И барон стал трогать, гладить и мять тело стоящей неподвижно Эльгиты. Его руки были везде – гладили грудь, живот, бёдра, но особенно его взволновали ягодицы девушки.
– Ты посмотри, какие идеальные полушария, – снова обратился он к слуге. – О, как сладко мне будет погрузиться между ними. Ну, давай же, Реми, начинай, я сгораю от нетерпения.
Оба мужчины быстро сбросили с себя одежду и предстали перед ошеломлённой Эльгитой. Реми показал себя во всей красе мужского возбуждения, его вздыбленный орган был огромен и нетерпеливо пульсировал. Барон же стоял с вяло свисающим безжизненным отростком. Но глаза его горели похотью. Вдвоём они завалили девушку на кровать и стали в четыре руки трогать и ощупывать её тело. Барон, тихонько постанывал, просунув руку между бёдрами девушки, и вдруг углубился в её тело. Он стонал, закрыв глаза, и жадно двигал рукой, погружаясь всё глубже.
– Она девственна, Реми, – с восторгом прошептал он. – Давай же, порви для меня эту преграду.
Реми не нужно было повторять дважды, он и так весь дрожал от нетерпения. Он быстро подмял под себя окаменевшее тело и рванулся в его тёплую глубину. Преграду пробил сразу и, не слушая воплей девушки, бешено задвигался в ней, торопясь получить свою долю наслаждения. Барон крутился рядом, трогая, щупая и потихоньку возбуждаясь.
– Всё, кажется я готов, – прокричал он слуге. – Пусти меня, Реми.
Превозмогая себя, слуга оторвался от такого сладкого тела и уступил место хозяину, который тут же навалился на девушку, всадил в неё своё маленькое, но восставшее, наконец, мужское достоинство, и задёргался на девичьем теле, блаженно постанывая. Реми стоял рядом, жадно облизываясь. Он ждал своей очереди, чтобы закончить начатое, – восставший орган причинял ему боль, и он мечтал разрядиться. Наконец барон с громким всхлипом скатился с тела девушки. Не обращая внимания на испачкавшую его кровь, он блаженно раскинулся на постели, с интересом наблюдая, как Реми завершает свою работу. Тому не было удержу, и он снова и снова врывался в лежащее под ним тело, рыча от удовольствия. Наконец и он скатился с девушки, тяжело дыша, но удовлетворённо улыбаясь.
– Это было великолепно, Реми, – сказал ему господин. – Мы отлично справились. Придётся задержаться здесь на один лишний день. Я ещё не получил полного удовольствия. Завтра ты приготовишь мне напиток, и я вскрою её ворота Содома. О! Какое это будет наслаждение!
– Осторожно, господин, – предостерёг его слуга, – вы же знаете, что этот напиток опасен для здоровья, а вы принимали его совсем недавно в том маленьком домике, помните?
– Я ни за что не откажусь от такого удовольствия, Реми, – твёрдо заявил господин. – Сейчас обмой её, и пусть поспит немного. А ты готовь меня к завтрашним подвигам. С утра и начнём.
Эльгита в ужасе слушала эти разговоры. На неё никто и внимания не обращал, вроде и не человек она. Брали только её тело, как неживую куклу. Ни один из мужчин не сказал ей ни слова за время этого мучительного для неё действа. И её не собирались выпускать отсюда. Отец отдал её на растерзание этим двоим, отдал собственными руками. Выпусти они её отсюда, она бы сбежала, куда глаза глядят. Но нет, она была в плену, и ей не выбраться из этой западни.
Реми был готов выполнить приказание хозяина, но его ненасытная плоть вновь зашевелилась, как только он коснулся мокрой тряпочкой бёдер девушки. Он вопросительно взглянул на хозяина, но тот лишь безразлично махнул рукой – делай, мол, что хочешь. И слуга, к ужасу Эльгиты, снова зверем накинулся на неё, не обращая никакого внимания на крики боли. Он просто зажал ей одной рукой рот, продолжая грубо двигаться в её теле, подвывая от наслаждения. Эльгите казалось, что её тело рвут на части. Боль была настолько сильной, что она потеряла сознание.
Когда девушка пришла в себя, она была одна в комнате. За окнами уже стемнело. Никто не пришёл к ней, никто не принёс ей поесть. Эльгита попыталась встать на ноги, но снова упала на постель, сражённая болью. Ей казалось, что её тело это одна сплошная рана, и боль никогда уже не отпустит её. Она отвернулась к стене и горько заплакала. Слишком дорогой оказалась цена, которую ей приходится платить за благополучие семьи. Выплакав все слёзы, девушка снова уснула и спала до самого утра. Она не слышала, как в комнату вернулся барон, как лёг рядом с ней, как трогал измученное тело, плотоядно улыбаясь.
Пробуждение Эльгиты было тяжёлым. Всё тело болело, каждый кусочек его просил о покое. Но покоя ей никто не обещал.
– Очень хорошо, что ты проснулась, девушка, – бодро приветствовал её барон. – Вчера ты подарила мне огромное наслаждение. Сегодня подаришь ещё большее.
Эльгита застонала от страха и отчаяния.
