураями, а у стены пристройки, как и капитан.
– Правильного закона нет. Единого закона совсем нет. Каждый князь свой закон пишет. Хочет князь забрать все – берет все. Хочет корабль в придачу – берет. Хочет выкуп брать – выкуп берет. Я совсем пропал, товар весь заберут, а больше ничего у меня нет.
– Хватит ныть, китаец, а то я заткну твой рот! – Садато, сидящий с прямой спиной, хоть линейку прикладывай, стукнул кулаком по колену. – Наши мечи с нами. Будь я проклят, если не прихвачу с собой хотя бы пятерых. Пусть только господин посол прикажет!
– Т-с-с! – Артем сперва приложил палец к губам, потом показал на стены. – Рядом могут быть чужие уши. Давайте говорить тихо, а о важном – только шепотом и никак иначе.
– Полагаю, нет причин хвататься за мечи, отец, – это заговорила Ацухимэ, которая уже давно выбила себе право в их узком кругу говорить на равных с самураями. Прямо скажем, произошло это при попустительстве и даже, может быть, прямом содействии некоего циркача, не слишком ревностно чтившего некоторые самурайские правила.– На Окинаве слишком хорошо помнят воинов Тайра. Вот почему!..
То ли заметив в полутьме недоумение на лице Артема, то ли просто сообразив, что ее слова требуют пояснения, она добавила:
– В эпоху Нидзё от пиратов совсем не стало житья. Источником заразы была Окинава. Тогда император повелел дому Тайра, известному своими подвигами на море, покончить с разбойниками. На Окинаве высадились воины Тайра. Они разбили разбойничье гнездо самого могущественного и опасного в то время окинавского клана Ро Рю Ко, сожгли все их корабли и все дома на побережье, но глава клана с сыновьями сумел сбежать от самурайских мечей в глубь острова. Тогда Тайра послал к каждому из вождей других окинавских кланов своих самураев и велел им передать вот что. Или они разыщут и выдадут сбежавшего и где-то прячущегося Ро Рю Ко с сыновьями и присягнут на вечную верность императорскому дому, или со всеми кланами будет то же самое, что и с кланом Ро Рю Ко. Вожди рассудили так: "Наверное, мы можем, соединив силы, покончить с воинами Тайра, но император и дом Тайра не простят этого. Придут новые воины, большим числом, и истребят всех поголовно". Недолго прождал Тайра, и вожди принесли ему головы вождя клана Ро Рю Ко и его сыновей. Затем вожди отправились вместе с Тайра в Хэйан, где принесли клятву в вечной верности императорскому дому Ямато. Они поклялись не трогать корабли Ямато, а также корабли, идущие в Ямато и из Ямато. С тех пор окинавцы исправно платят установленную дань и очень боятся хоть чем-то прогневать императора. Посему я уверена, что послу императора на Окинаве ничто не может угрожать.
Ацухимэ замолчала, тогда ее брат поставил на стол флягу из тыквы, из которой только что жадно пил, и заговорил:
– Спасибо, сестра. – Хидейоши сопроводил эти слова легким наклоном головы. – Твое знание легенд о подвигах великих воинов прошлого всегда потрясало меня. Я всегда завидовал твоей памяти. Но твоя легенда неверно освещает некоторые вопросы. Начну с того, что окинавские вожди стали платить дань Ямато еще в эпоху Момму. Да и китайскому императору они стали платить в это же время.
К тому, что собирался сказать Хидейоши, следовало прислушаться со всем вниманием. Как-никак он служил у сиккэна, второго лица в стране Ямато, стало быть, находился в самой гуще государственных дел, к которым, безусловно, принадлежали и отношения с Утина.
– Окинавцы платили дань более-менее в срок, но при этом продолжали вовсю промышлять морским разбоем. Разбойничьи аппетиты не знают удержу, потому окинавских вако приходилось время от времени вразумлять мечом. Легенда, рассказанная моей сестрой, – всего лишь эпизод вразумления утинантю, пусть и один из самых известных. Чуть притихнув на время, они опять брались за свое. Многое изменилось, когда на Окинаве высадился Минамото Тамэтомо, которого упомянул этот молодой вако, хвалясь своими предками. Минамото бежал на Окинаву после того, как был наголову разбит в одном из сражений на Хонсю. Он и его уцелевшие воины нашли приют у одного из окинавских вождей. Вскоре Минамото женился на дочери вождя, стал править вместе с ним и подминать под себя один окинавский клан за другим. Дело Минамото Тамэтомо завершил его сын, который стал единоличным правителем Утина. Он правил под именем Сонтон – молодой вако называл его Сюнтэн. После смерти Сонтона трое его сыновей поделили Окинаву на три удела, и каждый из них стал вождем на своей земле. Видимо, отец этого Кусанку – как раз один из сыновей Сонтона. Разумеется, я не помню их имен. Вот почему я скажу то же, что и сестра. Ни один из сыновей Сонтона не осмелится причинить вреда послу императора Ямато хотя бы потому, что сыновья эти друг друга ненавидят, друг друга опасаются и друг за другом следят, подсылая шпионов. О том, что у одного из них появился посол императора, очень быстро станет известно двум другим сыновьям. Если вдруг с послом что-то случится, Тони обязательно об этом узнают.
– Ясно, – понятливо кивнул Артем. – Двое сынишек не упустят момента, срочно накатают донос в Киото, попросят прислать карательное войско и сами с удовольствием к этому войску присоединятся. Поэтому Хаси – так, кажется, зовут отца нашего пирата – не станет так глупо подставляться. Да вообще зачем ему, правителю одной трети Окинавы, причинять вред послу Ямато? Ни одной вразумительной причины этого я не вижу. Но тогда тем более непонятно, что происходит. Зачем пиратам тащить нас на Окинаву?
Артем покосился на капитана, чье лицо выражало крайнюю степень нетерпения, какая бывает у людей, которым очень хочется в туалет, но они вынуждены терпеть, сидеть на месте и кого-то слушать. Господин посол не позволил капитану говорить, потому что хотел говорить Хидейоши. Негоже было давать слово китайцу-капитану вперед самурая высокого ранга.
– Ты не дал мне договорить, Ямомото, – чуток попенял Артему Хидейоши. – Я как раз и собирался сказать, что нужно этому молодому вако. Он хотел ограбить судно, узнал, что на борту находится посол, и передумал. "А дай-ка, – решил он, – отвезу-ка я этого посла к себе. Отец потом извинится, задобрит его подарками. Посол погостит день-другой и оправится дальше. Что узнают другие кланы от своих шпионов? У нас в гостях побывал посол императора Ямато, а к ним не заехал. Другие сыновья Сонтона решат, что император Ямато особо отмечает именно этот клан. После чего они десять раз подумают, прежде чем замышлять что-то против него".
– Тогда молодой окинавец глуп как обезьяний хвост. Он не понимает, что делает, – сказал как отрезал Кумазава-старший. – Он получит свое сперва от отца, потом от императора.
– Я слышала, окинавцы торгуют людьми, – раздался вдруг голос Омицу, сидевшей возле раненого Абуэ. – Теми, кого они берут в плен, нападая на прибрежные города и деревни. Это так?