У тебя власть над оборотнями, у меня своя отдельная планета, имеющая власть над империей, – как такое перетерпеть? Лесной хозяин с отбытием сэра Сериоги тоже обрадовался и тут же переключился на свои любимые козни против КПСС…
– Так это он? – со значением переспросил Герослав. – Слышал я, что кто-то этой Комиссии по сетевому спасению доступ в наш мир перекрыл, но не думал, что он…
– И напрасно. Он у нас первый противник чужаков. И даже я не знаю, кто тут прав, а кто виноват.
Те, кто борется с чумой прогресса ради сохранения стабильного покоя в Нибелунгии, или те, кто ратует за дерные шаги вперед. В общем, ладно. Это все большой политик, дружище Герослав… а нам пока нужно думать о малой. Как говорится, кривая дорога лучше прямой трясины… Глянь, как все прекрасно, – весомые фигуры отвлечены своими заботами, сам сэр Сериога, надо полагать, уже успел соскучиться по нашему миру.
– Думаешь… – вскинул брови оборотень. Однако в голосе у него не ощущалось ни вопроса, ни интереса. Он скорее соглашался, а не спрашивал.
– Думать мало, Герослав, – с легкой иронией сказал Эльфедра. – Надо знать. Юноша Сериога, как я помню, в каждом своем действии был на редкость простодушен. И добросердечен. Явно из пешек своего мира, ибо главные фигуры во всех мирах с пеленок учатся совершенно другому отношению к простым людям – это аксиома…
– А может, они там все такие? – с насмешкой заметил оборотень.
Однако помимо насмешки в голосе прозвучало что-то похожее на надежду. Даже очень похожее…
Король Эльфедра удивленно приподнял и без того высокие брови.
– Староват ты для мечтательства, Герослав. Веришь в Хрустальный Мир [3] , да? Однако туда, по словам менестрелей и прочих болтунов, пускают только чистых душой, прямо-таки девственно прозрачных – что помыслами, что прочим. А где уж нам в наши годы блюсти себя в подобной роскоши. Особенно тебе, после всех твоих прав первой ночи, гм…
Оборотень не издал ни звука. Только опустил глаза и с преувеличенным вниманием начал разглядывать носок собственного сапога из потертой, в рыжих подпалинах черной кожи.
– Но в любом случае родина нашего Сериоги – отнюдь не Хрустальный Мир, Герослав. Ухватки у него, уж извини, совсем не те. Не из счастливого детства, за которым следует не менее самодовольная юность… Оно, счастливое детство, почему-то вечно порождает людей слегка бесчувственных, не понимающих, что такое горе людское, что такое нужда… Их, как правило, требуется в это дерьмо по самую макушку окунуть, чтобы до них наконец дошло: ах-ах, как это ужасно. Да и после они отнюдь не кидаются помогать направо и налево всем сирым и болезным. Вместо этого тут же принимаются громко канючить: хочу к маме-папе, на безоблачную родину… А наш Сериога, совсем напротив, уж такой сердобольненький, такой чувствительный… И назад не просился, исходя горючими слезами. Не-эт, на родине сэра Сериоги все совсем не так прекрасно, как ты тут себе наизображал. Да и вообще, Герослав, нету во Вселенной миров, где люди не делились бы на первых и второстепенных, это уж я тебе говорю как эльф, король… да и просто как разумное существо. Итак, повторюсь – сэр Сериога в своем мире не из столпов общества, так что сейчас он снова сидит в своей луже, наверняка не слишком высоко расположенной по склону тамошней общественной горки, хлебает там свою прежнюю кислую похлебку, морщась и давясь… И наверняка успел уже соскучиться по нашему миру. А также по своему титулу в нем, по своей обожаемой Клоти… Кстати, а с чего она запила?
Герослав хмыкнул, покачал в воздухе одной ногой:
– И откуда ты всегда все знаешь?
Король эльфов довольно гукнул, прошелся по комнате, выбрал кресло поразлапистее, с размаху опустился в него под протестующий скрип пружин:
– Заходил тут на днях под видом человека в один здешний трактир, так там мне попалась такая замечательная служанка… И разговорчивая, просто страсть!
– Староват ты таскаться за служанками, Эльфедра, – с ехидством подметил его собеседник.