– О, не бойся, красавица, – он криво улыбнулся, – сегодня никто тебя не станет трогать там, где вчера. Не звери же мы, в самом деле. Сегодня я буду лакомиться твоей очаровательной задницей, она просто сводит меня с ума.
– Нет, – вскрикнула перепуганная девушка, – нет, я не могу.
– Да, – холодно сказал барон, – и не пытайся испортить мне удовольствие. Я этого не потерплю. Я уже почти подготовился. Сейчас придёт Реми, и начнём. Возможно, сегодня тебе понравится.
Барон довольно рассмеялся, а Эльгита снова заплакала. В эту минуту она больше всего на свете хотела умереть и ничего уже не чувствовать.
Вскоре пришёл Реми. Он был свеж и деятелен. Дал хозяину выпить какой-то напиток из маленького сосуда, и быстро скинул с себя одежду. Помог раздеться хозяину. Тот не торопился, растягивая предвкушение столь любимого им удовольствия. Потом с помощью Реми поставил Эльгиту на колени спиной к себе, наклонил её вперёд и начал ласкать её ягодицы. На этот раз он даже снизошёл до того, что целовал их, приговаривая:
– Как же я люблю вас, райские яблочки. Между ваших полушарий скрыта бездна блаженства, и я сейчас выпью его без остатка.
Он говорил и говорил, а руки становились всё жёстче, поцелуи стали похожи на укусы. Барон входил в состояние дикого возбуждения, когда ничего человеческого уже не остаётся в душе. Накалившись до крайней точки, он, наконец, ворвался в столь желанный проход и на этот раз его орган был твёрд и упруг. Девушка закричала от боли, но барон подал знак, и услужливый Реми закрыл ей рот рукой. А барон самозабвенно отдавался любимому наслаждению, демонстрируя небывалую мужскую силу – напиток Реми работал самым чудодейственным образом. Наконец барон всхлипнул последний раз и покинул тело своей жертвы. Реми мгновенно занял его место и ещё несколько минут рвал, казалось, на части истерзанное тело. Он был груб и даже жесток. Казалось, что мучения жертвы лишь усиливают его похоть. Эльгита затихла, и, закусив губы, молча ожидала окончания нестерпимой муки. На этот раз она не потеряла сознания и очень об этом сожалела. Когда удовлетворённые гости покинули её, она упала на постель и затихла, стараясь превозмочь боль.
Так и лежала девушка, находясь на грани сознания, когда в комнату проскользнула старая няня Мег. Она уже была, видимо, введена в курс дела, потому что сразу стала приводить девушку в чувство. Дала ей выпить что-то горькое на вкус. Потом тщательно обтёрла всё тело влажной тряпочкой и поменяла простынь. Надела на Эльгиту сорочку и накормила её чем-то лёгким. Снова дала выпить какую-то настойку, и девушка, наконец, провалилась в глубокий сон. Так провела она несколько дней. К ней приходила только старая Мег, делала, что положено, и уходила. Ни мать, ни отец ни разу не заглянули к ней.
Дней через семь Эльгита начала вставать, потом потихоньку выходить в сад, где гуляла в одиночестве. Сёстрам, как она узнала потом, сказали, что она заболела какой-то тяжёлой и опасной болезнью, от которой можно умереть, и они обходили её десятой дорогой. Родители тоже сторонились её, и девушка чувствовала себя прокажённой. Это было вдвойне обидно – ведь она вынесла ради них такие муки, а в благодарность даже тёплого слова не услышала. Полное восстановление затянулось чуть ли не на месяц. Эльгита была уже на пути к выздоровлению, когда получила ещё один удар, оправиться от которого было очень трудно.
Однажды ночью девушка проснулась от того, что чьи-то руки шарили по её телу, жадно ощупывая. Она открыла глаза и с ужасом увидела, что над ней склонился отец. Девушка вскрикнула, но тан закрыл ей рот рукой.
– Молчи, девочка, – лихорадочно зашептал он. – Молчи, и дай мне получить наивысшее наслаждение.
Отец навалился на неё всем своим большим телом, и жадно ворвался в её жаркое лоно. Он был неутомим, стонал и рычал, и казалось, готов разорвать её тело на части в поисках наивысшего пика наслаждения. Наконец он затих, упав на неё, и ещё долго лежал, восстанавливая дыхание. Потом приподнялся.
– Барон был прав, дочка, – сказал уже более спокойно, – твоё тело источник сказочного наслаждения. И я как отец, породивший тебя, имею полное право им пользоваться, когда и сколько хочу. Как жаль, что я не понимал этого раньше, и не я взял твою невинность. Это было бы сказочно прекрасно. Но и теперь я тобой доволен, дочь. Ты дала мне усладу, какой я не знал раньше. И будешь ублажать меня теперь, как надлежит послушной и покорной дочери. Я хочу отведать ещё одно удовольствие, мне незнакомое. Барон сказал, что это просто райское наслаждение. А добрый Реми оставил мне бутылочку напитка, от которого я становлюсь сильным как в двадцать лет. Ты же сама видела. Я рад, дочка, очень рад и даже счастлив. Я полностью удовлетворён. Твоя мать никогда не дарила мне такого удовольствия.
Отец поднялся с постели и оделся. С сожалением взглянул на притихшую от потрясения и потерявшую дар речи девушку.