[17] Всё наше, – он даже кашлянул, – как со склада. И ещё си-си. [18] Хоть залейся.
Действительно, бойцы, не смущаясь присутствием мёртвых тел, отхлебывали шипучку из буржуазных банок и грызли галеты из отечественного НЗ. На войне поневоле становишься философом – кому жизнь, кому смерть. А чтобы жить, нужно есть и пить…
– Си-си – это славно, – подошел Наливайко, принял баночку из солдатских рук, с шипением открыл. – Хоть от жажды не помрём…
Тёплая си-си пенилась и была похожа на напиток «Буратино».
– Значит, так, – Песцов тоже взял шипучки, жадно отпил, – набиваем рожки, снаряжаем ленты агээса, готовимся к бою. Духи отсюда в пятнадцати верстах – взяли в оборот нашу колонну. А на помощь воздухом надеяться нам нечего: похоже, начинается конкретный сложняк. [19] Так что вперёд, славяне.
– Есть вперёд, товарищ старший лейтенант, – вразнобой отвечали славяне и отхлебнули ещё си-си.
Всё, что надо, они уже снарядили и забили и только потом взялись за лимонад. Ибо были не дурее своих отцов-командиров и знали: на войне, чтобы жить, нужно убивать…
А погода, как и было обещано, портилась – налетел ветер-«афганец», закрутил пыль столбом, пригнал слоистые плотные облака.
– Ну всё, поехали, давай веди, Ваня, – усадил Песцов за руль обрадовавшегося Наливайко, сам устроился рядом баюкать раненую руку, «Датсун» со скрежетом тронулся, попылил дальше.
Было сумрачно, угрюмо и очень неуютно, казалось, со склонов вот-вот спустятся недобрые духи гор… Однако в урочный момент с горных вершин спустились вовсе не духи – сверху, приказывая остановиться, резанули из акээма, а справа из-за россыпи камней выскочила фигура с РПК [20] и, прошив очередью воздух над кабиной, страшно заорала по-русски:
– А ну, сука, бля, стоять! Я Котовский!
Наши!
– Тормозить? – глянул Наливайко на Семёна, тот, недобро щурясь, кивнул и, когда машина, скрипнув тормозами, встала, резко распахнул дверь:
– Котовский, говоришь? А я старший лейтенант Песцов. Ну-ка ко мне.
Смотрелась фигура колоритно. Куртка-«пакистанка» [21] на искусственном меху, пятнистые штаны от казээса, [22] новенькие «кимры» [23] и кепка-«плевок». [24] Довершал антураж пулемёт РПК с обшарпанным от пережитого стволом. Однако, подойдя, соотечественник доброжелательно выдал сквозь зубы:
– Воздушно-десантные войска. Разведрота. Старший сержант Краев, мудак…
Закопчённое лицо было слева покрыто кровью, правый глаз подёргивался, как видно от контузии. А говорил Краев не спеша, очень задумчиво, как бы прислушиваясь к внутренним голосам. Их, этих голосов, чувствовалось, изрядно звенело у него в башке.
– Значит, говоришь, не Котовский, а мудак? – вяло удивился Песцов. – Это почему ж?
– Потому что гражданин. [25] – Сержант снова сплюнул, коротко зевнул, помотал головой. – Сходил напоследок на войну. [26]
– Здравия желаю… Прапорщик Неделин, воздушно-десантные войска, [27] – сошёл с горы усатый детина в «песочнике», поставил на предохранитель АКМС, [28] повесил на плечо. – Пардон, ошибочка вышла, думали, бачи [29] едут. Хотели в попутчики попроситься. А то набегались сегодня, хватит…
На страшном, окровавленном лице угадывались боль и обида.
– Пить хотите? – предложил Песцов и, не дожидась ответа, позвал: – Шестаков, си-си давай, упаковку.
– Есть си-си. – Шестаков принёс питьё, и Краев с Неделиным присосались к банкам – судорожно, хрипя, работая кадыками.
– Ну что, полегчало? – Песцов кликнул Неделина в кабину, опять вытащил «километровку». – Ну, показывай давай, рассказывай.
Краев между тем прикончил банку, икнул и, сдвинув блатную кепку на затылок, полез в барбухайку, на тюки.